Сокол на запястье - Страница 76
Никто не успел ничего сделать: царь оттолкнуть от себя жену, Аполлон зажать ей рот, а Гермес взмахнуть жезлом и вернуть ускользнувшую секунду назад. Слово сорвалось с губ царицы:
— …умереть вместо тебя. — Алкеста медленно опустилась на пол, точно вместе с голосом выдохнула и душу. Ее пальцы все еще сжимали ремешки на сандалиях Адмета, но спина согнулась так, словно в ней не было ни одной кости.
— Нет! — закричал, наконец пришедший в себя царь.
«Что я наделал!» — прикусил язык Аполлон.
— Я убью эту старую стерву! — Геракл, размахивая палицей, выскочил в сад.
По дороге он снес кипарисовую расписную колонну, выворотил косяк двери, растоптал гидрию и обрушился с побоями на ни в чем не повинный куст шиповника.
В это время во двор внесли крытые алым шелком носилки, а из них вышла румяная довольная Ферета, державшая подмышкой два мотка дорогой египетской материи, а на пальце моток бисера. Она ездила по лавкам и теперь в крайнем удивлении взирала на похоронные одежды слуг.
У Аполлона заломило затылок от нехорошего узнавания: за спиной старой царицы вспорхнула на ветку серая кукушка. Великая Мать снова посетила дом Адмета и подтолкнула его доверчивую жену к смерти. Неужели в наказание за то, что Алкеста отказалась выгнать Феба на улицу?
Лучник сжал кулаки. Ему были неведомы мотивы Трехликой. Но то, что всякий, кто оказывался добр к злополучному гиперборейцу, становился ее врагом, было ясно, как день.
Тело Алкесты, омытое и обряженное, должно было до утра оставаться в мегароне дворца. Слуги, окончательно сбитые с толку тем, что прощались с царем, а хоронить будут царицу, озабоченно сновали по дому.
Адмет рыдал у изголовья супруги.
— Я не поведу ее в Аид. — решительно сказал Гермес. — Пусть Танатос является за ней прямо сюда.
— А что, это мысль. — протянул Аполлон, критически разглядывая Геракла.
Тот, весь усыпанный землей от вывороченных розовых кустов, сидел в углу зала. Все знали, что гигант недолюбливает преисподней с тех пор, как его покусал трехглавый Кербер. Пса удалось присмирить и даже вылечить от бешенства — собственно, ради этого и понадобилось вытаскивать его из-под земли. Но вот Геракл перебалевал после этого сам и, говорят, не до конца поправился. Всякий, кто имел счастье наблюдать приступы его безумия и остаться в живых, с готовностью бы подтвердил, что без собачьей чумки тут не обошлось.
— Ты похож на свеклу. — сказал ему гипербореец. — Скажи-ка лучше, а что Танатос посильнее тебя будет?
— Меня-я?! — взревел Геркл, сжимая кулаки и надвигаясь на бога.
Адмет поднял на собравшихся бледное несчастное лицо, но так ничего и не смог выговорить.
— Потише. — пристыдил их Гермес. — Охота орать — идите на улицу.
— Меня?! Какой-то там подземный летун?
— Но у него львиная голова и когти. — деланно усомнился Аполлон.
— У меня тоже. — Геракл тряхнул шкурой нимейского льва, и она с грохотом железной кровли рухнула на пол.
Адмет вскочил и, зажимая руками уши, в слезах убежал в другую комнату.
— Слабо остаться здесь на ночь и подкараулить Танатоса? — самым невинным тоном осведомился лучник.
Вестник округлил от удивления глаза.
— Слушай… это, знаешь… я Танатоса видел только из-за реки… до сих пор волосы шевелятся. Они раз с Хароном играли в кости. Человеческие, между прочим. Харон поставил свой денежный ящик, куда ему кладут монетку за перевоз. Танатос — свой коготь. И продулся. Что было! Лету всю взбаламутили, пока дрались. Забытые души так в разные стороны и разлетались вместе с брызгами. А еще было…
Аполлон понял, что у Гермеса с перепугу началось словесное извержение.
— Так ты останешься?
— Если надо. — запнулся тот на середине фразы и стал, блудливыми глазами шарить по сторонам, ища Майю. В надежде, что она уведет его домой. Но нимфа давно удалилась, ее печалили грустные события, тем более если она ничем не могла помочь.
— А ты? — Феб требовательно обернулся к Гераклу.
— Я?! — снова взревел гигант.
— Ты только скрути эту бестию. — поторопился успокоить героя солнечный лучник. — А я пущу в него свою стрелу. И он не унесет душу Алкесты в Аид.
