Сочинитель - Страница 2
Вот и получалось частенько, что если хозяйка вынесла во двор ковер выбить и отошла на минутку с соседками посудачить, а вернувшись, ковра не обнаружила – то имела место никак не кража, просто внезапно налетевший ветер ковер унес… И у зазевавшегося велосипедиста никто велосипед не крал – подростки озорующие взяли покататься – без злого, естественно, умысла. Были и такие опера, которые могли зареванную девчушку убеждать в том, что никто ее не насиловал, чего уж там – сама давала, сгоряча да не подумавши…
Все это Кольцов хорошо знал и никакими иллюзиями себя не тешил. Но ведь была еще и настоящая работа – тяжелая, нервная, рутинная, однако выводящая в конце концов на след преступника, до поры неведомого… И были слова благодарности от тех людей, которым удавалось помочь. Не так уж часто приходилось их слышать Кольцову (люди, они странные, многие считают, что, когда у них что-нибудь крадут, это событие из ряда вон, а когда милиция вора задерживает – это само собой разумеющееся дело), но когда слышал, то аж весь светился изнутри.
Именно поэтому так рвался на оперскую должность седеющий капитан Кольцов – словно мальчишка. А по правде говоря, в чем-то Алексей Валентинович и был мальчишкой, возраст ведь не только прожитыми годами измеряется, есть еще и никем официально не признанный «коэффициент неугомонности души». Так вот, с этим коэффициентом у Кольцова был полный порядок. Хотя у его начальства по этому поводу имелось особое мнение…
Алексей Валентинович бодро дошагал до своего отделения, зашел в маленький, на два стола, кабинет и начал знакомиться с поступившими материалами.
Перед самым обедом к нему заглянул начальник отделения майор Грушенко и преувеличенно радостным тоном представил Кольцову здоровенного румяного парня с перебитым носом и спокойными голубыми глазами:
– Вот, Леша, прошу любить и жаловать! Новый опер – Никита Кудасов, бывший инженер с Кировского… Вводи товарища в курс дела, учи, шефствуй, так сказать…
Пожатие у Никиты было крепким и сухим, вообще этот парень сразу понравился Алексею Валентиновичу, чувствовались в нем внутренняя сила и этакая основательность.
– Андроповский призыв? – поинтересовался Кольцов у нового коллеги.
– Ага, – кивнул Никита. – Пять лет в прокатке… Теперь вот к вам. С чего начнем?
Алексей Валентинович внутренне усмехнулся: «Ишь ты, прыткий какой… Быка, стало быть, за рога?» – и молча передал Никите два заявления: одно о краже детской коляски у районной поликлиники, а второе об ограблении студента Технологического института в баре «Тритон». Заявления такого рода сыпались в отделение пачками, в результате чего на каждом земельном опере висели по двадцать пять – тридцать дел самого широкого диапазона: от кражи лыж до квартирных разбоев. Отрабатывая весь этот «вал», инспектора уголовного розыска редко уходили домой раньше десяти часов вечера, а частенько им приходилось и оставаться в ночь… Такой сумасшедший ритм во многом определял текучесть оперских кадров, зато втянувшиеся уже не представляли себе жизнь вне розыска… Молодым операм никаких скидок на неопытность не делалось, с ними, как правило, поступали как с брошенными в воду щенками: выплывет – молодец, пусть дальше бегает, утонет – что ж, значит, не судьба…
«Посмотрим, парень, надолго ли тебя хватит», – думал Кольцов, незаметно наблюдая за Никитой, в рабочей папке которого через пару дней было уже двадцать шесть заявлений. Кудасов за эти дни успел осунуться, однако не ныл и не жаловался, единственное, на чем его «прорвало» однажды, – это на полнейшем отсутствии в отделении каких бы то ни было технических возможностей. Кольцов особо издеваться над начитавшимся советских детективов парнем не стал, а, доброжелательно улыбнувшись, пояснил:
– С техникой любой дурак что хочешь поднимет… А мы за «трудное счастье»… Шариковая ручка, пистолет Макарова, «ксива»… Мало, что ли? Ножками, ножками двигать надо – волка, как в народе говорят, ноги кормят. Высчитываешь бандюгу, берешь – и коли его на здоровье…
Никита, заподозрив все же в словах Алексея Валентиновича легкую насмешку, насупился и больше вопросов о «технической оснащенности» не задавал.
