Социологический ежегодник 2011 - Страница 10
Курьезное перевертывание Штомпкой сильной и слабой программ глобальной социологии и его идентификация с одной из них, а не с другой, возникают из борьбы, происходившей внутри международной социологии в последние полвека. Социологическая революция, которая произошла после Второй мировой войны, началась в Соединенных Штатах с реконструкции европейской социальной мысли, представлявшей модернизацию в качестве естественной и неизбежной телеологии. Оказалось, что эта модернизация является американизацией, сформированной в контексте «холодной войны». Особенно самодовольным нарративом было то, что доминировавшие тогда американские социологи напридумывали о конце идеологии, добродетелях американской либеральной демократии и торжестве американского экономического предпринимательства.
Это и есть та Америка, которой восхищается Штомпка. Это также и та Америка, которая наполняла силой восхождение социологии США – как в национальном, так и в международном плане – внутри МСА в первые послевоенные годы. Социальные движения 1960-х годов – студенческие, антивоенные, за гражданские права – бросили вызов этому мессианству, явив новый портрет Соединенных Штатов как оплота внутреннего расизма и внешнего империализма. Социология в целом, а особенно социология США, становилась гораздо более критической по мере того, как ниспровергались ее простодушные допущения. Соответственно, в МСА центр притяжения начал смещаться: в ней росло количество членов с Глобального Юга, избирались такие президенты, как Фернандо Энрике Кардозо, Т.К. Ооммен и Иммануил Уоллерстайн. Социология проникала в новые независимые территории с разными видениями мира, и по мере того как они становились членами МСА гегемония социологии США и Европы все более оспаривалась. Создание журнала «International sociology» в 1986 г. ознаменовало явление незападных социологий, не терпящих существующих конвенций и стереотипов. Этот журнал дал приют первому кругу дебатов об альтернативных социологиях. В то же время исследовательские комитеты, которые всегда были и продолжают быть становым хребтом МСА, уступили площадку национальным ассоциациям, и это привело к учреждению в 2002 г. поста вице-президента по национальным ассоциациям. Отделение национальных ассоциаций в МСА провело свою первую международную конференцию в 2005 г. во Флориде; второй была Тайбэйская конференция 2009 г. Таким образом, предлагаемое Штомпкой позитивистское видение глобальной социологии как единой и универсальной и исключительно западного происхождения многие годы было в осаде.
Итак, обзор Штомпки выдвигает исчезающую позицию в поле борьбы. В арьергардном действии, задуманном с целью защиты «цивилизации от варварства» и продвижения универсализма в противовес всяким формам партикуляризма, в особенности тем кейс-стади национальных социологий, которые содержатся в трехтомнике, он атакует их попеременно и без разбору то как идеологию, то как утопию, как если бы они были эквиваленты. Он забывает, что Карл Манхейм определяет их как противоположности: если идеология – это консервативное мировоззрение, пытающееся сохранить status quo или вернуться к status quo ante, то утопия стремится утвердить новый мир будущего.
В обсуждаемом обзоре Штомпка выступает как идеолог, пытающийся восстановить фиктивное прошлое посредством навязывания глобальному универсального. Он не учитывает эмпирическую реальность и прибегает к фантазийным заявлениям в защиту давным-давно исчезнувшего иллюзорного мира. Рождение универсального из глобального, в свою очередь, является утопией – и здесь я со Штомпкой соглашусь, – видением, которое не может быть полностью реализовано до тех пор, пока мы сталкиваемся с неравным миром, обладающим неравной социологией, и это положение дел вряд ли исчезнет в обозримом будущем.
Позвольте мне прояснить основания и значимость этой утопии. Если исходить из того, что не бывает социологии из ниоткуда (это позитивистская иллюзия), то что должно быть опорной точкой социологии? Моя позиция на этот счет такова, что социология родилась во второй половине XIX в. вместе с гражданским обществом, вместе с ростом профсоюзов, политических партий, добровольных организаций, школ, газет, а все они появились в Европе в ответ на деструктивность рынка. Как экономическая наука принимает точку зрения экономики и экспансии рынка, а политика – точку зрения государства и политического порядка, так социология принимает позицию гражданского общества и защиты коммуникативного действия. Конечно, академические дисциплины – это комплексные поля соперничества с доминирующими и подчиненными группами, но эти определяющие принципы задают повестку дня для дебатов. Это не означает, что социология изучает лишь гражданское общество; она изучает также экономику, государство и т.д., но с позиции гражданского общества. XIX век был лишь первой волной маркетизации, вызвавшей рождение гражданского общества; вторая волна в начале ХХ в. принесла реакцию со стороны государства (социал-демократию, фашизм, сталинизм, Новый курс); теперь нас накрывает третья волна маркетизации, которая находится вне контроля со стороны национальных государств, и противостоять ей может только глобальное гражданское общество. Именно поэтому так важна глобальная социология, выстраиваемая снизу. Но из чего мы можем выработать такую глобальную социологию? Разумеется, есть зачаточные транснациональные группировки, движения, сети, но мы просто не можем отбросить в сторону национальное государство, которое до сих пор во многом фреймирует наши жизни и особенно наши социологии.
Проблемы, с которыми мы сталкиваемся в нашу эпоху третьей волны маркетизации, коренятся в сговоре рынков и государств: государства содействуют рынкам, а рынки содействуют государствам, и это ведет к таким угрозам человечеству, как разрушение окружающей среды, эндемические финансовые кризисы и безудержная коммодификация всего и вся. Так, Тайбэйская конференция началась с обращения тайваньского нобелевского лауреата Юань Ли об опасностях глобального потепления. Как химик он смог определить проблему и даже обрисовать в общих контурах ее решение, и он призвал ученых мира объединиться вокруг его проекта. Как и другие подобные обращения, его обращение было наивным, поскольку эффекты глобального потепления очень неравномерны, как и предлагаемые решения. Как социологам, нам известно, что мы заброшены в мир с очень разными интересами и что любая попытка объединения представляет собой сложный, неустойчивый и трудный процесс переговоров и разговоров. Реалистическая оценка возможного зависит от социологии социологии, социологии научного сообщества и социологии глобального гражданского общества, которая принимает в расчет государства и рынки. Поскольку наш научный анализ приносит так много плохих новостей, тем более важно использовать нашу науку для того, чтобы держаться утопических возможностей. Как настаивал Макс Вебер, только страстно стремясь к невозможному, мы можем достичь возможного.
1. Attitude to other nations // Polish public opinion. – Warsaw, 2010. – N 1. – Mode of access: http://www.cbos.pl/PL/publikacje/public_opinion/2010/01_2010.pdf
2. Bourdieu P. The rules of art. – Stanford: Stanford univ. press, 1996. – XX, 408 p. – 1st ed. 1992.
3. Chang Mau-kuei, Chang Ying-hwa, Tang Chi-chieh. Indigenization, institutionalization and internationalization: Tracing the paths of the development of sociology in Taiwan // Facing an unequal world: Challenges for a global sociology / Ed. by M. Burawoy, Mau-kuei Chang, M. Fei-yu Hsieh. – Taipei: Institute of sociology: Academia Sinica: Council of national associations: International sociological association, 2010. – P. 158–191.
4. Connell R. Southern theory. – Crows Nest: Allen & Unwin, 2007. – 272 p.
5. Giddens A. The politics of climate change. – Cambridge: Polity, 2009. – VIII, 264 p.
6. Jasinska-Kania A. The systematic transformation and changes in Poles’ attitudes towards various nations and states // The Polish sociological bull. – Warsaw, 1991. – Vol. 4, N 96. – P. 299–312.