Сочинения в двух томах - Страница 26

Сей промысл есть общий, потому что касается благосостояния всех тварей.

Сей чистейший, всемирный, всех веков и народов всеобщий ум излил нам, как источник, все мудрости и художества, к провождению жития нужные.

Но ничем ему так не одолжен всякий народ, как тем, что он дал нам самую высочайшую свою премудрость, которая природный его есть портрет и печать.

Она столь превосходит прочие разумные духи, плп понятия, сколь наследник лучше служителей.

Она весьма похожа па искуснейшую архитектурную симметрию или модель, которая по всему материалу, нечувствительно простираясь, делает весь состав крепким и спокойным, все прочие приборы содержащим.

Так слово в слово и она, по всем членам политического корпуса, из людей, не из камней состоящего, тайно разлившись, делает его твердым, мпрпым п благополучным.

Если, например, какая‑то фамилия, плп город, или государство по сей модели основано и учреждено, в то время бывает оно раем, небом, домом божипм п прочее.

А если один какой‑то человек созпждет йо нему житие свое, в то время бывает в нем страх божий, святыня, благочестие и прочее. II как в теле человеческом один ум, однако разно по рассуждению разных частей действует, так и в помяпутых сожительствах, сею премудростию связанных, бог чрез различные члены различные в пользу общую производит действа.

Она во всех наших всякого рода делах и речах душа, польза и краса, а без нее все мертво и гнусно. Родимся мы все без нес, однако для нее. Кто к ней природное и охотнее, тот благороднее и острее, а чем большее кто с нею имеет участие, тем действительпейшее, но не понятое внутри чувствует блаженство пли удовольствие. От нее одной зависит особенный в созидании рода человеческого промысл. Она‑то есть прекраснейшее лицо божие, которым он со временем, напечатуясь на душе нашей, делает нас из диких и безобразных монстров, или уродов, человеками, то есть зверьками, к содружеству и к помянутым сожительствам годными, незлобивыми, воздержными, великодушными и справедливыми.

А если уже она вселилась в сердечные человеческие склонности, в то время точно есть то же самое, что в движении часовой машины темпо (tempo), то есть правильность и верность. II тогда‑то бывает в душе непорочность н чистосердечие, как бы райский некий дух и вкус, пленяющий к дружелюбию.

Она различит нас от зверей милосердием и справедливостью, а от скотов — воздержанием и разумом; и не иное что есть, как блаженнейшее лицо божие, тайно на сердце написанное, сила и правило всех наших движений и дел. В то время сердце наше делается чистым источником благодеяний, несказанно душу веселящих; и тогда‑то мы бываем истинными по душе п по телу человеками, подобны годным для строения четвероугольным камням, с каковых живой божий дом составляется, в котором он особливою царствует мплостпю.

Трудно неоцененное спе сокровпще проникнуть и приметпть, а для одного сего любить и искать ее нелегко[157].

Но сколь она снаружи неказиста и презренна, столь впутри важна и великолепна, похожа на маленькое, например, смоквинпое зерно, в котором целое дерево с плодами и листом закрылось, пли на маленький простой камушек, в котором ужасный пожар затаился. Для ока- залостп намечалп ее всегда признаками, и она, будто какой‑то принц, имела свои портреты, печати и узлы, разные в разных веках и народах. Ее то был узел, например, змий, повешенный на колу пред иудеями.

Ее герб— голубь с масличного во устах ветвпю. Являлась она в образе льва и агнца, а царский жезл был ее ж предметом и прочее.

Таилась она и под священными у них обрядами, например под еденпем пасхи, под обрезанием и прочее.

Закрывалась она, будто под разновидным маскарадом, и под гражданскими историями, например под повестью о Исаве и Иакове, о Сауле и Давиде[158] и проч., и одним тайным своим присутствием сделала те книги мудрыми. А в последовавшие уже времена показалась она в образе мужском, сделавшись богочеловеком.

Каковым же способом божпя спя премудрость родилась от отца без матери и от девы без отца, как‑то она воскресла и опять к своему отцу вознеслась и прочее, — пожалуй, не любопытствуй. Имеются и в сей так, как в прочих науках, праздные тонкости, в которых одних может себе запять место та недействительная вера, которую называют умозрительною. Поступай и здесь так, как на опере, и довольствуйся тем, что глазам твоим представляется, а за шпрмы и за хребет театра не заглядывай. Сделана спя занавесь нарочно для худородных и склонных к любопытству сердец, потому что подлость, чем в ближайшее знакомство входит, тем пуще к великим делам и персонам учтивость свою теряет.

На что тебе спрашивать, например, о воскресении мертвых, если и самый дар воскрешать мочь ничего не пользует бездельной душе — ни воскрешающей, нп воскрешаемой? От таковых‑то любопытнпков породплпсь расколы, суеверия и прочие язвы, которыми вся Европа беспокоится. Важнейшее дело божпе есть: одну беспутную душу оживотворить духом своих заповедей, нежели из небытия произвести новый земной шар, населенный беззаконни- ками.

Не тот верен государю, кто в тайности его вникнуть старается, но кто волю его усердно исполняет.

Вечная спя премудрость божпя во всех веках и народах неумолкно продолжает речь свою, и она не иное что есть, как повсеместного естества божиего невидимое лицо п живое слово, тайно ко всем нам внутрь гремящее. Но не хотим слушать советов ее, одни за лишением слуха, а самая большая часть — по несчастному упрямству, от худого зависящему воспитания.

Прислушивались к нетленному сему гласу премудрые люди, называемые у иудеев пророками, и со глубочайшим опасением повелеваемое исполняли.

Она начало и конец всех книг пророческих; от нее, чрез нее и для нее все в них написано. По сей причине разные себе имена получила. Она называется образ божий, слава, свет, слово, совет, воскресение, живот, путь, правда, мир, судьба, оправдание, благодать, истина, сила божия, имя божие, воля божия, камень веры, царство бо- жие и проч. А самые первейшпе христиане назвали ее Христом, то есть царем, потому что одна она направляет к вечному и временному счастию все государства, всякие сожительства и каждого порознь[159]. Да и, кроме того, у древних царственным называлось все, что верховным и главнейшим почиталось.

Провидел, было, Авраам блаженнейший свет ее и, на ней уверившись, сделался со всею фамилиею справедливым, а с подданными благополучным. Однако она и прежде Авраама всегда у своих любителей живала. А Мой- сей, с невидимого сего образа божиего будто план сняв, начертил его просто и грубо самонужнейшими линиями и, по нему основав пудеевское общество, сделал оное благополучным же и победительным. Он по–тогдашему написал, было, его на каменных досках и так сделал, что невидимая премудрость божия, будто видимый и тленный человек, чувственным голосом ко всем речь свою имеет.

Сия речь, понеже от него разделена на десять рассуждений, или пунктов, потому названа десятословием.

«Я есть господь бог твой, да не будет тебе богов иных!..» и прочее.

Яснее сказать так: Я глава твоего благополучия и свет разума. Берегись, чтоб ты не основал жития твоего на иных советах, пскусстьах й вымыслах, хотя б они из ангельских умов родились. Положись на меня слепо. Если ж, меня минув, заложишь век твой па иной премудрости, то опа тебе будет и богом, по пе истинным, а посему и счастие твое подобпо будет воровской монете.

«Не сотвори себе кумира!..» и проч.

А как на подлых камнях, так еще больше не велю тебе строиться на видимостях. Всякая видимость есть плоть, а всякая плоть есть песок, хотя б опа в поднебесной родилась; все то идол, что видимое.