К удивлению Кольцова, через три дня вчерашний инженер привел в отделение бабку-уборщицу из булочной, у которой были изъяты похищенные у студента-недотепы часы. Спустя еще сутки Кудасов приволок полупьяного бугая, в котором заикающийся студент опознал лицо, ограбившее его в баре «Тритон» после совместного распития бутылки «Агдама».
– Лихо, – прокомментировал успех новоиспеченного опера Кольцов. – И как ты на всю эту музыку вышел?
– Да так, – небрежно бросил Никита, не замечая, что копирует интонацию Кольцова. – Сорока на хвосте принесла…
– Понятно, – кивнул Алексей Валентинович. – Пойду-ка я воздуху глотну немного. Куришь ты, Никита, как паровоз прямо…
Кольцову хватило двух часов, чтобы полностью восстановить картину раскрытия ограбления студента. Оказалось, на бабку-уборщицу, купившую часы с рук, аукнула продавщица из той же булочной, а непосредственно на злодея Кудасов вышел самым прямым путем: заявился в «Тритон» и душевно поговорил с барменом. Правда, имелся один нюанс. Когда бармен – из самых лучших побуждений, естественно – попытался вместо разговора о парне, ограбившем студента, угостить молодого опера колбаской и коньячком, Никита по-простому зашвырнул труженика стойки в дальний угол подсобки. После приземления на ящики бармен «вспомнил» все, что нужно: оказалось, что грабитель работал раньше в «Тритоне» швейцаром… А еще Кольцов успел перехватить этого самого бармена, несшего в прокуратуру заявление на Кудасова… Какое такое «слово петушиное» Алексей Валентинович сказал работнику «Тритона», один Аллах знает, но заявление свое бармен отдал почему-то не в прокуратуру, а Кольцову в руки. Да еще пообещал, что больше ничего такого писать не будет.
Вернувшись в кабинет, капитан посмотрел на сияющего, словно новый пятак, Никиту и сказал:
– Ну, что же, старина… Для начала неплохо. Сработано в общем-то грамотно. Есть, правда, одно маленькое обстоятельство…
– Какое? – насторожился Кудасов.
– Да, так, мелочовка… Прочитай для интереса.
И Кольцов положил перед Никитой листок, не дошедший до прокуратуры. По мере того как Кудасов вчитывался в заявление, его шею, уши и щеки последовательно заливала краска.
– Да он, гнида…
– Тихо! – гаркнул Кольцов, до того ни разу не повышавший в присутствии Никиты голос. – Тихо, бабка, немцы в сарае… Я, конечно, понимаю, пролетарское происхождение – оно обязывает действовать решительно и смело. Но ты учти, одной поганой бумаженции вполне хватит для того, чтобы ты под такие фанфары загремел – на всю жизнь хватило бы… И еще: каждая твоя глупость, она не только лично против тебя преступниками повернута будет, но и против всего дела, которому мы служим! И вообще – зачем же с шашкой на пулемет? «Мяхше» надо, «мяхше», как советует Аркадий Райкин. И люди к тебе сами потянутся… Ну что, будем учиться?
– Будем, – угрюмо кивнул Кудасов. – Спасибо вам, Алексей Валентинович.
С того дня Кольцов действительно основательно принялся за обучение Никиты азам сыскной работы. Собственно говоря, это было даже не обучение, а скорее натаскивание – то, что рассказывал и показывал личным примером капитан лейтенанту, нельзя было прочесть ни в одном учебнике, да и в школах милиции такого курса не было. Алексей Валентинович учил Кудасова не только методике раскрытия преступлений, он объяснил бывшему инженеру, как выжить в Системе, не превратившись при этом в подхалима и сволочь. Кольцов «ставил» Никите оперское мышление, рассказывал, как распознать в человеке будущего потенциального «помощника» – сыскари старой школы очень не любили слово «агент» и почти никогда не употребляли его. Капитан терпеливо разжевывал Кудасову, как надо находить след, где его, казалось бы, и в помине нет, как идти по этому следу, как, при необходимости, «сбрасывать» собственные следы.
В общем, Кольцов учил Никиту оперскому образу жизни, и, надо сказать, ученик радовал и удивлял своего наставника – Кудасов все схватывал буквально на лету, казалось, он был просто рожден для этой работы, а в инженеры попал по недоразумению… Правда, успехи Никиты, возможно, объяснялись еще и преподавательским талантом Кольцова – капитан умел объяснять самые сложные и деликатные вещи очень доходчиво, образно и кратко…