Социально-психологические аспекты активности - Страница 5

«Активность личности – это единство отражения, выражения и реализации внешних и внутренних тенденций в жизни личности. Активность – ценностный способ моделирования, структурирования и осуществления личностью деятельности, общения и поведения, при котором она приобретает качество более-менее автономно, более-менее целостно и более-менее успешно функционирующей системы в межличностном пространстве. Активность выступает как способ оформления потребности в мотивационной сфере личности, как способ репрезентации этой потребности в мире, как своеобразная "заявка" на ее удовлетворение; активность, в свою очередь, выявляет условия удовлетворения потребностей, т. е. осуществляет ориентацию в мире под ее углом зрения и только затем осуществляет ее удовлетворение, т. е. оформляет соответствующую деятельность» [6, с. 11].

В этом определении именно активность «руководит» деятельностью, оформляет ее, придает деятельности смысл. Представителям данного подхода, возможно, казалось, что им удалось удачно развести «активность» и «деятельность», оставив за «деятельностью» поле классической общей психологии и сделав «активность» ключевым понятием новой, субъектно-социальной, психологии. Однако понимаемая подобным образом деятельность выступает как бессодержательное начало, наполняемое содержанием исключительно благодаря активности, что совершенно не соответствует тем представлениям о деятельности, которые вкладывали в это понятие разработчики данной категории. На самом деле деятельность изначально активна по определению, не бывает пассивной или «неактивной» деятельности, при этом мотивы и цели деятельности неразрывно связаны с деятельностью, которой без них просто не существует (иначе это не деятельность), и вовсе не нуждаются в специальном их оформлении с помощью активности.

Между прочим, при указанной постановке вопроса лишается смысла и само понятие «активности». По сути, идея о том, что активность – это установки, направленность, сознание, поведение и даже ценности, формально не противоречит представлениям Н. А. Бернштейна об активности как о «динамике целеустремленной борьбы» за достижение образа желательного будущего. Все перечисленные категории безусловно имеют и содержательный, информационный аспект, описывающий вышеназванный образ желаемого будущего, и вместе с тем в них заложена интенциональная составляющая, позволяющая говорить о стремлении к цели и о ее достижении. Однако раскрытие понятия «активность» как собирательного по отношению к установкам, направленности, поведению, сознанию и т. д., начисто выхолащивает собственный, самостоятельный смысл «активности», делает это понятие всеобъемлющим, а следовательно, слишком размытым и практически неоперационализируемым.

Расширение понятия «активность» привело к тому, что в структуру активности были включены притязания, саморегуляция и удовлетворенность [Там же, с. 12]. В целом, указанный набор психологических феноменов отражает представления об организации действия (и шире – деятельности), сформулированные еще П. К. Анохиным в ходе разработки им теории функциональных систем и предусматривающие наличие обратной связи в ходе реализации любого человеческого акта. Действительно, саморегуляция может при необходимости описываться как совокупность процессов реализации притязаний (а процесс реализации притязаний – как широко понимаемая саморегуляция). Так же неоспоримо и то, что уровень удовлетворенности индивида так или иначе влияет на уровень его притязаний. Однако и то и другое было понятно и без называния описанных взаимосвязей между явлениями «активностью» – в рамках существующих представлений о кольцевой природе любого психического акта.

Стремление описать явление во всей его целокупности может быть оправдано во всех случаях, кроме тех, когда оно приводит к диспропорциям в его описании, искажая онтологический смысл явления. И Н. А. Бернштейн, и П. К. Анохин использовали понятие «активность» лишь как термин, подчеркивающий, что поведение человека (и, соответственно, регулирующие это поведение психические процессы) не реактивно, а детерминировано субъективным образом потребного будущего. В этом виде понятие охватывало все психические явления, фиксируя интраиндивидный и одновременно вынесенный в будущее источник их порождения, но не претендуя на большее. Предлагаемая трансформация понятия заметно меняет его значение. Теперь речь идет о содержательном общем, характеризующем все составляющие данную категорию психологические явления, часть из которых была названа выше.

Подобное расширение понятия должно быть обязательно оправдано гносеологическими целями. Было бы просто чудесно, если бы обобщающее понятие выделяло в группе обобщаемых терминов некое общее содержание, противопоставляющее их всем другим и позволяющее за счет этого глубже познать специфику этих явлений. Однако в данном случае демонстрируется иной подход. Активность называется «высшей жизненной способностью субъекта» [1, с. 26; 3, с. 151], и в этом качестве не очень ясно, чему ее можно было бы противопоставить, кроме разве что низших жизненных способностей субъекта, которые в этой связи следует, вероятно, понимать как пассивность.

Здесь перед исследователями возникает закономерный вопрос: что для понимания существа перечисленных выше явлений дает обобщение их понятием «активность»? Что нового, неизвестного до сих пор, открывается исследователям, назвавшим поведение, сознание, установки, удовлетворенность, направленность и пр. активностью? Только то, что все эти процессы и явления суть внутренние интенции и подчиняются общему принципу, предусматривающему их детерминацию образом желаемого будущего? Но с этой точки зрения, предполагающей рассмотрение человека как субъекта, вся человеческая деятельность и вся сознательная психическая жизнь человека активны. Использования понятия «субъект» вполне достаточно, чтобы подчеркнуть внутреннюю интенциональную сущность рассматриваемых психологических феноменов. Зачем называть их обобщенным понятием «активность»? Дает ли указанное словоупотребление что-нибудь научному поиску? Какие гипотезы могут быть выдвинуты на этой основе? Какая новая психическая реальность может быть открыта? Какие эксперименты и какой новый инструментарий может породить подобное использование слова «активность»?

Аналогичные вопросы возникают и в случае применения понятия «активность» к описанию процессов, происходящих в группах. Здесь так же имели место попытки обосновать необходимость использования данного понятия тем, что оно описывает некую психологическую реальность, не перекрываемую до того никакими другими понятиями. Так, например, по мнению А. Л. Журавлева, «к различным формам совместной активности можно отнести следующие: общение и взаимодействие в группе (включая диаду), групповые действия, совместную деятельность, групповое отношение, групповое поведение, межгрупповые отношения и взаимодействия и т. п. Для обозначения данного качества группы в последнее время все чаще используется понятие «активность», имея в виду широкий спектр ее проявления, а не только в форме совместной деятельности. Использование понятия «совместная активность» позволяет объединить целую совокупность групповых феноменов и, соответственно, сложившихся понятий: «совместная деятельность», «коммуникация», «общение», «групповое действие», «групповое поведение», «внутригрупповые и межгрупповые отношения» и т. п. [48, с. 73].

Соответственно, за рамками предлагаемого набора остаются лишь те формы жизнедеятельности, которые характеризуют деятельность групп не-субъектов, т. е. стихийных групп, ситуативно и формально организованных групп, групп, находящихся на самых ранних стадиях их формирования, и т. п., т. е. любых социальных групп, объединенных лишь пространственными и временными связями. Очевидно, что к таким проявлениям относится исключительно узкий круг феноменов, включающий прежде всего массовидные явления, такие как паника в толпе, ненаправленная групповая агрессия и т. п. Во всех же остальных случаях речь идет о групповой активности.