Сочинитель - Страница 6
Кудасову с трудом удавалось удерживать на лице маску счастливого влюбленного кретина, ожидающего «царицу своих грез», – почему-то лейтенант был уверен, что курьер все-таки прибыл, а стало быть, его ни в коем случае нельзя упустить… Никите еще не приходилось принимать участия в серьезных задержаниях, поэтому он, конечно, изрядно волновался. Апрельский день был не таким уж теплым, но Кудасов чувствовал, как по его спине стекают к пояснице капельки пота…
Львовский поезд причалил к левой стороне платформы, а правая еще пустовала, и Никита подумал, что при задержании Бес может попытаться спрыгнуть на рельсы. Если он все-таки приехал…
Примерно половина пассажиров уже прошла мимо оперативников, но человека, подходившего под известные приметы, все не было. Краем глаза лейтенант, строго державший свой сектор, заметил, как Кольцов вдруг двинулся развинченной походкой навстречу человеческому потоку. На несколько секунд фигуры пассажиров закрыли Алексея Валентиновича, а потом в том месте, где находился капитан, возникло какое-то водоворотное движение, какая-то непонятная суета. Никита перевел туда взгляд и, словно в замедленном кино, увидел прибывающий к правой стороне платформы состав.
Лейтенант еще ничего не успел понять, но сердце у него вдруг бухнуло и словно провалилось в живот… А потом там, где только что находился Кольцов, закричали люди…
Алексей Валентинович успел «срисовать» Беса – собственно, к нему-то он и двинулся, продолжая играть роль замурзанного алкаша. Но когда до курьера оставалось всего метра два, капитан уловил какое-то странное движение слева от себя, и исходило оно из группы ничем не примечательных мужичков, еще мгновение назад деловито спешивших к выходу с перрона. Кольцов понял, что просчитался, – Беса все-таки встречали… Догадку погасил вылетевший словно из ниоткуда удар кастетом в левый висок. На мгновение капитан словно увидел себя со стороны – его тело медленно падало прямо на рельсы перед прибывающим поездом. А потом картинка рассыпалась…
Никита отшвырнул в сторону дурацкий букет и, расталкивая пассажиров, рванулся туда, откуда неслись уже женские крики и чудовищный скрежет тормозов локомотива… Машинист не мог остановить тяжелый состав мгновенно, и тело Алексея Валентиновича проволокло несколько метров по рельсам и бетонным шпалам…
Когда Никита подбежал, несколько доброхотов уже собирались спрыгивать с платформы на рельсы. В окошке локомотива белело лицо машиниста с раскрытым ртом. Истошно вопила какая-то бабка с кутулями. Набегавшие люди торопились узнать, что случилось.
– Да пьяный он был – шел, шатался!
– «Скорую» надо скорее, «скорую»…
– Милиция! Милиция!
– Сыночка, не смотри, отвернись, дядя был пьяный, упал…
– Миша, Миша, не лезь туда, Миша!
– Ни хрена себе! Я, главное, смотрю – мужик вроде как не в себе…
– Знакомого он увидел – встречал, наверное. Он к нему побежал и запнулся… Мужик, наверное, в поезде забыл что-то: шел, шел, вдруг развернулся – и назад… А этот, с бутылкой, его окликнуть хотел…
Кудасов, медленно выходя из глубокого ступора, повернулся к мужику, сказавшему про то, что Кольцов увидел знакомого. Мужик, натолкнувшись на безумный взгляд Никиты, наклонился к лейтенанту и участливо спросил:
– Ты что, парень? Заплохело?
Несколько мгновений Никита не мог вымолвить ни слова – его словно заклинило, он молча смотрел мужичку в лицо и тяжело дышал…
(Странные иногда вещи происходят с человеческой психикой – потом Кудасова долго будут мучить кошмары, в которых ему придется заново переживать все то, что произошло на перроне Варшавского вокзала 17 апреля 1983 года. И каждый раз почему-то эти сны будут обрываться на том моменте, когда Никита глядит в лицо мужчины, говорящего, что Алексей Валентинович побежал за знакомым… Время постепенно размоет черты этого лица, от него останется только одна деталь – красноватая родинка на левом веке. А мертвое изломанное тело Кольцова не приснится Кудасову ни разу…)
С огромным трудом лейтенант смог наконец выдавить из словно проржавевшего горла одно слово:
– Как?!
