Собрание Стихотворений - Страница 101
Изменить размер шрифта:
САУЛ И ДАВИД.Драматическая поэма[252]
Выси немы; в вечном снеге
Неподвижный сон верхов.
Камни, скудные побеги
Одиноких черных мхов.
Высь без предела и сны без желаний…
Вечный покой без цветов и созвучий,
Лишь иногда боязливые лани
Резко мелькнут на безжизненной круче.
Искрятся белые снежные груды,
В небе лазурно сияющем лежа,
Снизу стремятся к ним алчные люди,
Рвутся, недвижного сна не тревожа.
Вечно над миром несытых стремлений
Искрятся белого снега твердыни.
Люди глядят, истомленные в плене,
Вверх, где лазурна свобода пустыни.
Это — мечта невозможного счастья,
Это — восторг ледяных созерцаний…
Там над землею обитель бесстрастья,
Свет над печалью минутных мерцаний…
Вечно стремятся, покинувши долы,
Выше, минуя обрывы, уклоны,
В мир, где горят ледяные престолы,
Льют серебро снеговые короны.
Жизнь пронесется, развеется, минет…
Канут в ничтожество сны поколений, —
Так же бесстрастно, торжественно стынет
Белое царство нагорных селений.
Мутны тени. Вечер зноен.
Канул в море яркий день.
И разнуздан, и нестроен
Гул веселых деревень.
Из-за гор ворчанье грома.
Вздулись водные бугры.
На лугу, у водоема
Шум неистовой игры.
Вторит флейтам грохот трубный,
Страстный, огненный напев,
Позолоченные бубны
Стонут в пальцах быстрых дев.
Руки, плечи загорели
В ярких жалящих лучах,
Блеск серег и ожерелий,
Зной в потупленных очах.
Бьются медные монеты
В благовонной мгле кудрей.
Нежным пурпуром одеты
Дали гаснущих морей,
Рощи лавров опочили,
Густы воздуха слои,
Бьются, вспенились в точиле
Гроздей пьяные струи.
Ночь пылает. Даже тени,
Даже тени горячи.
Бьются в искрах, в мутной пене
Виноградные ключи.
Выси немы в вечном снеге.
Неподвижный сон верхов.
Камни, скудные побеги
Одиноких, черных мхов.
Там под ними — вихрей мчанье,
Быстрый смутный бег веков.
В небе — вечное молчанье
Онемелых ледников.
I
Чертоги Саула
Саул
Отчего так давно я не знаю покоя?
Не смыкались три ночи больные глаза.
За желаньем одним набегает другое,
За грозою находит гроза.
Как скала на пустынных высотах Кармила
Вознеслась над ущельем, окутанным мглой,
Так над стадом людским бесприютно, уныло
Я стою одинокой скалой.
Целый год, весь страданий исполненный, минул
С незабвенного мне и проклятого дня,
Дня, когда Самуил меня гневно покинул,
И Господь отступил от меня.
Изъязвили мне сердце горячие раны,
За рукав я цеплялся, но грозный пророк
Удалился; от ризы его разодранной
Мне остался на память кусок.
И от этого дня уж покой мне не ведом…
О Господь, твоя воля тверда и строга!
Тот ли это Саул? Ах! напрасно к победам
Призывают Саула рога.
Неутешными муками сердце объято…
Я глубоко незримым мечом поражен.
Посребрилися кудри мои, что когда-то
Привлекали прекраснейших жен.
От бессонных ночей раскаленного бреда,
О, куда я уйду, навсегда проклятой?
Всё равно мне теперь — пораженье ль, победа —
Мне, давимому адской пятой.
Дни и ночи желаний, бессменная ярость,
Бесконечная жажда и скука потом…
Впереди — безысходная, черная старость
Мне грозится костлявым перстом.
О рабыни, с волос совлеките повязки!
Обожгите меня ураганом пустынь!
Мне осталось одно — исступленные ласки
Этих вскормленных солнцем рабынь.
Я забудусь на миг в этом вихре объятий,
И запястий меня убаюкает звон, —
Но очнусь: филистимлян огромные рати
С четырех наступают сторон.
И вспомню, что царь я, народу любезный,
И жизнь озарится лазурной мечтой…
Но дух мне, извергнутый адскою бездной,
Всё шепчет: ты царь проклятой!
О, если б погасли желанья, стремленья!
Их мука насквозь прожита,
Но призрачен радостный миг утешенья,
И прочное счастье — мечта.
