Сочинитель 2 - Страница 12
– О-хо-хо, грехи наши тяжкие, – закряхтел Антибиотик, залезая на полок. – Хорошо-то как, Господи! Все-таки лучше нашей русской бани ничего нет. Это сейчас мода пошла на всякие сауны… А ведь вся сила-то – в пару. Парок, он исключительно хорошо на нервы влияет… А эту сауну чухня придумала – от скудости ума своего и жадности. Сауна, она что – быстро нагревается и быстро остывает… А нашу баню долго топить надо, и с умом опять же – дровишки чередовать, пар выдерживать. Наша русская баня – это дело серьезное, а сауны эти – туда только блядей таскать хорошо…
Иваныч еле заметно улыбнулся и, прищурившись, заметил:
– Оно конечно, вам виднее, Палыч, но только я помню, что и у нас в деревнях детишек в банях раньше делали…
– Ну, так! – Антибиотик даже приподнялся, опершись на локоть. – Одно дело – блядство, другое дело – дитя зачать. Тут чистота нужна и душевный покой… Нет, русский народ не дурак, если пар как воздух нужен…
Иваныч спорить не стал, наклонил согласно покрытую войлочной шапочкой голову:
– А вы, Палыч, толк в парку знаете… – Он расправил широкие плечи и повел носом. – Добавляете что-то в парок? Уж больно духмяный.
– А это эвкалипт, – разулыбался Антибиотик. – Для бронхов очень хорошо. Мои-то бронхи застужены еще с Воркуты. Осталась, понимаешь, память от «хозяина»…
Иваныч сочувственно цокнул языком и покачал головой:
– Сколько годков прошло, а все не отпускает?
– Э-эх, – махнул рукой Виктор Палыч. – Молодой был, глупый, не понимал ничего. Да и время другое было… Ладно, что прошлое ворошить, жить настоящим нужно. И будущим. Сейчас-то жизнь ведь только начинается. Грех нынешнее времечко упускать, потому как золотое оно… Не для всех, конечно, для тех, кто живет с понятием и разумением.
– Верно, Палыч, – крякнул Иваныч, замачивая венички в тазу. – Не зря же люди говорят, что делу время, а потехе – час.
– Добро бы все это понимали, – вздохнул Антибиотик. – Времени-то мало, а сделать много надо… Смену готовить нужно. Чтоб не зря, значит, время-то прожито было…
– Со сменой проблема, – почесал красную распаренную грудь Иваныч. – Никто работать не хочет, все норовят сразу в дамки прыгнуть… Все ж таки нагловатая нынче молодежь пошла – сплошная борзость! Мы такими не были…
– Так ведь кто нагличает? – пожал плечами Виктор Палыч. – Только те, кому жизнь еще рога не накрутила… Непуганый, он хуже дебильного.
Младший компаньон Антибиотика вдруг усмехнулся и, непроизвольно понизив голос, сказал с каким-то оттенком злорадства:
– Из златоглавой весточка пришла – опять ОРБ увеличивать будут, вот они-то рога и накрутят.
Антибиотик перевернулся на спину и закинул руки за голову:
– Эти-то? Эти могут. Но ведь ежели с умом к теме подойти, то и с ними договориться можно. И даже с пользой для дела…
– Это как же?
– А так. – Виктор Палыч растер испарину на животе, сжал пальцы в кулак. – По телевизору, по радио все уши прожужжали уже – «организованная преступность, организованная преступность»… Хуюпность! У меня человечек есть в этом самом ОРБ – за пайку мусорскую лямку тянет, я ему говорю: дай ребятам заработать, мы мешать не будем. Ну, раз государство на них жмотится… Все ведь люди, а людям положено договариваться. Мы разных барыг охраняли – ну и вы охраняйте. Пожалуйста. Препятствовать не будем. Это ж даже полезно – меньше злости у мусорков будет. Самый злой ведь кто? Бедный и голодный. Такой только и думает, какую бы подлянку сытому и богатому учинить… Мы крыши даем – пусть и ОРБ крыши дает. Все по-честному, все по понятиям… Их, главное, в это дело втянуть, а там так понравится – за уши не оттащишь. Погоди, они нам еще с этого в общак состегивать начнут…
Иваныч не выдержал и фыркнул – трудно было ему представить оэрбэшников, отстегивающих деньги в бандитские общаки.
