Содом и Гоморра. Города окрестности Сей - Страница 8

Трой, сидя в кабине, спал. Билли вынул из бардачка манометр, принес, мексиканцы измерили давление в колесе, затем подкатили его к грузовику, надели на ступицу и завинтили колесные гайки ключом из торцовой головки, приваренной к куску толстой стальной трубы. Опустили домкрат, вытащили его из-под машины и отдали Билли.

Он взял домкрат и инструменты, убрал коробку с аптечкой и манометр в карман рубашки, а фонарик в задний карман джинсов. Потом все по очереди пожали ему руку.

– Adonde van?[15] – спросил Билли.

Мексиканец передернул плечами. Сказал, что они едут в Сандерсон, штат Техас. Обернувшись, бросил взгляд на темные возвышенности на востоке. Парни помоложе стояли вокруг.

– Hay trabajo alla?[16]

Мексиканец снова пожал плечами. В стране vaquero[17] чужие трудности никого не заботят, так что – к чему слова. Они опять пожали друг другу руки, и мексиканцы забрались в кузов; поскрежетав стартером, грузовик кашлянул, завелся и медленно выполз на дорогу. Молодые парни и мужчины постарше встали в кузове и прощально замахали руками. За возвышением кабины они были отчетливо видны на жженом кобальте неба. Лампочка единственного стоп-сигнала плохо контачила, мигала, словно передавая что-то морзянкой, пока грузовик не исчез за поворотом шоссе.

Билли уложил домкрат и инструменты в кузов пикапа, отворил дверцу и тычком в бок разбудил Троя:

– Поехали, ковбой.

Трой вскинулся, оглядел пустую дорогу. Обернулся назад:

– Куда они делись?

– Уже уехали.

– А который теперь час, как думаешь?

– Понятия не имею.

– Ну ты уже закончил свою миссию? Самаритянин хренов.

– Закончил.

Потянувшись вправо, Билли открыл дверцу бардачка, положил туда аптечку, манометр и фонарик, закрыл, захлопнул дверцу кабины и завел мотор.

– А куда они ехали? – спросил Трой.

– В Сандерсон.

– В Сандерсон?

– Ага.

– А откуда?

– Без понятия. Они не сказали.

– Бьюсь об заклад, что едут они вовсе не в Сандерсон, – сказал Трой.

– А куда, по-твоему, они едут?

– Да хрен-то их знает.

– А зачем кому-то врать, будто он едет в Сандерсон, штат Техас?

– Откуда я знаю.

Едут дальше. На повороте, когда справа от дороги шел крутой обрыв, Билли вдруг увидел белую вспышку, и тут же что-то тяжело бахнуло по машине. Руль дернулся, грузовик занесло, взвизгнули шины. Когда остановились, обнаружили, что машина наполовину съехала с дороги в кювет.

– Что за чертовщина, – сказал Трой. – Этого еще не хватало.

На водительской половине лобового стекла, распластавшись, лежала огромная сова. От удара трехслойное стекло глубоко вмялось, раскинутые крылья накрывали сетку трещин – концентрических и радиальных, будто это бабочка, попавшаяся в паутину.

Билли выключил двигатель. Сидят смотрят. У совы задергалась лапа, конвульсивно сжалась и медленно расслабилась, потом сова чуть повернула голову, будто пытаясь разглядеть их получше, и испустила дух.

Трой открыл дверцу, вышел. Билли сидел, глядел на сову. Потом выключил фары и тоже вышел из машины.

Сова была мягкой и пушистой. Ее голова обвисла и болталась. На ощупь мягкая и теплая, внутри оперения птица была как бескостная. Он снял ее со стекла, отнес к изгороди, подвесил к проволоке и вернулся. Сел в грузовик и включил фары, чтобы понять, сможет ли он с таким лобовым стеклом вести машину, или придется его полностью вынимать. Прозрачное место оставалось только в правом нижнем углу, и он решил, что, если выйдет этак сгорбиться и скособочиться, можно попробовать. Трой отошел по дороге чуть дальше отлить.

Билли завел машину и задним ходом выехал на шоссе. Трой подошел ближе, сел в придорожный бурьян. Билли подъехал к нему, опустил стекло бокового окошка, выглянул:

– Ты чего это? Что с тобой?

– Ничего, – отозвался Трой.

– Ехать готов?