Желания жизни — безумны, бесцельны,
Как волн океана тревожный порыв.
Как туча, что мчится во мгле беспредельной
И тает, ударившись в горный обрыв.
Бесцельно свершает свой путь одинокий
В небесном просторе царица луна,
Куда она мчится велением рока, —
Об этом не знает она.
В горах Галилейских весенними днями
Я видел: цвели голубые цветы.
Но осень настала, с туманом, дождями,
Развеяла сон красоты.
Смирись перед роком. Лови наслаждений
Минутные краски, случайные дни!
Не тщись разорвать эту цепь заблуждений,
Отдайся волнам и усни.
Но отдыха нет на безрадостном ложе.
Закрою глаза — и опять предо мной
Возникнет всё то же, всё то же, всё то же,
Проклятье природы земной.
Нет, нет! Как цветок, не могу прозябать я,
И душен мне мир, как гнилая тюрьма!
Нет, мне не стереть рокового проклятья,
Палящего сердце клейма!
Я помню день: я с братьями моими
Пошел искать потерянных ослят.
В дали полей, тонувших в синем дыме,
Давно блуждал мой утомленный взгляд.
Подумал я, что нас заждались дома.
Был душен зной полдневной тишины.
Увидели мы возле водоема
Веселых дев, черпавших в кувшины.
Они пошли, пылающее око
Под мрак ресниц застенчиво склоня.
Я им сказал: вы знаете пророка!
К пророку путь откройте для меня!
И чистых дев нежданным разговоров
Я, пастырь, им не знаемый, смутил.
Мне назвала одна, с поникшим взором,
Дом, где живет провидец Самуил.
Придя, я стал смиренно у порога,
Я, бедный сын отеческих полей,
И на меня из каменного рога
Пророк возлил помазанья елей.
И новая во мне явилась сила,
Таинственно воспламенел мой дух,
Любезный сын пророка Самуила,
Я стал царем, незнаемый пастух.
Наутро я пошел домой, и скоро
Нашел моих потерянных ослят.
И поднесли у светлых рощ Фавора
Мне мех с вином, три хлеба и козлят.
И я вошел на холм зеленоглавый,
Пурпурных туч разорвалась гряда,
И в их венце, в лучах небесной славы,
Ко мне спустилась ангелов чреда.
Одежды их алмазами горели,
От крыльев дождь струился снеговой,
Держа в руках тимпаны и свирели,
Они текли в лазури огневой.
Над ними рой кружился голубиный;
И в золотых распущенных кудрях
Сверкали лент огнистые рубины,
Как жертвы кровь на дымных алтарях.
Снопами искр их головы сверкали…
Их всех несла на волнах синева.
Вкруг тонких рук потоками стекали
Лучистых риз льняные рукава.
И я не знал: принять их за кого мне,
За юношей иль за прекрасных дев?
А хор их рос торжественней, огромней…
Мне дух пронзил божественный напев.
И ангел мне из горних стран востока
Пронзил чело расплавленным венком.
И из души моей огонь пророка
Взвился в лазурь багровым языком.
Исчезло всё. Мои земные очи
Вотще тонули в дали синих гор.
И я пошел, в селениях пророча
То, что узнал, восшедши на Фавор.
Канули яркие дни откровений!
И тоска, и тоска без конца!
Тщетны молитвы, и слезы, и пени…
О рабы, позовите певца!
Лишь одного я желаю: забвенья!
Я умчаться хочу на незримых волнах…
Раны целит это тихое пенье
И игра на созвучных струнах.
Давид
Привет тебе, мой царь!
Саул
Я жду: скорее
Играй и пои свои простые песни!
Они — елей целебный для души.
Давид (поет)
Стихли вьюги, холодные, злостные.
В глубине изумрудных долин
Распустились цветы медоносные
Под навесами синих маслин.
Запах лилий, молчанье, прохлада…
Зажигается звездный венец.
Раздается в горах Галаада
Запоздалых блеянье овец.
Жду тебя я порою вечерней,
Улегается розовый прах;
Легконогой подобен ты серне
И оленю в Вефильских горах.
Гиацинты, нарциссы и розы
Травянистый устелят нам одр,
Мои груди — душистые лозы
И, как лилии, выгибы бедр.
Как приветливо в доме родимом
Загорелись ночные огни;
Я к устам припадаю любимым,
Ты рукою меня обогни;
Мои кудри — златая корона,
Я руками тебя оплету…
Я — нарцисс из долины Сарона,
Я — лилея в молочном цвету!
В синем тумане вечерние дали;
Резко отчетливо лунная тень!
Вижу я блеск золоченых сандалий:
Ты оперлась о зеленый плетень.
Милая, звезды сверкают над нами,
Милая, крепче ко мне припади!
Будем охвачены нежными снами,
Сладко вздохну у тебя на груди.
Шею твою обнимаю я твердо,
Сердце баюкаю трепетом ласк,
Белая шея, как башня, что гордо
С высей Ливанских глядит на Дамаск.
Хижины гаснут, селенье спокойней,
Сумраком звездным горит тишина…
Груди твои — серны белые двойни,
Нежное тело белее пшена…
Взором ты яркие звезды затмила,
Нет в тебе скверны и вся ты чиста…
О, голова твоя — круча Кармила,
Токи вина источают уста.
Милый мой, взойдет заря!
Дверь тихонько отворя,
Мы пойдем с тобою в села,
Вместе встретить день веселый.
Милый мой! с тобой вдвоем
В сад ореховый сойдем,
Взглянем в поле, расцвели ли
Чаши дольных, белых лилий,
Милый, милый, я не сплю,
Нежный шепот твой ловлю…
Вздохи твои фимиама душистей.
Ты, что голубка, чиста.
Груди твои — виноградные кисти,
Алая лента — уста.
Кудри твои, как стада Галаада,
Белые зубы, как искры огня…
Скоро дохнет заревая прохлада,
Вспыхнет мерцание дня!
Саул
Спасибо, мальчик, песнью благодатной
Ты духа адского развеял чары.
На сердце хорошо. Из знойных глаз
Слеза прозрачная упасть готова.
Как ты согрел меня! Скажи, откуда
Ты научился этой дивной песне,
В которой слово каждое — любовь?
Давид
Когда пропал из стада у отца
Ягненок, я был послан на разведки.
Искал везде и, наконец, пришел
К горам Гевуйским; там я встретил стадо,
И в нем узнал я нашего ягненка
Среди скота, рассеянного редко.
Между двух гор в долине травянистой
Его пасла пастушка молодая,
С распущенными русыми кудрями,
В которых ярко иногда блестели
На солнце вешнем медные монеты.
Я ей сказал, что это мой козленок,
И с радостью его она дала мне.
Я знал, что до свету мне не поспеть
Домой, к отцу, а ночью я боялся
Один идти, чтоб не попасться в руки
Разбойников, что грабят по дорогам.
А потому, разговорясь с пастушкой,
Я принял приглашение ее,
И в дом к отцу она меня свела.
Старик пастух меня с приветом встретил,
И разделил я с ним убогий ужин:
В кувшине глиняном он молоко
На стол поставил, хлеб с ломтями сыра
И саранчу, которую собрали
В долине Ездрелонской накануне.
А девушка, когда уж ночь синела,
Присев к окну, запела песню гор.
И тот напев запечатлелся в сердце
Моем надолго. Дивные слова
Волшебной этой песни я твердил,
На крыше лежа ночью. Надо мною
Кипела ночь несметными звездами.
Одни казались яркими мирами,
Другие — серебристой мелкой пылью.
Всё было тихо. Только иногда
От фигового дерева листок,
Неслышно оторвавшись, задевал
Мне по лицу. Ведь домик пастуха
Под деревом развесистым стоял,
Им мирно осененный. А наутро
С ягненком я пустился в путь обратный,
И ласково со мной простились оба,
Старик пастух и дочь его пастушка;
Она меня еще поцеловала
И, сочных фиг нарвавши, на дорогу
Дала мне, говоря: твой путь не краток,
Так вот тебе, чем подкрепиться, милый!
Прошли года, и я опять проходом
Был в Галилее. Домик, где когда-то
Я принят был так ласково, опять
Я навестил, и там нашел пастушку,
Но уж одну: ее отец скончался.
Сдружились мы, и много светлых дней
Вдвоем в горах мы провели, и песням
Своим она меня учила. Быстро
Я схватывал нетрудные напевы
И ими оглашал поля и горы…
Потом мы с нею больше не встречались.
Саул
Да, в этих дивных песнях веет воздух
Благословенных галилейских гор,
Цветущий рай, где так неверно горе,
Где так невольно верится надежде…
И я прошедшею весною ехал
Ермонскими горами. Гиацинты
С душистыми, тугими лепестками,
Нарциссы бледные, чья жизнь мгновенье,
Жасмины, розы, белые моря
Дерев миндальных, аромат точащих, —
Всё это вспомнил я, тебе внимая!
Как чудно в диких песнях галилейских
Звучит весь этот мир волшебных красок.
Да, эта песнь переживет века
И в новые сердца прольет усладу,
Прочь отогнав мучительные грезы!
Она звучать всё так же будет юной,
Когда от нас останется лишь кучка
Земли холодной, из которой разве
Цветок возникнет призраком былого…
Но пусть земля! Нет, раньше это тело,
Которое цвело, кипело, жило,
Зловонной слизью станет, распадется
И обнажит от мяса наши кости!
И вместо глаз останутся лишь две
Зияющие впадины, — от глаз,
Которые переливались жизнью,
В которых вдруг сквозили краски неба,
Которые то вспыхивали страстью,
То подымались к небу и яснели,
Спокойные, лазурью голубые.
Да, да! Вот что останется от той
Красавицы, с которою беспечно
Вкушал ты радость в рае Галилеи!
Как с этим быть? Но, это раз сознавши,
Уж жить нельзя. Тогда в мгновенье каждом
Ад целый мук, ничем не утолимых.
Послушай, ты ласкал ее? Ты помнишь,
Какою теплотой в твоих объятьях
Ее дышало трепетное тело?
Ты, наконец, лобзал ее в уста,
Румяные, алкающие встречи?
Ты ей смотрел в глаза? Ты погружался
В их глубину, ловя в ней тайну жизни?
Ты в смерть тогда не верил! Но не можешь
Ты знать теперь, что не осталась вместо
Трепещущего пламенного тела
Холодная безжизненная масса,
Точащая мертвящее зловонье…
Что от нее собака с тихим визгом
Не убегает, хвост поджав трусливо.
Что это всё. Что больше ничего
Не может быть. Что к этим чистым прядям
Куски прилипли тлеющего мяса…
Но я молчу. Прости… Кто твой отец?
Давид
Отец мой — Иессей из Вифлеема,
Я — младший между братьями. Овец
Пасти отцом я был приучен с детства
Саул
Как это мне знакомо! О, ты счастлив
Доволен будь своей смиренной долей!
Благодари же беспрестанно Бога,
Что не судил тебе дорог просторных,
Где спотыкнуться так легко. О, если б
Меня он не призвал, я жил бы тихо,
Не знал бы я и ужасов проклятья!
Счастливый! Да… Тебе не суждено
Идти дорогой царской.
Давид
С первой встречи
Тебя я полюбил. Хочу остаться
С тобой всегда, твоим оруженосцем.
По мере сил я помогу тебе,
Мой бедный царь, бороться с адским духом.
Саул
Пусть Бог тебе дарует годы счастья,
Жизнь долгую за это состраданье!
С тех пор как Самуил меня покинул,
Все отвернулись от меня со страхом.
Давид
Кто? Самуил? Так, помню, звали старца
Высокого, сияющего ликом.
Однажды пас овец я. Вижу, вдруг,
Мой брат бежит от дома, через поле
И машет мне рукою. Бросив стадо,
К нему навстречу побежал я. Дома
Нас ждал отец и братья. На пороге
Стоял пришлец неведомый. Пророком
Его назвал отец. Меня обнял он
И, взявши рог, на волосы мои
Возлил душистое, густое масло.
Саул
А!
Вестник
Филистимляне идут!
(Звук труб и гром барабанов за окном.)
Саул
О горе!
Они идут, а Бог меня покинул!
Но всё же я оставлю царство с честью.
Другой вестник
Царь!
Саул
Ты дрожишь? Ты бледен словно мертвый.
Что испугало так тебя? Успешно
Доселе мы сражали филистимлян,
И вновь сразим, поддержанные Богом.
Вестник
Прости, что будет речь моя несвязна,
Но страшная молва идет в народе!
Как длинная змея, виясь в ущельях,
Идут полки несметные. Пред ними,
Как голова у змея, великан
Идет, закрыв, подобно туче, солнце.
Все говорят; что пробил час последний,
И наша гибель неизбежна.
Саул
Помню!
Не раз во сне мне этот образ страшный
Являлся, — ужас, изблеванный адом.
Пред ним всё светлое бежало. Сердце
Сжималось и томилось в мертвом мраке.
Но прочь, боязнь! Скорее мне доспехи!
Позвать сюда вождей! Я сам на битву Вас поведу!
(Сбегаются сыновья Саула и вожди.)
Не бойтесь! Только верьте!
Ионафан! Скорей коня! Оружье!
Ионафан
Мне, мне вели вести войска на битву!
