Сокол на запястье - Страница 12

Юноша осушил все, чувствуя, как силы возвращаются к нему, а память покидает.

Дальше он видел только блестящее, как молодая луна, тело Апатуры, на котором время от времени то изумрудным, то янтарным, то агатовым блеском вспыхивала чешуя. Она была прекрасна и устрашающа одновременно, так что волосы шевелились на голове. И юноша мог бы сойти с ума от страха, если б уже не сошел от вожделения.

Коленом он раздвинул две змеиных ноги Ану и почувствовал, как по бесконечному туннелю падает вглубь земли, к слабо мерцающим звездам.

* * * * *

Асандр разлепил тяжелые веки и уставился в потолок. Сквозь большую дыру под своды пещеры проникала ночь. Где-то гулко вздыхало море, ударяясь о подножие майской горы.

Юноша приподнялся на локте. И тут же вздрогнула, открыв глаза, прекрасная женщина, лежавшая рядом с ним. Ее взгляд был полон нежности.

— Как ты прекрасен, возлюбленный мой. — теплым грудным голосом произнесла она. — Как я счастлива, что этого свиного рыла больше нет здесь. Я стала Владычицей Апатура всего два года назад, и прежний Геракл достался мене от старой жрицы

Асандр вздохнул. Теперь, по прошествии половины ночи, его тревожили другие мысли.

— Госпожа моя, — как можно почтительнее обратился он к живому воплощению богини, — Я не знаю, как должен поступить.

Женщина сдвинула брови и вопросительно уставилась на него.

— Я бежал из скифского плена… — Асандр не знал, стоит ли ему продолжать, чувствуя возрастающее недовольство жрицы. Я служу архонту Пантикапея и обязан предупредить его о предательстве…

Мягкая, но сильная рука Владычицы Апатура сжала предплечье юноши, и тот ощутил, какие у нее холодные пальцы.

— Все мы служим Трехликой Матери. — сухо сказала она. — Ты ничего больше не должен. Оставь Гекатея его судьбе. Все, что с ним случится, уже предопределено.

Асандр подавленно молчал.

— Прости меня, — более мягким голосом произнесла жрица, — но я не только не позволю тебе отправиться к архонту, но и буду строго смотреть, чтобы ты не послал ему весть.

Юноша хотел возразить, но женщина нежно прижала палец к его губам.

— Даже не пытайся. — она потянулась на ложе и сладко зевнула, — А то мне придется наложить на тебя цепи, чтоб ничем не помешать исполнению планов богини.

Асандр сознавал себя в ловушке. Шелковые путы Владычицы Апатура давили не хуже ременных арканов степняков.

— Утешься, — жрица тонкими пальцами повернула его лицо и заставила смотреть на себя. — Если Великая Мать что-то отбирает в одной жизни, она ровно столько же отдает в другой. Все несчастья, которые выпадут Гекатею, отплатятся ему. Триединая ничего не забывает.

Женщина с силой притянула Асандра к себе, и он почти против желания, стал отвечать на ее поцелуи.

— Люби меня, мой прекрасный Торгетай, — шептала она, — Люби сейчас, пока я рядом. Я хочу зачать от тебя во славу Апатуры великое жертвенное дитя.

Касаясь ее коленей, Асандр чувствовал, как они холодны. Словно снова покрываются змеиной чешуей.

Жара стояла адская. Аж воздух гудел. Степь не дышала, выжженная солнцем. Особенно здесь, у вала. В конце осени такой зной грозил в одночасье смениться резкими холодами. Это пугало армию архонта, налегке выступившую в поход.

Кое-где над насыпью высились руины старых укреплений из базальтовых блоков. Теперь такие огромные камни никто бы не поднял. Говорят, их притащили сюда великаны. На одном из столбов было высечено грубое изображение Совы — древнего демона, преследовавшего мужчин.

И ворота, на которых красовалась ночная птица, и весь холм, увенчанный остатками стены, назывались Совиными. Они дальше других укреплений были выдвинуты на юг, словно вход в иное царство.

Веками остатки валов служили яблоком раздора между народами, кочевавшими по разные стороны от них. Ничего удивительного, что в один прекрасный день царица Тиргитао, озлобленная на архонта за предательство, решила нанести удар. Ей не казалось, что она бьет первой. Войны за валы были такими старыми, что каждый мог выставить к соседям кровавый счет.