– Ага.

Он встал, обошел спереди грузовик, взобрался в кабину. Билли смотрел удивленно:

– Ты в порядке?

– Ага. Я в порядке.

– Это же всего лишь сова.

– Знаю. Дело не в этом.

– Тогда в чем же?

Трой не ответил.

Билли перевел рукоять переключения передач в положение «первая» и отпустил сцепление. Видно было вполне нормально. Перегнувшись, он мог смотреть в пассажирскую половину стекла.

– Что с тобой? – не унимался он. – В чем проблема?

Трой, отвернувшись, смотрел в боковое окно на проносящуюся тьму:

– Да во всем. Одна сплошная проблема. Черт! Не обращай на меня внимания. Не надо мне было виски пить.

Въехали в Ван-Хорн и остановились: пора было заправиться и выпить кофе; к этому времени родные для Троя места, где он жил в детстве, где была могила его брата и куда он подумывал когда-нибудь вернуться, остались позади. Времени было два ночи.

– Представляю, что скажет Мэк, когда увидит грузовик.

Билли кивнул:

– С утра, может, успеем заехать в город, починимся.

– И во сколько, ты думаешь, это обойдется?

– Не знаю.

– Хочешь, войду в долю?

– Не откажусь.

– Хорошо.

– С тобой правда все в порядке?

– Да. Все нормально. Меня тут просто кое-какие думы одолели.

– А-а.

– Но ведь с них – толку-то.

– Да уж.

Сидят пьют кофе. Трой вытряхнул из пачки сигарету, прикурил, выложил сигареты и зажигалку «Зиппо» на стол.

– Слушай, а все-таки за каким хреном ты там остановился?

– Остановился, да и все тут.

– Ты ж говорил, не мог не остановиться.

– Угу.

– А почему? Что-то связанное с религией?

– Нет. Религия – не моя тема. Просто был такой день, худший день в моей жизни… Мне тогда было семнадцать, мы с напарником, который был моим родным братом, уносили ноги, его ранили, а тут вдруг грузовик, полный мексиканцев – точь-в-точь таких же, как эти, – появился прямо будто из ниоткуда, и они сняли наши задницы с огня. Я тогда даже усомнился, сможет ли их старая колымага удрать от всадника, но ничего, удрали. Им не было никакой нужды останавливаться, помогать нам. Но они остановились. Я даже думаю, им бы и в голову не пришло этого не сделать. Вот и все.

Трой посидел молча, глядя в окно.

– Да, – наконец сказал он. – Вполне себе веская причина.

– Угу. Какая-то нужна же. Ты готов?

– Ага. – Трой допил остатки кофе. – Готов.

У ворот он заплатил положенные два цента, протиснулся через турникет и пошел по мосту. На речном береговом откосе суетились мальчишки, вздымали вверх приколоченные к палкам жестянки, просили денег. Перейдя мост, окунулся в море торговцев, пытающихся хоть кому-нибудь продать кто дешевую бижутерию, кто изделия из кожи, кто одеяла. Некоторое время каждый из них упорно шел за ним, затем в сутолоке сплошного базара, с Хуарес-авеню распространившегося на улицы Игнасио Мехиа и Сантоса Дегольядо, его сменяли другие, тогда как прежние отставали, провожая взглядами.

Встав у конца стойки бара, он заказал виски, оперся сапогом на нижнюю перекладину и оглядел помещение и проституток.

– Donde estan sus companeros?[18] – спросил бармен.

Подняв стопку виски, он повертел ее в пальцах.

– En el campo[19], – сказал он. И выпил.

Так он простоял два часа. Одна за другой к нему подходили проститутки, приставали и одна за другой возвращались. О ней он не спрашивал. За это время выпил пять виски, заплатил за них доллар и еще один доллар дал бармену сверху. Перейдя Хуарес-авеню, прихрамывая, направился дальше по Мехиа к «Наполеону», сел за столик на улице и заказал стейк. В ожидании обеда сидел пил кофе, наблюдая уличную жизнь. Подошел какой-то мужчина, пытался продать ему сигареты. Другой попробовал продать изображение Мадонны на раскрашенном целлулоиде. Еще какой-то человек с непонятным устройством, снабженным циферблатами и рычажками, спросил, не хочет ли он сам себе устроить электрический стул. Наконец принесли стейк.