— Сделай раз в жизни доброе дело. — насел на бойца Гермес. — И тебе многое простится.
— Что, например? — Геракл думал, как камни катал. Он был не прочь вернуть другу жену. Хотя сам держался мнения, что жены — лишнее в отношениях между мужчинами. Однако ему хотелось послушать и посулы богов. Ведь всем известно, что Аполлон с Гермесом непревзойденные болтуны. Потому и держатся поодаль друг от друга — боятся сравнений. Какой случай свел их вместе? Любопытно подбить этих хлыщей на состязание в красноречии. — Так что я получу? — вслух спросил герой, укладывая дубину себе на колени и удобно устраивая на ней локти.
— Боги закроют глаза на твои выходки. — веско сказал Гермес. — Кто задушил змей Геры? Кто убил кифарой своего учителя музыки? Кто схватил немейского льва за хвост и сдернул с него шкуру, так что бедное животное с перепугу выпрыгнуло через собственную пасть? Кто заставил гидру запутаться в собственных головах и сдохнуть от удушья? Кто выпросил у Артемиды ее любимую лань с золотыми рогами, якобы для царя Эврисфея, и сожрал ее дорогой? Кто заново засрал конюшни Авгия в отместку за отказ платить по договору? Кто выдергал железным птицам перья из хвостов и забросал ими проплывающих аргонавтов? Кто надругался над критским быком, прежде чем доставить его в Микены?
— Жрицы из Лабиринта дразнили меня! — не выдержал Геракл. — Требовали, чтоб я показал свою мужскую силу! Думаете, легко было общипывать этих железных кур? Или загадить 300 локтей площади, на которую и кони-то потратили не меньше года?
— Это еще не все. — Аполлон перехватил инициативу у Гермеса. — Тебе предстоит, — величайший среди прорицателей закатил глаза, — обесчестить царицу амазонок. Убить царя Диомеда и скормить его мясо кобылицам. Оторвать Европу от Африки и каждой воткнуть в берег по каменному столбу. Выбить стрелой глаз Гелиосу, отнять у него золотой кубок и в нем разъезжать по океану. Напасть на старушек гесперид по дороге на базар и опрокинуть корзину с золотыми яблоками! Довольно? Или продолжать?
Геракл втянул голову в плечи.
— Есть еще что-то?
— Порядком. — кивнул лучник. — Скажу только, что венцом твоей созидательной деятельности будет убийство любимого орла Зевса. После чего Олимп дрогнет.
— Тебя низвергнут на самое дно. — запугивал героя Гермес. — Это уж точно!
— Но за что? — возопил гигант. — Я ведь убивал чудовищ по приказу богов!
— Но ведь тебе никто не приказывал поступать с ними с такой жестокостью. Ты еще в молодости показал свой зверский нрав, отрезав носы и уши сборщикам налогов царя Эгины.
— А чего они… налоги собирают? — огрызнулся Геракл. Он хотел выглядеть злым, но на самом деле был испуган. Если перед воротами в Аид ему предъявят подобный счет, Елисейских полей не видать!
— Твое место в пещерах тартара. — угадав мысли Геракла, отчеканил вестник. — Даже Асфоделиев луг с его вечным туманом и скукой для тебя слишком хорош.
Герой хлопал округлившимися от обиды глазами и прерывисто дышал.
«Эй, вестник, потише. — мысленно предупредил приятеля Аполлон. — У него сейчас начнется припадок».
— Я бы, конечно, мог помочь. — вняв совету Феба, Гермес заговорил мягче. — Ты же знаешь, я проводник. Мое дело, куда вести душу. Мне ничего не стоит пройти мимо тартара и свернуть на Елисейские поля. Или даже провести тебя к лодкам, которые отчаливают на Острова Блаженных. Там правит Кронос, и никакой Зевс, никакая Геро тебя не достанут.
На простодушном лице гиганта появилась надежда. Его нехитрые мыли были прозрачны для богов, как кусочки слюды.
— Но ты должен нам помочь. — закончил за вестника Аполлон. — Танатос — не шуточный противник. С ним не удастся поступить, как с критским быком. Так что? По рукам?
Насупившийся Геракл отбил протянутую ладонь Феба. Он чувствовал, что боги втравили его в какое-то скользкое дело, которое намереваются обтяпать чужими руками. А сами будут только сидеть в сторонке да наблюдать за дракой. Уж как он не любил небожителей! Ему-то самому было обещано бессмертие. Но лишь после череды подвигов, каждый из которых, оказывается вызывал гнев олимпийцев.