Сочинения русского периода. Стихи. Переводы. Переписка. Том 2 - Страница 27
Изменить размер шрифта:
Глава восьмая
вот он чертежник вот актером
с бродячей трупой ездит он
на полустанке мрачным взором
в горящий семафор вперен
на сквозняке за кассой сонной
с дырявым пледом на ногах
над зала пропастью бездонной
бессонный укрощая страх
он видит: ложной был мечтою
сей путь и вот уж перед ним
Варшава – тупо недвижим
он под чугунною пятою
повисшей с чорново седла
стоит на площади бездомный
пред ним холодный мир огромный
чужой и каменный встает
куда идти? но он идет
среди цветных реклам шипящих
средь улиц празднично кипящих
идет: кружится голова
от голода – бездомной ночи
но мысль надменная жива
горят безумной верой очи:
он здесь лишеньем и трудом
свой возведет на камнях дом
и впрямь возводит но далеко
ещо: в труде не видно прока
пока ж на почте пострестант:
отчаянные утешенья
и Вислы мелкое движенье
и сыпь песка и ток лопат
и снов туманный вертоград
вот он лопатою ломает
замерзлый каменный песок
сломав в пустую тьму бросает
и рядом тот же плеск и ток
сосед невидимый вздыхает
лопату чистит и затем
как он – безвидное бросает
в метафизическую темь
за Вислой первая сирена
стенает скорбная – у ног
белеет изморозь иль пена
иль белый брошеный чулок
и в облаке тумана сером
уж различим двухмерный брат
и слева та же тень за делом
и плеск и снова стук лопат
так в мраке утреннем лопатой
ссыпатель висленских песков —
под вечер в галстуке крылатый
речей слагатель легкослов
в собраньях тесных эмигрантских
он принят равным только реч
ево дика в диспутах братских:
им избран мир а ими меч
он к ним из планов иномирных
нисходит прямо: богослов
в гром политических немирных
в толк поэтических в брань лирных
страстей – смешение умов
за чаем прений и стихов
они решают: он толстовец
они прощают: он юнец
и он смолкает наконец
хлебает чай непрекословясь
под тенью меловых божков
немой протоколист собраний
хранитель их речей и брани
потерянных низатель слов
тут перед ним сквозь чьи-то строфы
садясь за шумный ликий стол
фигурой сгорбленной прошол:
сжав в пальцах острых папиросу
уж острой речью обнажил
все лицемерные вопросы —
он острый взгляд остановил
на новом госте: улыбаясь
преувеличенно склоняясь
с неясной лаской руку жмет
впрямь или в шутку – кто поймет
так мрится жизни навожденье
но в этих бедах в этих снах
в тяжолых ноющих плечах
идет благое становленье:
душа становится видна
и он с волненьем замечает
с какой свободою она
беседует за чашкой чаю
знакомясь – твердо помнит звук
своей фамилии незвучной
с какою зоркостью научной
своих не смешивает рук
с руками разными чужими
в пожатий встрясе и зажиме
заклятьем внешней пустоты
заклят призрак недавний нетый
и вот сбываются мечты
мирочком суетным газеты:
оплаты нищенской закал
петитом чья то кровь и беды
в столовке даровой обеды
где рядом бывший генерал
с чужой тарелки доедает
украдкой слизкую марковь —
в решимости герой наш бровь
чернильным палцем протирает
и шлет – зовя в неверный рай —
отчаянное: приезжай
уже вокзал колебля птице —
– центавро-змей парит-ползет
уж в ленте окон реют лица
бегут носильщики вперед
уж извергая пар из зева
вздохнуло обогнув перон
тогда посыпалось из чрева
помчалося со всех сторон
в коловращении дорожном
стоит затерян он но вот
– и невозможное возможным —
желанный образ узнает:
как эти белые морщинки
между бровей загладил зной
на складках кофты кружевной
ещо волынские пылинки —
стран невозвратных перепев
и он в слезах лицо воздев
влечот тугие чемоданы
в свои изученные планы
их извергает лязг вокзальный
в рев улиц шип рекламных жал
отброшенный билет трамвайный
дорогу им перебежал
ее смущает вихрь движенья
кругля глаза от изумленья
она глядит на домы: там
мираж сникающих реклам
вот из бутылки непомерной
огнями полнится бокал
и сник и вновь призрак неверный
огонь в пустоты расплескал
все здесь минутно смертно зыбко
мелькает бледный круг личин
и тень размыканной улыбки
секут блудящие лучи
окружены призраков кругом
они бегут она с испугом
не отпуская рукава
ево за ним спешит едва
ее беспомощность упреком
всех чемоданов тяжелей
на нем повисла – нежно к ней
склонясь глядит он ненароком
провидя свой великий грех —
вину за жизнь ее – за всех:
вот пред женою наречонной
не обручонной: так велит
их бегства тайна – обречонный
он открывает нищий быт
от глаз родителей укрытый
ветрами рока перевитый:
этаж возвышенный в нем дом
воздушный неправдоподобный —
ну растворится в вихре сем!
