Сокол на запястье - Страница 2

Феб не любил змей. Его животными были волк и мышь, а мыши боятся гадов. При виде громадной уродливой головы Пифона, склоненной и чуть покачивавшейся из стороны в сторону, Аполлон испытал приступ ужаса, перешедший в гнев. Какая-то скользкая тварь пялилась на него и явно собиралась напасть, как только он закончит играть. Тут и волшебная мелодия показалась лучнику не такой уж прекрасной, и выдувавшая ее флейта перестала радовать руку своим гладким податливым телом.

Аполлон всего на миг оторвал губы от дырочки, и Змей тут же поднял голову и открыл глаза.

— Ах ты тварь! — рассердился гипербореец, сжал флейту в кулаке и, прежде чем Змей успел прошипеть что-либо в ответ, нанес дудкой удар ему в череп. А ольха — очень твердое дерево.

Священное животное издало слабый свистящий звук, точно выпуская между зубов душу, и навечно застыло на плоских камнях прогалины. Феб не рассчитал силы: как ни как он был богом. А Пифон — хоть и волшебная, но все-таки смертная тварь, рожденная Землей. Что от нее могло остаться, кроме праха?

Аполлон вытащил из черепа Змея осколок флейты. Он понимал, что совершил ужасное святотатство, за которое теперь придется платить. «Это моя месть,» — выдохнула флейта голосом Марсия.

Из святилища с воплем выбежала Пифия и, рыдая, пала на тело мертвого Змея. Она рвала на себе волосы, царапала ногтями лицо и колотила руками по земле.

Из уважения к ее горю Феб молчал минуты две, а потом, решив, что и так оказал какому-то бурдюку с мышами слишком много чести, тронул жрицу за плечо.

— Извини, женщина, — сказал он ей. — Я не хотел его смерти, но, убив Пифона, я теперь обязан закончить ритуал присвоения святилища и овладеть тобой. Так что прекрати дергаться и расставь ноги.

— Очень мило с твоей стороны, — отвечала Пифия, — и для меня это большая честь: все-таки не какой-нибудь пастух с горы, а настоящий бог. К несчастью, если я не окажу тебе достойного сопротивления, после того как ты убил священного Змея, Великая Мать разгневается на меня и примерно накажет. Так что я буду отбиваться от тебя до последнего и могу даже покалечить.

— Прискорбно слышать, — кивнул лучник. — У меня нет никакого желания входить с тобой в связь, женщина, пахнущая змеями. Тем более насильно. Но если я не завершу обряд по переходу святилища в новые — то есть в мои — руки, будет еще хуже. Прервется связь, некому станет сдерживать силу этого места. А она, поверь мне, велика. Поэтому я овладею тобой, даже если мне придется свернуть тебе шею.

— Тогда догони! — Пифия вскочила и прыжками понеслась по лавровой роще. Она пряталась за деревьями, петляла между кустами, а когда выбралась на открытое пространство, помчалась, как коза по камням.

Феб не стал ронять своего достоинства, гоняясь за какой-то чумазой замарашкой. Он снял с плеча лук, прицелился и всадил ей стрелу в икру левой ноги. Пифия всплеснула руками и грянулась оземь.

— Мать Гея, прими меня в свое лоно! Сделай меня невидимой! — кричала она, когда Феб разрывал на ней одежду.

Жрица действительно дралась и кусалась, пока могла. Но она отшибла себе кулаки, точно стуча по камню, и сломала зуб, пытаясь прокусить Аполлону плечо.

Когда все было окончено, лучник отскочил от нее с такой поспешностью, как будто это Пифия его держала.

— Жаль, — выдохнул Аполлон, вытирая расцарапанную щеку.

— Жаль, — повторила жрица. Воздух из ее груди выходил с хрипом.

Они сели на камни поодаль друг от друга и стали ожидать явления Трехликой богини. Ибо осквернение ее святилища не могло остаться безнаказанным.

Мать всего сущего явилась не сразу. Наверное, у нее было много дел в других местах. Но как только она с ними справилась, ее гнев уже ни что не могло отвести от головы провинившегося.

Как огромный столб пламени, она явилась из-под земли, взметнулась до самых небес и опустилась обратно уже в облике богини Преисподней с черным от гнева лицом.