Останься дома сам! Ты болен, болен…
Тебе покой теперь всего нужнее.
Саул
Ты лжешь: не болен я!
Ионафан
Твои глаза
Горят бессонным блеском. На щеках
Багровые всплывают пятна. С виду
Ты тяжко болен!
Саул
Ну, так всем желаю
Больными с виду быть, затем что я
Здоров, силен, и не идти на битву
Меня заставить может только трусость.
Но пусть я проклят! Храбр я, как и прежде,
И та же мощь в моих руках таится.
Ионафан
Отец, твое здоровье!..
Саул
Что здоровье!
Оно в цветущем состояньи! Да,
В цветущем!.. Ха, ха, ха!.. Что ж, что не ем я,
Что ж, что не сплю?.. Привычки эти бросить
Давно пора. Готова лошадь? Что вы
Глядите на меня, как на безумца?
Иль вы ослушаться хотите? Живо
Подайте мне мое вооруженье!
Я никогда еще так не был силен!..
Ничто не страшно мне.
Ионафан
Пойди, усни!
Поешь хотя немного! Невозможно
Голодным и бессонным рваться в битву.
Саул
Собаки! Заговор теперь мне ясен!
Хотите вы свести меня с престола,
Распространив в народе слух нелепый,
Что болен я! Теперь один иду я
Сразиться с великаном. Он иль я
Назавтра не увидит свет небесный.
(Осматривается и хватается за колонну; покачнувшись, падает; у рта его выступает пет. За окном гром труб и барабанов.)
II
Саул к Ионафан Ионафан у окна.
Саул
Что значат эти клики?
Ионафан
Наше войско,
Сразившее надменных филистимлян,
Идет назад и радостною песнью
Приветствует нежданную победу.
(Заслоняет окно.)
Саул
Что там поют?
Ионафан
Не знаю! Слышу трубы
И бой в тимпаны. Звуки музыкальных
Орудий заглушают песню.
Саул
Что ты
Стоишь, окно загородив? Как будто
Не хочешь, чтоб и я послушал клики
Моих счастливых войск? Напрасно думать,
Что весть победы может осчастливить
Кого-нибудь так сильно, как меня!
Теперь мое рассеется унынье;
Я бодр, мне весело. Ведь, значит, Бог
Опять ко мне благоволит, коль эту
Чудесную победу даровал нам.
Недаром я ему и дни и ночи
Молился на одре моем бессонном!
Да, да, теперь верну любовь народа,
И он во мне опять привыкнет видеть
Великого Саула, филистимлян
Жестокого бича… О Боже! Если
Ты внял моим молитвам, задымятся
Обильно алтари священной жертвой
И с дымом жертв подымется к тебе
Моей души счастливой благодарность!
Ионафан
Отец! Ты нездоров! Не надо
Тебе теперь показываться войску!
И радость может быть вредна, когда
Не в меру ей мы предадимся.
Саул
Странно
Как выпроводить хочешь ты меня…
Уж будто так я болен? Нет, постой,
Я из окна хочу приветом встретить
Мои войска, сразившие неверных.
Что ты стоишь, загородив окно?
Ты от меня скрываешь что-то?.. А!
Всё это ложь!.. Вы, как с больным ребенком,
Играете со мной, желая скрыть
Весь ужас правды! Значит, мы — разбиты.
И то не крик победный наших войск,
А филистимлян бранные напевы!..
Они вломились в город! Эй, доспехи
Скорее мне! Увидите, как я…
Ионафан
Отец, я правду говорил. Не стал бы
Обманывать тебя я так нелепо.
То наше войско! Подойди и слушай…
(Отходит от окна.)
Я сделал всё, что мог.
Саул
Так это правда!
И громкий вопль народный означает
Ко мне любовь, к отцу их и владыке!
Да, тысячи я победил. — Что это?
Давид?.. Какой Давид?
Ионафан
Тот нежный отрок,
Что утешал тебя игрою сладкой
И песни пел о тихой сельской жизни.
Иессея сын из Вифлеема. Этот
Пастух мой лучший друг. Сражен им грозный,
Всё войско в страх ввергавший Голиаф.
Саул
Советую тебе друзей получше
Себе найти. А с сыном пастуха
Быть другом, знай, царевичу не дело!
Ионафан
А сами разве мы не пастухи?
Иль ты не пас овец на поле Киса,
Когда еще на царство не был избран?
Саул
Спасибо, сын, за это наставленье.
Я знаю, стать давно пора мне скромным.