– Смейся, смейся, – добродушно махнул на него рукой Антибиотик. – Потом вспомнишь, что старик говорил. Никуда они не денутся, а работа – ее на всех хватит… Их через экономику брать надо, люди во вкус должны войти. А то, понимаешь, сделали из этого ОРБ какое-то пугало… Бронемашинами вооружают, пулеметами. Скоро на танках по городам ездить начнут! А с другой стороны – пусть поиграются. Вреда в этом нет. Опять же – населению спокойнее, преступности война объявлена, люди при деле, депутатам есть о чем попиздаболить… Главное, чтобы эти уроды оэрбэшные финансы не трогали… А если даже кого из пацанов и направят землю потоптать – так и это к лучшему, пацаны потом больше порядок уважать начнут…
– Это верно, – согласился Иваныч. – Пусть хоть пушками вооружаются, лишь бы мурла свои не совали, куда не надо.
Виктор Палыч вдруг резко сел, свесив ноги с полка, глаза его возбужденно заблестели – так бывало всякий раз, когда он начинал строить какие-нибудь грандиозные планы. И ведь что интересно, какими бы они ни казались на первый взгляд невероятными, а сбывались, воплощались в жизнь стратегические проекты старика, у которого, кстати говоря, не было даже законченного среднего образования – одни только «воровские университеты».
– Я ведь что думаю – главное, семя бросить… Можно и кое-кому из барыг идейки насчет крыш оэрбэшных подкинуть… А там… Крыши эти, конечно, в коллектив не возьмешь, но сотрудничать можно будет. Каждый будет свою функцию выполнять. Зато прикинь, какая экономия может получиться! ОРБ ведь содержать будет дешевле, чем братву. Скажем, долги снять с барыги – братва за пятьдесят процентов работает, а ежели мусора за тридцать подряжаться станут, вот тебе и двадцать процентов чистой прибыли! И дело они чище сделают… А? Крыши-то ментовские и так уже в городе появляются – сами по себе, дикие пока еще… А чего с ними сраться-то? Их, наоборот, объединять нужно. Фонд какой-нибудь мусорской создать… А?
Антибиотик поскреб в затылке и сам себе кивнул:
– Это мысля, насчет фонда… И человек у меня на примете есть, мусоренок один. В годах уже, перебесившийся… Слыхал, может, Лапкин такой, Евгений Иваныч?
– Который нашу следачку Любу дерет? – сощурил глаз Иваныч, демонстрируя свою осведомленность.
Виктор Палыч поджал губы – не любил он, когда кто-то знал о его людях больше, чем это было необходимо.
– Насчет «дерет» не знаю. Думаю, что вряд ли… Но дело он делает, парнишка толковый. Надо бы поддержать его и насчет фонда поговорить.
– Поддержим. – Иваныч вынул из таза веники и встряхнул их. – Давайте-ка, Палыч, я по вам пройдусь немного. В самый раз сейчас будет…
– И то правда, – согласился Антибиотик и растянулся на полке лицом вниз. – Побалуй меня, старика…
Иваныч работал веником виртуозно – светлая кожа Виктора Палыча вскоре раскалилась чуть ли не до малинового оттенка. Когда Антибиотик сделал наконец жест, означавший «хватит», – «банщик» и сам уже еле стоял на ногах.
Передохнуть они вышли в светлый предбанничек, размеры которого превышали офис средней руки коммерсанта. Виктор Палыч подвел компаньона к столу, ломящемуся от яств, но себя потешил скромно – только вяленой рыбкой. Иваныч вообще ничего есть не стал, налегал лишь на запотевшие зеленые бутылки с «боржоми». Антибиотик запил рыбку двумя глоточками ледяного чешского «Урквела» (которого в Питере, кстати, давным-давно уже не водилось в магазинах), отставил от себя кружку и вытер руки о простыню, обмотанную вокруг бедер:
– Ладно, хорошенького понемножку. Пора и о проблемах поговорить. Муха с Ильдаром, как ты знаешь, в «Крестах» отдыхают…
Иваныч молча кивнул, и Виктор Палыч продолжил:
– Вызволить ребят надо… Хватит им икру жрать да контролерш «крестовских» пялить – работать надо, людей нет… Короче, пацаны мне позарез нужны, особенно Муха.
Иваныч снова кивнул, но лицо его при этом особого энтузиазма не выражало.
– Понял вас, Палыч. Я переговорю с нашими мусорками…
Иваныч старался в разговорах с Антибиотиком как можно реже употреблять личные притяжательные местоимения «мое» или «мои», заменяя их на «наше» или «наши». Тем самым он как бы подчеркивал, что жизнь и «работу» свою видит только под мудрым руководством старика… Виктор Палыч очень чутко улавливал любые нюансы в интонации собеседника, уловил он и сейчас легкую досаду и неуверенность в последней фразе своего «коллеги»: