Собрание Стихотворений - Страница 5
Изменить размер шрифта:
XIV. ХРАМ[14]
Прими меня, родной, убогий храм,
Где я искал и находил спасенье.
Куда ребенком бегал по утрам
К заутрене, в святое воскресенье.
Все в доме спят. Я тихо выйду вон,
Взволнован весь, и полон опасенья,
Не опоздать бы. На призывный звон
Спешу чрез лес, весенний и зеленый.
Крестясь, всхожу на сумрачный амвон,
Едва лучом янтарным окропленный.
Глядят в окно и шепчут меж собой,
Прильнув к стеклу, березы, липы, клены.
Иконостас с золоченой резьбой
Давно потуск. Как небеса синея,
Венчает своды купол голубой.
Мерцают свечи, кротко пламенея
Колеблющимся желтым язычком.
Истлевшая, тяжелая Минея
На клиросе лежит перед дьячком,
И староста обходит по приделам,
Звеня о блюдо медным пятачком.
Растаял ладан. В дыме переделом
Блистает медь закрытых царских врат;
Алтарь сияет радостным пределом,
Где нет скорбей: сомнений и утрат.
Мой старый храм! Как сердцу вожделенен
В твой темный рай замедленный возврат!
Всё то, чем мир для сердца многоценен
Я приношу к ступеням алтаря,
И мой восторг, как золото, нетленен
Моей весны ненастная заря!
Как быстро ты достигла половины,
Огнями зол, бушуя и горя.
Как с высей гор бегущие лавины,
Так громы бед гремели надо мной.
Но детство вдруг, с улыбкою невинной,
Как весть, как зов отчизны неземной,
Ко мне сошло из чистых поднебесий,
Чтоб утолить кровавой язвы зной.
В душе поет, поет «Христос воскресе»,
И предо мною, как забытый сон,
Алтарь, врата в задернутой завесе,
— Сквозь золото краснеющий виссон.
XV. РАБА ХРИСТОВА[15]
Хоть я с тобой беседовал немного,
Но мне твои запомнились черты,
Смиренная служительница Бога!
Ясна душой, весь мир любила ты:
Твои таза так ласково смотрели
На небеса, деревья, на цветы,
В родных лугах расцветшие в апреле.
Когда, прозябший, зеленел листок,
Когда лучи что день теплее грели,
И под окном разлившийся поток
Бежал, шумел, блистая в мутной пене,
Синела даль, и искрился восток, —
Бывало, ты на ветхие ступени
Присядешь, рада солнышку весны,
На жребий свой без жалобы, без пени;
А небеса — прозрачны и ясны,
И облаков блуждающие лодки
По ним бегут, как золотые сны.
Я помню лик твой, старческий и кроткий,
И белизну смиренного чепца.
Ты мать была для всякого сиротки:
И из гнезда упавшего птенца,
И бедную ободранную кошку,
У твоего бродящую крыльца,
Равно жалела. К твоему окошку
Все бедняки окрестных деревень
Протаптывали верную дорожку.
В раю теперь твоя святая тень.
Как твердо ты твоей служила вере,
Полна любви Христовой. В летний день,
Бывало, стукну я у низкой двери,
И в бедный дом войду. Как ангел ты;
Вокруг ютятся страждущие звери,
Горят лампадки, и цветут цветы,
И ты — живой символ долготерпенья —
Струишь на всех сиянье доброты.
Среди страстей окружного кипенья
Ты пребыла младенчески чиста.
Вся жизнь твоя — молитвенное пенье;
Ты — фимиам перед лицом Христа.
Твоя весна текла под сводом храма,
В горниле бед, молитвы и поста;
И горькой жизни тягостная драма
Спокойною зарей завершена.
Ты умерла, как облак фимиама;
Над гробом — мир, покой и тишина.
И каждый год трава могилы малой
Родной любви слезой орошена.
Над насыпью, вовеки не увялый,
Цветет венок из полевых цветов.
Фиалка синяя и розан алый
Сквозь изумруд березовых листов
Благоухают вечерами мая.
И дремлет ряд разрушенных крестов,
Словам небес задумчиво внимая.
ЗОЛОТАЯ СМЕРТЬ[16]
В багрец и в золото одетые леса.
Пушкин
I. ГИМН ОСЕНИ
Вот в лесу золотошумном
Глохнут мертвые тропы.
Гулко бьют по твердым гумнам
Однозвучные цепы.
В переливах изумруда
Блещет, зыбко рябь струя,
Гладь расплавленного пруда —
Голубая чешуя.
Ветер дунет. Воду тронет,
Пошевелит стрекозу.
Золотистую уронит,
Грустно, дерево — слезу.
Небывалою усладой
Полон я. Не шелестя,
Пролетай и в волны падай,
Лист — отцветшее дитя!
Что-то как-то миновало.
Где-то кончилась гроза.
Без преград, без покрывала
Вечность смотрит мне в глаза.
Кто-то властный рек: довольно.
Усмирившись и внемля,
Вновь безлюдна, безглагольна,
Вновь молитвенна земля.
Круг полей — свободней, шире.
В бесконечность убежа,
Тлеет в пламенной порфире
Леса дальняя межа.
В этом кротком позлащенье,
В вещем шорохе листвы,
Извещенье возвращенья
Жаркой майской синевы.
Смерть с рожденьем — вечно то же,
Как начало и конец.
Осень, шествуй, в чащах множа
Искрометный багрянец!
Возрастающим сверканьем
Жажду сердца утоли!
Лес, пускай мы вместе канем
В смерть роскошную земли.
Нежит матовая краска
Отвердевшего листа.
С детства ведомая ласка
В дальнем небе разлита.
В синем блеске мысли стынут…
Иль из книги бытия
Возраст отроческий вынут,
Или вновь младенец я?