– Чего «как»? – удивился мужчина с родинкой на левом веке. Эта родинка была единственным, обо что спотыкался взгляд, – остальные черты лица казались неуловимо усредненными, словно смазанными. Люди с такими лицами похожи сразу на многих и одновременно ни на кого конкретно.
– Как выглядел этот знакомый?! – закричал Кудасов, и к нему начали поворачиваться удивленные люди. Не обращая ни на кого внимания, Никита схватил мужика с родинкой за рукав и дернул на себя. – Как он выглядел, быстро! Я – сотрудник угрозыска.
– Он… – растерянно пробормотал мужчина. – Он такой худощавый, седой. Лет сорок ему… В сером плащике. С чемоданчиком…
– Куда он пошел? Куда?!
– Туда, – махнул рукой мужик в сторону хвоста поезда. – Я толком не видел… Этот, второй, почти сразу с платформы свалился.
Лейтенант развернулся и, расталкивая людей, побежал вдоль опустевших вагонов поезда, спрашивая у каждого проводника, не возвращался ли худощавый седой пассажир в сером плаще с чемоданчиком. Проводник седьмого вагона сказал, что видел, как похожий человек бежал в конец платформы. Кудасов рванул к последнему вагону, остановился на краю перрона и отчаянно закрутил головой во все стороны. Но Бес, или тот человек, который был похож на Беса, словно растаял в прозрачном апрельском воздухе…
Когда Никита вернулся к месту гибели Кольцова, там уже вовсю работали линейщики. Кудасов попытался найти глазами мужика с родинкой на веке, но тот, видимо, уже успел уйти – кому охота ждать, пока тебя в свидетели запишут?..
Тремя часами позже Никита сидел в кабинете майора Грушенко и тусклым голосом рассказывал про все, что случилось на Варшавском вокзале. Кудасов говорил долго, потому что ему пришлось изложить и предысторию, касавшуюся Бертолета и его странного самоубийства. Упомянул лейтенант, естественно, и Антибиотика, и Беса – собственно говоря, Никита лишь пересказал рассказанное Кольцовым…
Грушенко, выслушав рассказ Никиты, долго молчал, а потом тяжело вздохнул и с силой провел пятерней по своей блестящей лысине:
– Эх, Лешка, Лешка…
– Товарищ майор… – начал было Кудасов, но Грушенко прервал его взмахом руки:
– Подожди, Никита… Алексей моим другом был… Ты же не знаешь, чего мне стоило на оперскую должность его перетащить. Хорошо, что ты сразу мне позвонить догадался… Ты… вот что… Про всю вашу комбинацию с Бесом и Бертолетом – молчи.
– Но, товарищ майор…
– Я знаю, что говорю! – повысил голос Грушенко. – У тебя, кроме слов, ничего нет… Никто тебе не поверит, решат, что ты Лешку выгораживаешь… А он… Ты бы почитал, как его замполит характеризует… Нет у нас мафии… А с теми, кто ее найти пытается, очень странные вещи случаются. Ты хороший парень, Никита, и со временем из тебя может выйти правильный мент… Я хочу, чтобы ты дальше работал, а не сгорел, как мотылек на свечке… Молчи. Пройдет время, и ты поймешь, почему старый майор Грушенко на себя этот грех берет… Голову о стенку расшибить – дело нехитрое… Труднее подготовиться, оснаститься грамотно – снести, на хер, эту стену. Алешка поймет, не обидится…
Грушенко снова вздохнул, отпер свой сейф и вынул оттуда бутылку «Московской»:
– Ладно, лейтенант, давай помянем Алексея… Пусть земля ему пухом будет…
На похороны Алексея Валентиновича, к удивлению Никиты, пришло много народу, но хоронили капитана скромно – салют и оркестр ведь только старшим офицерам полагаются. Траурная церемония не заняла много времени…
Через неделю после похорон Никита, просматривая сводку, натолкнулся на информацию о неопознанном трупе, выловленном в озере Долгом… Приметы утопленника, при котором никаких документов не оказалось, заставили Кудасова навести подробные справки. Через некоторое время при помощи дактилоскопической идентификации удалось установить, что в мире живых утопленника звали Анатолием Мироновичем Безюченко, что он дважды был судим и в местах лишения свободы приобрел кличку Бес. По заключению экспертов, на момент смерти Безюченко находился в состоянии сильного алкогольного опьянения…