Социологический ежегодник 2013-2014 - Страница 22
Несмотря на краткосрочность подъема 1968 г., он имел два важных последствия в политико-идеологической сфере. Во-первых, закончилось монопольное доминирование центристского либерализма, длившееся с 1848 г. Как итог, и левые радикалы, и правые консерваторы оформились в самостоятельные оппозиционные мир-системе идеологические движения. Вторым последствием стало то, что «старые левые» перестали быть единственными правомерными представителями движения, которым должны были подчиняться остальные активисты. Новыми действующими акторами стали так называемые «забытые люди» (женщины, этнические / расовые / религиозные меньшинства, «коренные» народы, лица нетрадиционной сексуальной ориентации). После 1968 г. «старые левые» вынуждены были на равных присоединиться к их политическим требованиям.
Политическим итогом 1968 г. стало то, что в течение 25 лет, последовавших за этими событиями, правые сплотились более эффективно, нежели фрагментированное левое движение. Республиканцы под руководством Р. Рейгана и консерваторы под руководством М. Тэтчер смогли изменить мировой дискурс и политические приоритеты. Главная цель политики правых, по мнению Валлерстайна, заключалась в отмене всех завоеваний низших слоев, достигнутых в предыдущий период роста. Правые взялись за сокращение всех издержек производства и уничтожение «государства всеобщего благосостояния» для приостановления упадка американского влияния в мире. Так называемый Вашингтонский консенсус состоял в навязывании реципиентам западной помощи комплекса мер, включающего приватизацию государственных промышленных предприятий, сокращение государственных расходов, открытие границ для неконтролируемого ввоза товаров и капитала, ориентацию производства на экспорт (с. 3).
Лозунг М. Тэтчер «Альтернативы нет» («There is no alternative», TINA) стал метким выражением политики правых. Иллюстрацией «безальтернативности» может служить широкая поддержка со стороны США политики Международного валютного фонда, требовавшего в качестве обязательного условия оказания финансовой помощи строго придерживаться неолиберального экономического курса. Такие драконовские приемы, по мнению Валлерстайна, за 20 лет применения привели либо к краху режимов, возглавляемых «старыми левыми», либо к признанию «старыми левыми» партиями главенства рынка. Закономерной реакцией на этот процесс явились подъем движений сопротивления и массовые протестные акции: сапатистское восстание в штате Чьяпас 1 января 1994 г., демонстрации во время встречи ВТО в Сиэтле в ноябре 1999 г. и проведение первого Всемирного социального форума в бразильском городе Порту-Алегри в 2001 г., организованного в противовес Всемирному экономическому форуму в швейцарском Давосе. В итоге, заключает Валлерстайн, Азиатский долговой кризис 1997 г. и крах на рынке жилья в США в 2008 г. привели к современному публичному обсуждению того, что мы называем финансовым кризисом в мир-системе, который является лишь очередным финансовым пузырем в серии долговых кризисов начиная с 1970-х годов.
Тезис № 4 характеризует процессы, разворачивающиеся во время структурного кризиса, в котором сегодня находится мир-система. Начавшийся в 1970-е годы кризис, по мнению Валлерстайна, вероятнее всего продлится примерно до 2050 г., и его основной характеристикой будет хаос. Хаос в понимании Валлерстайна – это не ситуация совершенно случайных событий, а ситуация быстрых постоянных колебаний по всем параметрам системы, включая не только мир-экономику, межгосударственный порядок и культурно-идеологические направления, но также доступность жизненно важных ресурсов, климатические условия и пандемии (с. 3).
Хаос порождает неопределенность, при которой любые, даже краткосрочные расчеты относительно будущего государств, промышленных предприятий, социальных групп или домашних хозяйств становятся весьма проблематичными. Неопределенность заставляет производителей быть очень осторожными в вопросах производства, поскольку теперь они не могут быть до конца уверенными в том, найдутся ли потребители их продукции. Возникает порочный круг, говорит Валлерстайн, поскольку сокращение производства означает сокращение занятости, которое, в свою очередь, означает уменьшение потребителей для производителей. Вдобавок ситуация усугубляется быстрыми изменениями валютных курсов (с. 4).
