Соглядатай (сборник) - Страница 7

– Что я могу тебе сказать? Он мой старый друг; с другой стороны, ты мог убедиться, что он не болтун.

– Нет, вот это нет… он не болтун, конечно.

– А что ты подумал? Что он пойдет и продаст меня? Чего ради? Ради денег? Думаю, он не такой дурак, чтобы увязнуть в этой истории еще глубже, чем ему уже пришлось. Ему хочется только одного: чтобы я уехал как можно скорее.

– У него такое лицо… Он не кажется… как бы это сказать? Он кажется неискренним.

– Да что ты выдумываешь! У него лицо врача, который немного переутомился, вот и все.

– Говорят…

– Ну да, говорят! Впрочем, про всех гинекологов в этой стране говорят то же самое или очень похожее. Но при чем тут наши дела?

– Да… конечно.

Пауза.

– Марша, тебе очень не хочется идти за моими бумагами?

– Ну почему же… Конечно, я думаю о том, что это не совсем… не совсем безопасно.

– Но не для тебя! Я нарочно не прошу об этом кого-нибудь из группы. Тебе они зла не причинят! Ты же знаешь, они не убивают просто так, кого попало, когда попало. За последние девять дней произошло девять убийств, по одному в день, в одно и то же время – между семью и восемью часами вечера, как будто они обязались быть пунктуальными. Я – вчерашняя жертва, и со мной, как они считают, вопрос решен. На сегодня они определили себе новую жертву, и это, разумеется, не ты, – скорее всего, это произойдет даже, не в нашем городе. И наконец, ты пойдешь ко мне в светлое время дня, когда ни у кого нет оснований бояться.

– Да, да… Конечно.

– Так ты пойдешь?

– Да, пойду… чтобы оказать тебе услугу… раз ты считаешь это необходимым… Но мне не хотелось бы создать впечатление, что я работаю на вашу группу. Сейчас неподходящее время, чтобы афишировать слишком тесные связи с вами, верно? Не забывай, что я никогда не разделял ваших убеждений по основным вопросам… Заметь, я говорю это не потому, что защищаю этих… эту…

Доктор прислушивается к ровному дыханию. Молодая женщина спит. Через часок он снова зайдет к ней. Сейчас только начало девятого. Сегодня вечером, не раньше семи, Дюпон, по его собственным словам, покинет клинику. Почему Дюпон вызвал именно его? Мог бы вызвать любого другого… Не повезло.

Сегодня в семь вечера. Какой длинный день. Почему в таких вот делах всегда обращаются к нему? Отказаться? Нет, ведь он дал согласие заранее. Снова он сделает то, что от него требуют. А как быть дальше? Когда имеешь дело с тем типом, выбора нет! Только этой, новой истории ему еще не хватало.

Тот тип. Он него так просто не отделаешься. Ждать. До семи вечера.

Как может Дюпон втягивать своих друзей в такие авантюры! Марша находит, что это просто наглость с его стороны; да еще изволь делать вид, будто ты в восторге! Разве у него нет жены? Вот пусть бы она и пошла туда. До семи вечера вполне можно связаться и с ней, и с кем угодно.

Уже в дверях маленькой белой палаты он оборачивается к раненому:

– А твоя жена в курсе дела?

– Доктор известил ее письмом. Это было более тактично. Как ты знаешь, мы уже очень давно не виделись. Она даже не захочет взглянуть на мои «останки». Все пройдет как по маслу.

Эвелина… Чем она сейчас занята? Есть ли доля вероятности, что она все-таки придет? Покойники ее не особенно занимают. Кто еще может поинтересоваться? Хотя никто ведь не знает, в какой он клинике. На все расспросы будут отвечать, что это не здесь. До семи вечера.

Раз все согласны, это замечательно. Комиссар Лоран закрывает папку и с удовлетворением кладет ее в левую стопку. Дело закрыто. Лично у него нет никакого желания этим заниматься.

Розыски, которые он уже предпринял, не дали никакого результата. Были обнаружены многочисленные и совершенно четкие отпечатки пальцев, оставленные, как нарочно, повсюду; они должны принадлежать убийце, но в громадной полицейской картотеке таких нет. А стало быть, все прочие данные не могут вывести на его след. Осведомители тоже не дали никакой зацепки. Где же в таком случае следует искать? Очень маловероятно, чтобы убийца принадлежал к преступному миру города или порта: картотека составлена так тщательно, а осведомителей так много, что ни один злоумышленник не смог бы проскочить сквозь эту сеть. Лоран знает это по большому опыту. На данный момент ему уже было бы хоть что-нибудь известно.

