Социологический ежегодник 2013-2014 - Страница 13
Тем более удивительно, что в российском междисциплинарном журнале «Общественные науки и современность», издающемся Президиумом РАН, нашлись только две работы, так или иначе относящиеся к нашей теме. Больше всего вовлечены в эту тематику географы, но, естественно, на локальном или региональном уровнях. Географы, как оказалось, вообще наиболее восприимчивы к междисциплинарным контактам. Что же касается других гуманитариев, и в частности, из мира искусствоведения, то этой темы для них просто не существует. Более глубоко, но не специально, проблемой воздействия климата на общество, его хозяйство и тип социального поведения занимаются, конечно, историки.
Первая ступень – это изучение всей той информации, которая была получена естественными науками о состоянии климата планеты и его динамике за последние 100–150 лет. Это не такая простая задача, поскольку и среди естественников есть разные точки зрения на эту проблему. Из этих исследований ясно одно: климат планеты периодически меняется, и это влияет на все стороны общества, в том числе на психику людей [Чижевский, 1973]. Второй вывод, который мы, историки и социологи, можем сделать, это изменение форм хозяйственной деятельности в зависимости от периодов потепления или похолодания. Третий – это косвенная зависимость состояния климата в отдельных регионах от типа сельскохозяйственного и промышленного производства и используемого топлива. Четвертый – это зависимость местных особенностей климата от тех усилий, которые предпринимаются обществом для сокращения выброса СО2 в атмосферу. Наконец, пятый – это возможная зависимость климатических условий при переходе от одного господствующего типа производства к другому (например, от собирательства к земледелию и затем к промышленному производству). Общая историческая тенденция – это накопление побочных отрицательных эффектов (в терминах моей концепции – рисков), которое в конечном счете формирует «общество всеобщего риска».
Итак, как было сказано, глобальное изменение климата не является приоритетной темой для российских политиков, социологов-глобалистов и особенно для СМИ. Средств и специалистов для этого практически нет. Как в этом случае смоделировать текущую ситуацию и прогноз ее динамики? Мы воспользуемся теорией подобия, разработанной советскими учеными-теплофизиками еще в начале 1950-х годов [Кирпичев, 1953].
Простой пример. Если вы сломали ногу или ошпарили ее кипятком, важно ли для вас, что в этот же момент случилось нечто подобное с другим человеком, находящимся за тысячу километров от вас? Очевидно, что нет. Несколько упрощая, теория подобия говорит, что результаты, полученные при испытании малой модели интересующего вас объекта, с некоторыми оговорками могут быть использованы для создания модели объекта или процесса в натуральную величину. То, что случилось в Крымске или в Приамурье, т.е. экологическая катастрофа в масштабе города или региона, может быть (опять же с некоторыми ограничениями) использована как модель глобальной катастрофы. То есть может быть проведена некоторая операция по генерализации результатов, полученных в локальных условиях.
Почему я говорю «с некоторыми ограничениями»? Когда рушится дом, падает самолет или бушует ураган, то в этот момент для людей, находящихся в эпицентре подобных событий, то, что происходит в десятке километров от них, а тем более где-то далеко, несущественно. Однако сегодня при наличии сетевых технических инструментов (сотовых и радиотелефонов, авиации, систем космической навигации) помощь пострадавшим может быть оказана достаточно быстро, но все же не в момент свершения катастрофы.
Наконец, во всем мире давно велось строительство бункеров, позволяющих жить многие годы в случае глобальной атомной войны. Эти высокотехничные сооружения могут быть использованы и для целей спасения части населения при резком изменении климатических условий.