Меотянки перешли незащищенные броды у Нимфея, сожгли город и, разделив войско на два рукава, двинулись к Пантикапею, чтоб отрезать армию эллинов от столицы и зажать на валах.

Делайсу выпало оборонять злополучный Совиный холм. Здесь и он сам, и его отряд гоплитов попали в подчинение к Асандру Большому, который сразу забрал все командование себе. Делайс ничем не выдал своего раздражения. Он понимал: Асандр опытный воин и сейчас не время меряться амбициями. Нужно было еще кое-как ободрить товарищей. О Совином ходила недобрая слава, и гоплиты шли туда неохотно. Говорили, земля здесь не благоволит мужчинам, и все, кто приходят сюда с оружием — гибнут. Правда или нет — сын архонта не знал, но еще с детства помнил: именно под этим холмом они с друзьями находили множество костяков с отрубленными кистями рук, целые ямы черепов, медные двойные топоры и костяные фигурки богинь с золотыми змеями в руках.

У Делайса было тридцать товарищей, тяжело вооруженных гоплитов с бронзовыми мечами и глазастыми шлемами, закрывавшими лицо. Их панцири поблескивали на солнце, и со стороны марширующие по пыльной дороге мужчины создавали впечатление несокрушимой мощи. Только находясь в их плотно сомкнутых рядах, можно было заметить, как они взмокли и отяжелели под своими кованными доспехами.

Вступая на холм, Делайс остро завидовал легковооруженным всадникам, гарцевавшим вдалеке надо рвом. Он знал, что первый удар придется именно по Совиным Воротам. Не даром гоплитов послали сюда — архонт хотел посмотреть, как его вспыльчивый сын удержит со своими воинами высоту.

Делайс намеревался устоять. Он был упрямцем. Единственное, что его смущало — позиция. Совиный холм мысом выдавался вперед, и, перейдя ров, всадницы Тиргитао легко могли отрезать его от остальной линии обороны.

Сын архонта еще никогда не видел меотянок в драке. Его юность пришлась на годы союза и дико было теперь стрелять в «своих». Между тем, именно этих кочевниц чаще других называли «амазонками». Говорили, он не сильно отличаются от обычных степняков. Правда, в бою покрепче и носят широкие пояса, почти полностью прикрывающие живот. Немаловажная предосторожность для женщины.

Еще говорили, они совершенно безжалостны. Как дикие кошки. Несутся, сметая все на своем пути, и впадают в боевое неистовство так, что не могут остановиться, пока не уничтожат все вокруг себя. В это Делайс верил — род истерики. А в сказки про выжженную грудь, чтоб удобнее было стрелять с седла — нет.

Однажды на пожаре он вытащил женщину, которой горящая балка упала прямо на грудь. Все раны у нее потом зажили, а эти нет. Загноились, и она через несколько дней умерла. Целая армия калек никогда не смогла бы выжить. А чтобы ничего не мешало стрелять с седла, хорошо отрезать лошади голову!

Когда на горизонте показалось серое облачко пыли, растянувшееся на многие стадии, а потом необозримый поток меотянок хлынул в долину перед рвом, молодой воин вдруг разом вспомнил все страшные истории, которыми его пугали с детства. «Спи, амазонкам отдам!» «Не будешь есть, амазонка стащит!» «Вырастешь слабенький, уведут за пролив. А там, знаешь, какие плохие люди живут!»

Сейчас эти плохие люди лавиной шли на валы, и только увидев армию Тиргитао вблизи, Делайс содрогнулся — такая огромная сила двигалась по степи. Тысячи две — не меньше. От топота их лошадей холм дрожал. На мгновение сыну архонта показалось, что вся эта необозримая рать катится на него.

За три дня ожидания они под руководством Асандра Большого успели хорошо укрепиться у ворот. Вкопать под уклоном остро отточенные бревна. Поставить легкие камнеметы. Как выводок сусликов, изрыть склон ямками, чтоб ноги лошадей проваливались и ломались на подступах.

Первую атаку они отбили почти играючи. Меотянки не ожидали такого отпора. Всадницы усыпали телами подножие Совиного холма, сбитые стрелами и камнями с вершины. До прямого боя было еще далеко, но и в нем гоплиты готовились показать масть. Они явно были подготовлены лучше, простых стражников стены. Из товарищей Делайса пострадало только двое — и то задетые стрелами. Их легкие раны перевязали, и Асандр был уверен, что завтра они снова будут сражаться.