Так кто же это? Новичок-одиночка? Дилетант? Психопат? Но подобные случаи очень редки; к тому же след дилетанта распознать легко. Напрашивается вывод: некто прибыл издалека только лишь затем, чтобы совершить это убийство и тут же уехать. Хотя вряд ли тут обошлось без серьезной подготовки, уж больно чисто сработано…

Но поскольку центральное ведомство хочет заняться этим делом и даже забирает у него труп, не давая провести экспертизу, то все замечательно. Пусть не воображают, будто его это задело. Для него этого преступления словно бы и не было. В сущности, это все равно как если бы Дюпон покончил с собой. Отпечатки принадлежат неизвестно кому, и раз никто не видел преступника…

Нет, даже лучше: вообще ничего не произошло! От самоубийцы все же остается труп; а тут трупа как не бывало, и высокое начальство просит не вмешиваться. Замечательно!

Никто ничего не видел, никто ничего не слышал. Жертва отсутствует. Что касается убийцы, то он словно с неба свалился, и сейчас, конечно, он уже далеко, отправился обратно.

Мелкие крошки, две пробки, кусочек почерневшего дерева: сейчас это стало похоже на человеческое лицо, с апельсиновой кожурой вместо рта. Радужные пятна мазута дополняют причудливую клоунскую физиономию, фигуру в ярмарочном тире.

Или это сказочный зверь: голова, шея, грудь, передние лапы, туловище льва с длинным хвостом и орлиные крылья. Зверь с алчным видом приближается к бесформенной добыче, разлегшейся чуть поодаль. Пробки и кусок дерева все еще на прежнем месте, но лицо, которое из них составилось, исчезло. Прожорливое чудовище – тоже. На поверхности воды осталась только расплывчатая карта Америки, и то лишь если постараться ее увидеть.

«А если перед тем, как распахнуть дверь, он снова включит свет?» Как обычно, Бона не захотел прислушаться к его замечанию. И нечего спорить. Но вышло так, как если бы Дюпон действительно снова зажег свет: Гаринати мог бы перед этим выключать его сколько угодно, однако если бы хозяин дома, поднявшись наверх, включил бы свет перед тем, как распахнуть дверь, получилось бы то же самое. Он появился бы на пороге ярко освещенной комнаты.

Да что там! Так или иначе, но Бона допустил просчет, раз он, кому Бона доверил дом, не выключил свет.

По забывчивости? Или нарочно? Ни то, ни другое. Он собирался выключить свет; через секунду он сделал бы это. Дюпон слишком скоро поднялся наверх. Какой тогда в точности был час? Он сработал недостаточно быстро, вот и все; и в общем, если ему не хватило времени, это еще одна ошибка в расчетах, ошибка Бона. Как он теперь это уладит?

Похоже, Дюпон был ранен. Но это не помешало ему убежать в укрытие; Гаринати явственно слышал, как он запер за собой дверь. Оставалось только уйти. Серая дорожка, двадцать две ступеньки, сверкающие перила с медным шутом внизу. Вещи опять утратили какую-то частицу своей прочности. Револьверный выстрел прозвучал так странно; нереально, фальшиво. Впервые он воспользовался глушителем. Хлоп! Как пневматический пистолет; даже муху не испугаешь. И сразу же все заполнилось ватой.

Возможно, Бона уже знает. Из газет? Для утренних было слишком поздно; да и кому охота сообщать о неудавшемся преступлении? «Попытка убийства: вчера кто-то выстрелил из игрушечного пистолета в безобидного профессора…» Бона всегда знает.

Прошлой ночью, вернувшись домой, Гаринати нашел записку, написанную рукой начальника: «Почему вы потом не пришли ко мне, как мы договаривались? У меня есть для вас работа: они засылают к нам специального агента! Это некий Уоллес, он снимет себе комнату на театре военных действий. Ему бы утром приехать! Все в порядке. Жду вас завтра, во вторник, в десять. Ж. Б.». Как будто он уже узнал об успехе вчерашнего дела. Просто он не представляет себе, что оно могло провалиться. Когда он на что-то решается, это не может не произойти. «Ему бы утром приехать». Все наоборот! Он приехал вовремя.