в нем – страх зачатия утробный
от слов зависимые дни —
газетных вымученных знаков
но сны исполнились: они
в сем фантастичнейшем из браков
вдвоем но как же дух несыт
как страшно тела насыщенье
над бездной тютчевской висит
их общей жизни навожденье
но все – спеша в домашний час
мнит серце —: вечно будет то же:
сквозь дверь – хозяйки бдящий глаз
за шкафом тесненькое ложе
шипящий примус сад обой
с метлой над горсточкою сора
жена смущонная судьбой
слезой развязанная ссора
и в горечи – словесный сот:
какой то фетик или кротик
живот без жал живети – вот
тож ума(и)лительное: вотик
язык ласкательный благой
что в поцелуях возникает
в какой-то час обрядовой
за мойкою волос за чаем
с пеною мыльной поцелуй
(все разрешая – долуокий)
мешается: текут потоки
вдоль губ солено-мыльных струй
от плеска их не слышны громы
не видно как во внешний понт
армада полунощи – домы
меж бездных ужасов плывет
но исполняется тревога —
все злей черней была она:
вторично дрогнул дух – война
уж мир от неба до порога
горит: дрожит шатаясь дом
крушатся исчезают страны
крылатых чудищ ураганы
карают громом и огнем
вокруг все хаосом объяты
бегут их кроет мрак ночной
пылают дымные закаты
пожарищ вещих над толпой
спасая жизнь свою от грома
с женой и наш герой спешат
успел он захватить из дома
фигуры чура – лар – пенат
кривой раскрашенный их корень
второю трапезою сыт
теперь он их в пути хранит
чур – вещей тенью прародитель
и бледной смертной тенью внук
пред кем Сатурн путеводитель
и разрушенья дикий круг:
равнины бомбами изрыты
сожжонный поезда скелет
края дороги свеже взрыты:
могилы торопливой след
вот опрокинутые пушек
торчат призраки – вот поля:
как белым пухом из подушек
архивом устлана земля
вокруг рассыпаны патроны
и покатился под ногой
шлем пустотою жестяной
с ним – шляпа дамская вот стоны
где лошади раздутый труп
вот вырван с корнем мощным дуб
скрываясь днем от стай железных
в кустах – они в ночи точ в точ
в подземных закоцитных безднах
скитаются: безлунна ноч
лиш знаки гороскопов звездных
да вспышки дальних взрывов грозных
да зарева сквозь дич и жуть
опасный освещают путь
бегут безумные тароки
их страхи стерегут вокруг
кому судьбы известны сроки?
где путь где жизнь кто смерть кто друг?
бегут спасая жизни тленье
в своих заплечных узелках
в движеньи мнится им спасенье
но всюду неподвижный страх
их окружает: смерть гуляет
в дороге грабят умирают
за самоходом самоход
их обгоняет обдавая
бензином – в мраке исчезая
спеша как и они вперед
они завидуют их крыльям
но чаще все – к чему усилья!
им попадаются задрав
колеса в омуте канав
как Дух низвергнутый – машины
превращены – бензин сгорел —
в железный мертвый груз махины
и с них уж открутить успел
колеса ближний хуторянин
все диче вид ночных дорог
и топкий под ногой песок
но соглашается крестьянин
их подвезти – пора! жена
уж падает истомлена
уж мужа – за нево в тревоге
ее оставить на дороге
молила: слезы при звездах
стоят в расширенных глазах
теперь она на воз взмостившись
клюет на чьих-то узелках
а муж – на жерди в воз вцепившись
глотает сзади пыльный прах
так вот где счастье Цицерона
о коем Тютчев говорил:
он на пиру богов он пил
бессмертие из чаши оной
что ж смертный! ты бы предпочол
судьбу безвестную – крушеньям
сон – смерти грозной дуновеньям
и нектару – напиток пчол!
а жердь седлать совсем не дурно:
бдит мыслит нудит дух в беде
подставив бледный лоб звезде
он смотрит в тусклый глаз Сатурна
куда ведет ево звезда
зловещий жизни разрушитель?
где смысл в судьбе такой? когда
умилостивится гонитель
ево неведомый – но вот
пред ними быстрый Буг течот
за быстриною неизвестной
Волынь и там в избушке тесной
ево родители живут
живут ли что сулит свиданье
уж не исполнилось ли тут
девичье матери гаданье:
средь нищих чуждых диких мест
бугор и наклоненный крест
и как пред материнским домом
он явится беглец с такой
запретной тайною – женой!
так мыслит он перед паромом
снует меж берегов паром —
в местечке мертвом переправа
на бреге беглецов орава
с ксендзами воз – подвижный дом
катится на паром накренясь
за ним – они: плывут и пенясь
меж брегом и паромом вал
песок волынский облизал
поля в кустах лесок сосновый
песчаный путь кряжистый вяз
вопят колеса – груз пудовый:
ковчег с духовными увяз
сутаны подобравши скачут
ксендзы толкают свой ковчег
герой решает: вот удача —
попутчики и с ними бег
сквозь лес по корням продолжают
сутаны плещут помавают
картина дантова совсем
ксендзов он просит между тем
взять их с собой: не служат ноги
и страшен путь – жену на воз
а сам он может у колес
бежать за возом вдоль дороги
но совещаются ксендзы:
нет – труден путь а воз тяжолый
в нем много клади и казны
тут расступился лес и голый
открылся путь шоссейный им
ксендзы седлают воз хлестнувши
коней – молитву затянувши
во тьме скрываются лиш дым
провеял пыли – призрак ночи
да воз вдали дорогу точит
жена стоит: в ее глазах
уж не мольба не боль не страх —
какой то древнею личиной
лицо застыв искажено:
как в маске жуткою пучиной
глаза темнеют и пятно
от жажды чорных уст кривится
полубеззвучным пить и вот
ему сквозь маску эту мнится
довечный огненный исход
он лоб пылающий губами
ласкает – двое под звездами
на сотрясаемых камнях
под громом вьющим нижний прах!
подруга верная в скитаньи
в бездомьи мировом! вот в чом
нерукотворный смертных дом:
предвестий вещих оправданье
дом странствий в гороскопе – в нем
судеб неведомых игрою
полны – нездешним мраком кроя —
посюсторонние поля
дом странствий – ветхая земля