Социологический ежегодник 2013-2014 - Страница 17

Изменить размер шрифта:

Современные экологические катастрофы в США, объединенной Европе, Канаде, Австралии, Новой Зеландии и т.д. перманентно демонстрируют нам уязвимость даже самых «продвинутых» обществ, не говоря уже о бедных и беднейших странах. Уязвимость социобиотехнических систем есть следствие «рациональных» решений и приоритетов рыночной экономики. Не бывает чисто природных катастроф, в которых в конечном счете не обнаружились бы человек, его интересы и цели. Всякая экокатастрофа есть социобиотехническая катастрофа (примеры тому – Чернобыль, Фукусима), поэтому для краткости далее употребляется термин «экокатастрофа».

По моему мнению, мы уже вошли в период перманентных малых и больших экокатастроф. Более того, если власти не будут обращать внимание на поддержание индустриальных, городских и иных инфраструктур в надлежащем состоянии, то природа навяжет им свой ритм реабилитации и вообще – свой социальный порядок. Если причины и динамика экономических кризисов и их социальных последствий изучены достаточно хорошо, то процессы комплексной социальной реабилитации населения и его сообществ (вкупе с их социотехнической структурой), пострадавших от экологических катастроф, остаются практически неизученными российской социологией. Следует отличать экокатастрофу от рискогенной среды обитания (среды повышенной опасности), масштабы которой становятся все больше, но люди постепенно привыкают к ней, и им кажется, что они умеют избегать подстерегающих их опасностей. Сегодня наука уже располагает фактами, когда потенциальный риск превращается в катастрофу. Классический пример – это Асуанская плотина в Египте, давшая первоначально высокий положительный эффект. Однако чем далее, тем более этот эффект перекрывался опустыниванием огромных территорий, ростом бедности, безработицей и т.д. Но есть и более свежие примеры. Когда серия запусков космических ракет и аппаратов заканчивается неудачей, то страховые компании отказываются выплачивать страховку. Получается двойной риск: в космосе пребывают опасные предметы (или они падают на жилые дома и головы людей), а государство несет колоссальные убытки [Филин, 2012].

Специфика экокатастроф состоит в том, что их последствия постепенно сокращают несущую способность (carrying capacity) нарушенных экосистем, и они из поглотителя рисков превращаются в их накопителя и распространителя, а главное, что эти риски, мигрируя в среде, изменяются, химически трансформируются, многократно увеличивая свою вредоносную силу. Пожалуй, в подобных случаях мы имеем дело с самым опасным видом экокатастрофы, поскольку убойную силу некоторого нового, например, химического соединения, место и время его выхода на поверхность и распространения на обширные территории очень трудно определить. Это рассеянная катастрофа. Так или иначе, общественное сознание сильно отстает от осознания реальной ситуации, в которой находится современное общество. В обществе всеобщего риска, каким оно сегодня является [Yanitsky, 2000], все еще господствует «предиспозиция нормальности». Поэтому актуальной становится задача разработки социологической теории среднего уровня реабилитации нарушенных в результате экологических катастроф региональных социобиотехнических систем с акцентом на выявление роли лидеров и практик экомодернизации – как государственных служб, так и организаций гражданского общества.

Конкретно новизна поставленной задачи заключается в следующем: впервые будут разрабатываться концепция и способы комплексной социальной реабилитации нарушенных социобиотехнических систем регионального масштаба. Это изучение будет междисциплинарным: предполагается исследовать риск-рефлексию и практики социальной реабилитации власти, бизнеса, науки, некоммерческих организаций и населения на всех уровнях российского общества. Будет также изучено взаимодействие природных, социальных и виртуальных сетей в процессе реабилитации названных социальных акторов, причем особое внимание будет уделено структурно-функциональной организации интернет-систем как института и инструмента реабилитации этих систем. Наконец, предполагается исследовать взаимозависимость процессов реабилитации природных, технических и человеческих экосистем и изменений в культуре лидеров реабилитации и местного населения.