— Ты убил моего Змея. Ты захватил святилище. Ты упрям и много о себе мнишь. — ее слова казались круглыми большими камнями, падавшими на плечи Феба с огромной высоты. — Я давно решила тебя проучить, а ты оказался настолько глуп, что, исполняя мои повеления, нарушил главный запрет: не касаться змей-прорицателей, ибо они есть пуповина, связывающая мир живых с утробой Матери-Преисподней.

Феб молчал, поскольку знал, что богиня сама привела его сюда, чтобы сделать то, что сейчас делала. Спираль его грехов на каждом новом витке закручивалась все туже.

— Искупать содеянное ты отправишься в изгнание, — продолжала Трехликая. — сроком на Великий Год я лишаю тебя силы бога, защиты бога, бессмертия бога. Ты собирался на север? — в ее голосе послышалась насмешка. — Ты поедешь туда, но не в Гиперборею. Там, где под покровом морских вод зияет вход в Преисподнюю, на берегах Понта Эвксинского, темной пучины с вечно неспокойным дном, живут мои стражницы, девы-амазонки. У них ты проведешь этот год.

Весь приговор Аполлон выслушал молча, глядя в лицо богини. Но последние слова повергли его в трепет.

— Смилуйся, Благая и Справедливая! Госпожа алой луны, пляшущая на костях! Как же я выживу год у твоих воительниц, если ты предписываешь им убивать мужчин, а меня лишаешь силы бога?

— Я оставляю тебе твою флейту, — отвечала она. — Разве не этого ты так долго хотел? — Великая Мать щелкнула пальцами, и осколки флейты, обагренные кровью Пифона, вновь соединились вместе. — Пока ты будешь играть, они тебя не тронут.

— Но не могу же я играть вечно! — взмолился Феб.

Образ богини уже таял в воздухе.

На Пифию она не обратила ни малейшего внимания. Пришлось Аполлону, прежде чем отправиться в путь, заново устроить прорицательницу в опустевшем святилище, у порога которого он зарыл Змея, и научить ее предсказывать будущее, надышавшись дымом от сжигаемых листьев лавра.

Отодвинув рукой ветку дикой яблони, Асандр увидел всадницу. Она спрыгнула с небольшой лохматой лошадки и потянула ее за повод к воде. Девушка была совсем молоденькой, не старше него самого, лет 15–16-ти на вид, но кто их тут разберет? Смуглая, с мягкими чертами лица она совсем не походила на гречанку. На ней были кожаные плотно облегающие штаны и такая же куртка, украшенная частыми медными бляшками, широкий наборный пояс с пристегнутым к нему коротким мечом, легкий лук и гарит для стрел за плечами. Голову украшал островерхий колпак на подобие тех, что дома, за морем, носят фригийцы, только у этого были длинные уши, шедшие вдоль щек и явно предназначенные для того, чтоб ими запахивать лицо. Незнакомка сплела венок из жестких степных цветов и водрузила его прямо на свою удивительную шапку.

Не обращая на Асандра внимания, всадница начала купать лошадь.

«Вот это да», — подумал юноша. Не прошло и недели, как он покинул Милет, и всего три дня служил в понтийском войске, а уже нос к носу столкнулся с амазонкой! Правду говорят, Киммерия — дом чудес!

Девушка явно видела его, но не предпринимала никакой попытки скрыться. Их разделяло неширокое русло Пантикапеи, садовой реки, огибавшей городок колонистов с севера. При желании оба могли преодолеть поток без особых усилий, но гостья почему-то не боялась молодого дозорного.

«Может быть, я выгляжу недостаточно грозно?» — испугался Асандр. Он и правда снял шлем и отстегнул меч, подъезжая к водопою. Жара стояла адская, юноша и сам намеревался окунуться, кто же мог знать, что под самыми городскими стенами бродят чужаки?

Молодой воин потянул коня за уздечку, словно рослый боевой жеребец мог подтвердить его собственный статус охранника здешних мест. Но всадница повела себя уж совсем странно. Она улыбнулась и дружелюбно помахала рукой.

— Привет! — у нее был очень мягкий выговор. — Ты один?

Асандр пришел в замешательство.