Какие же уроки могут быть извлечены на этих локальных натурных «моделях»? Во-первых, как известно, такие попытки делались международной группой ученых. Я имею в виду проекты «Биосфера-1» и «Биосфера-2». Оба эти проекта провалились, поскольку ученые, создавшие эти модели в натуре, не смогли обеспечить их автономное существование. Далее, как уже говорилось, население и соответствующие защитные сооружения должны быть заранее подготовлены к возможности возникновения критической ситуации. Значит, бункеры и другие укрытия должны строиться, а военные маневры, виртуальные и натурные игры, воспроизводящие возможную критическую ситуацию, периодически производиться. Такие игры имеют огромное обучающее значение. «Современное образование – культурная, мировоззренческая основа национальной и глобальной безопасности, обеспечивающая долгосрочные интересы общества» [Кавтарадзе, 2009, с. 11]. При наступлении глобальной катастрофы мировоззрение человека, вероятно, будет также глокальным. С одной стороны, небольшие группы населения будут укрываться в защитных сооружениях с временным автономным жизнеобеспечением. С другой стороны, вследствие неравномерности воздействия потепления в различных зонах планеты и численности населения человечество вынуждено будет объединяться против этой угрозы. Как именно – это вопрос открытый, так как существующие средства связи могут быть в этом случае частично или полностью выведены из строя. К тому же для их функционирования опять же нужна энергия. Может быть, наука к тому времени изобретет подземные ГЭС?
Но игра – это не только событие, происходящее «здесь и сейчас». Это длительный процесс подготовки к нему, в процессе которого его потенциальные участники получают разнообразные знания. И главное, понимание того, где, когда и как быстро эти знания могут быть применены на практике. Перефразируя того же автора, можно сказать, что человека пугают не столько знания о возможных резких изменениях климата и всей среды его обитания, но «необходимость пересмотра системы взглядов, этических норм взаимоотношений как с людьми, так и с окружающей средой, т.е. мировоззрения» [Кавтарадзе, 2009, с. 13].
Не меньшее значение имеют формы целеполагания, вытекающие из мировоззрения (worldview). Как писал акад. Н.Н. Моисеев, «…концепция устойчивого развития – одно из опаснейших заблуждений современности. Особенно в том виде, в котором оно интерпретируется политиками и экономистами» [Моисеев, 1994, с. 7]. Без изменений (т.е. неустойчивости) нет развития. Развитие осуществляется только через неустойчивость, некоторое неравновесное состояние, которое природа и человек до известной степени компенсируют, а потом мир вновь оказывается в неравновесном состоянии.
Далее, всегда нужно помнить, что «отсроченный риск» гораздо менее страшен, чем актуальный. Психологам хорошо известен феномен психологического блокирования нежелательной для себя информации. С точки зрения процесса адаптации к катастрофе и ее последствиям существуют три основные подобные теории: дарвиновская, фрейдистская и когнитивная. Дарвиновская, т.е. эволюционная, теория сосредоточена на основополагающих механизмах выживания, которые сформировались в процессе длительной эволюции человеческого общества и до сих пор имеют значение. Фрейдистская теория фокусируется на эмоциональном и подсознательном уровнях реакции на стресс, вызванный катастрофой. Когнитивная теория имеет своим предметом адаптивные механизмы, специфические для достаточно позднего периода филогенеза человечества. Эти процессы соответственно осуществляются на разных уровнях – инстинкты, эмоции, познание, однако могут и «пересекаться» друг с другом.
Дарвинисты и их последователи предполагают, что катастрофа генетически активирует и направляет механизмы выживания человека. Психоаналитический подход выявляет защитные механизмы, которые позволяют человеку в критической ситуации не потерять голову и принимать более или менее адекватные решения. Когнитивный подход исходит из того, что человек даже в ситуации катастрофы способен мыслить и действовать рационально, т.е. моделировать процесс (всегда на основе имеющейся в его распоряжении информации) о грозящей ему опасности и разрабатывать индивидуальные средства защиты от нее. Соответственно, различна и трактовка адаптации к критической ситуации. Дарвинисты предполагают, что при ее наступлении эта древняя защитная система активируется автоматически. Сторонники фрейдистской теории считают, что в такой ситуации мы адаптируемся посредством отказа от осознания угрозы, потому что это нарушит наш эмоциональный комфорт. Точнее, в данной ситуации мы стремимся снизить негативный эмоциональный эффект от катастрофы. Адепты когнитивного подхода полагают, что человек в критической ситуации способен выбирать между несколькими стратегиями поведения, способными снизить опасность и одновременно понизить уровень эмоционального дискомфорта, т.е. избежать сковывающего его страха и иррациональных беспорядочных действий.