Эпистемология

Вернемся несколько назад. С точки зрения экосоциологии современный мир представляет собой экобиосоциотехническую систему, включающую подобные же системы более низкого ранга (региональные, локальные и др.). Под экобиосоциотехнической системой (далее для краткости экосистемой) я понимаю связь (сеть) жизненно важных центров страны между собой и с окружающим природным и социальным ландшафтом («центры» – это узлы (nodes) или ландшафты (areas), где накапливаются, воспроизводятся, перерабатываются и откуда распространяются по каналам жизненно важные для существования экосистемы ресурсы). Ключевыми словами здесь являются: социально-экологический метаболизм (обмен людьми, веществом, энергией и информацией), территория, ресурсы, сети (networks). Экосистема – это всегда нечто «отдельное», относительно самодостаточное, но встроенное через прямые и обратные ресурсные потоки и метаболические цепи в глобальный мир. Такая экосистема (макросистема) может быть традиционной или современной, стабильной или находящейся в процессе трансформации («переходной»), способной или нет к модернизации и т.д. Но главное в ней – это ее отчлененность, отдельность от окружающего мира и способность воспроизводить себя в этом качестве «отдельности». Такую экосистему обычно отождествляют с государством, но это не так, потому что в действительности она гораздо «шире» государства, а ее людские, финансовые, ресурсные и информационные связи простираются далеко за пределы государственных границ. Конечно, есть качественно различные экосистемы: максимально встроенные, включенные в ресурсные потоки мира, как США или Китай, или же максимально изолированные, как Северная Корея.

Экосистема может быть несимметричной, «однобокой». Так, в европейские ресурсные сети и метаболические цепи мы включаемся одним образом, в азиатские – другим. Экосистема может расширяться мирным путем или путем военной экспансии. Но так или иначе, основными «ядрами» экосистемы являются человек (малая группа), организация (НКО или корпорация), государство. Или же – надгосударственные организации. Основными условиями их существования являются ресурсы – территория, природные богатства и люди как носители знаний и умений и, главное, сети, связывающие их воедино. Так в истории человечества было всегда: движимые любопытством, жаждой знаний или наживы, человек или государство протягивали свои «щупальцы» далеко за пределы границ своей страны. Читатель уже заметил, насколько далеко в моем понимании экосистемности я ушел от традиционного ее понимания, развитого основателями Чикагской школы экологии человека в 1920–1940-х годах.

В чем преимущество экосистемного подхода? Социальная и экономическая история, да и современная дипломатия, обычно ограничиваются анализом «отношений» различных субъектов социального действия (господства и подчинения, переговоры и конфликты, принятие международных документов и соглашений, детерминирующих легитимность тех или иных «отношений» (конституций и деклараций и т.д.). Практически при таком реляционном подходе (relational approach) обществоведы строят и классифицируют различные конфигурации отношений этих акторов (графы), тогда как фокусом моего исследовательского интереса являются реальные процессы обмена веществом, энергией, информацией и людьми. Нужно исследовать не только процессы обмена, которые возникают в ходе «отношений» между различными коллективными акторами (включая государства и транснациональные корпорации), но также и метаболические процессы, которые осуществляются между ними и природой, биосферой. «Отношения» экономических и социальных акторов все время изучаются и фиксируются (в официальных документах и социологических исследованиях), тогда как метаболические процессы движения и трансформации денег, вещества и энергии, поддерживающие эти отношения, изучены гораздо менее. И это естественно, не только потому, что движение финансовых потоков «любит тишину», но и циркуляция любых ресурсов – знаний, информации, энергии, материалов или людских ресурсов – есть основополагающий капитал любых социальных акторов. Причем я использую понятие актора в расширительном смысле. Мы должны обращать внимание не только на официальные действия государств и правительств, но и на ту роль, которую играют в становлении и разрушении экосистем другие, возможно, менее видимые, но гораздо более действенные акторы. Как справедливо отмечают сторонники акторно-сетевой теории (actor-network theory), акторами могут быть не только люди и организации, но также знания, события и т.д., которые, взаимодействуя, тоже могут производить смыслы (meanings) [White, 2008]. Я не открываю здесь Америки – все это по отдельности изучается, однако мне представляется, что изучение социально-экологического метаболизма как один из методов системного анализа может дать более глубокую и всеобъемлющую картину механики становления глобального мира, чем изучение «отношений».

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com