В таких условиях наиболее выгодной стратегией акторов, обладающих ресурсами, становится спекуляция. Тем не менее даже спекуляция в отсутствии определенности и при возрастающих рисках превращается в «игру чистой случайности, в которой есть случайные крупные победители и большинство абсолютно проигравших» (цит. по: с. 4). Одним из бытовых последствий неопределенности становится формирование общественного мнения, выступающего за протекционизм. Наконец, пишет Валлерстайн, значительный рост уровня жизни в странах БРИКС увеличивает нагрузку на существующие ресурсы, характеризуется опережающим накоплением капитала в этой группе стран и, соответственно, сокращением его доли в развитых странах.
Наметив контуры кризиса, автор задается вопросом: «Что мы можем сделать в такой ситуации?» (с. 4). Для ответа на этот вопрос он считает необходимым определиться с теми политическими акторами, которые будут вести политическую борьбу за будущее. Единственное, что можно сказать с уверенностью, считает Валлерстайн, – это то, что капиталистическая мир-экономика себя исчерпала и уступит место новой системе. Но какой? Вот главный спорный момент, вокруг которого идет противоборство между двумя группами – «силами Давоса» и «силами Порту-Алегри», как условно определяет их Валлерстайн.
Группы преследуют полностью противоположные цели. Сторонники «сил Давоса» выступают за трансформированную «некапиталистическую» систему, которая тем не менее должна сохранить три основные особенности существующей системы – иерархию, эксплуатацию, поляризацию (с. 4). Сторонники «сил Порту-Алегри» выступают за принципиально новую, до сих пор не существовавшую систему, которая должна быть относительно демократической и относительно эгалитарной.
Эти направления, подчеркивает Валлерстайн, весьма условны, поскольку на сегодняшний день не существует центральных организаций, представляющих их интересы, а сами группы еще весьма неоднородны, и их сторонники имеют глубоко различные стратегии борьбы. Внутри «сил Давоса», например, есть сторонники жестких мер, выступающие за уничтожение противников, и те, кто стремится объединить представителей групп на основе таких моделей преобразования, как «зеленый капитализм» или «борьба с бедностью». Внутри «сил Порту-Алегри» есть сторонники реконструкции мира по принципам децентрализации и признания прав групп и индивидов в качестве обязательного компонента будущей мир-системы; и есть те, кто выступает за создание нового интернационала, вертикального по структуре и однородного по долгосрочным целям (с. 4).
Эта запутанная политическая картина, отмечает Валлерстайн, усложняется тем, что бо́льшая часть политического истеблишмента, СМИ, экспертов и ученых не признают грядущую гибель капиталистической системы и рассуждают о кризисе с позиции временных трудностей. Тем не менее эту проблему необходимо активно обсуждать, считает Валлерстайн. Как сторонник «сил Порту-Алегри», он выделяет краткосрочные (3–5 лет) и среднесрочные политические меры, направленные на победу в борьбе за новую систему.
В краткосрочной перспективе левым силам необходимо будет выбрать между перераспределением доходов в пользу либо более слабых, либо более сильных по принципу «наименьшего зла», учитывая, что колебания мир-системы нанесли сильный удар по слабым государствам, слабым группам и слабым домохозяйствам, а правительства многих государств увязли в долгах. В среднесрочной перспективе необходимо сделать четкий выбор между альтернативой «сил Давоса» и альтернативой «сил Порту-Алегри», поскольку компромисс между двумя этими тенденциями невозможен. Варианты потенциального будущего в понимании Валлерстайна следующие: либо мы получим значительно усовершенствованную мир-систему, либо мы получим ту, которая как минимум просто плохая или же, возможно, намного хуже (с. 5).