Да, я — пастух! О, для чего покинуть
Велел Ты мне мое родное поле,
Где я беспечно охранял стада,
Счастливый сын стареющего Киса!
Меня любили все, и был я добрым.
Я не хотел иной прекрасной доли.
Я был силен. Как спорилась работа
В моих руках. Как я любил просторы
Веселых нив и синий дым вечерний,
Когда стада сбегались к водопою!
Зачем привлек меня на путь тяжелый?
Зачем манил меня неверным счастьем?
Я не искал престола! Сам хотел Ты
Меня царем в Израиле поставить.
Но я не смог идти дорогой царской.
Так отпусти меня. Зачем проклятье?
Нет, Ты несправедлив!
(Перед окнами останавливается войско. Барабаны смолкают.)
Давид (войску)
Сказал Саулу я: зачем
Нужна мне медная броня?
Отступит Бог — ни щит, ни шлем
Не защитят от стрел меня.
Обременяться ношей лишней
Не стану я, бросаю щит.
Бросаю меч; один Всевышний
Меня от смерти защитит.
Я безоружен, посмотри!
Мне помощь не нужна ничья!
Беру я в сумку камня три
Из близ текущего ручья.
Ведь без оружья и без шлема
Я льва убил, преодолев,
Когда в горах у Вифлеема
Мою овцу похитил лев.
Мне великан в лицо глядит,
Презреньем дышит острый взгляд,
Ему смешон мой детский вид
И мой пастушеский наряд.
Глумясь над Богом Израэля,
Мне крикнул враг мой: трепещи!
Но, метко в лоб ему прицепа,
Я бросил камень из пращи.
И навзничь он упал, в пыли
Широко тело распластав.
Так умер враг моей земли,
Хулитель Бога Голиаф.
Он пищей стал лесного зверя
И хищных птиц, истлел, сгорел…
Я шел на битву, сердцем веря,
Что Бог спасет меня от стрел.
Я силы не страшусь земной.
Зачем мне меч, зачем мне щит?
Господь со мной! Господь со мной!
Меня всегда Он защитит.
Саул
Да, да, с ним Бог! Так, значит, Ты, как прежде,
Всесилен и даешь победу тем,
Кого полюбишь! О, я думал, больше
Не силен Ты, когда Тобой был брошен,
Когда я стал томиться одиноко
И опустело это сердце, храмом
Тебе служившее. Я думал землю
Оставил Ты и проклял. Но ошибся
Жестоко я. Нет, продолжаешь щедро
Ты расточать свои благодеянья
Тем, вдруг кого по прихоти полюбишь!
Меня любил Ты прежде и высоко
Вознес меня щедротами Твоими,
Ну, а теперь… Но неужель другой
С такой же любовью безраздельной,
С какою я Тебе отдался, ныне
Тебе отдаться мог? Не понимаю
Как мог Ты вдруг, отторгнувши Саула,
Другому дать свое благоволенье!..
О, вижу, я любил Тебя напрасно
Однако знай: коль Ты мне объявляешь
Теперь войну, не думай раздаешь
Меня, как жалкого червя! Бороться
Я стану до последнего дыханья,
Пока моя не высохнет гортань
И изойдет больное сердце кровью!
Поборемся!.. Посмотрим, по кого!..
Один, совсем теперь один… И страшно,
И холодно. Навеки я оставлен.
Кем? Кем оставлен? Призраком, рожденным
В истерзанном моем воображенье.
По слабости себе его я создал,
Чтобы пред ним униженно молиться,
Затем что все родимся мы рабами!
Но первый раз блаженство ощущаю
Теперь, когда докучное виденье
Стряхнул с себя и сам себе стал Богом!
Я лучшее придумал отомщенье
Владыке злому. Он напрасно тщился,
Запугивая ужасами ада.
Меня в него заставить верить. Полно!
Очнулся я от дикого кошмара
И праздную моей свободы праздник!
Что ж, заступись за самого себя!
Молчишь? Молчишь? Молчишь… Затем что вовсе
И нет Тебя ни на земле, ни в небе.
Голос
Он — безумный!
Саул
Кто это сказал? Отвечайте! Говорите, собаки!
Не то шкурами вашими я изукрашу стены Галгальские!
(Молчание.)
(Падая.)
Помогите!.. Нет, ничего… Ничего больше не нужно
Мне лучше…
Нет, нет! Я лгал себе, когда я думал,
Что жребием смиренным пастуха
Мои могли насытиться желанья.
Нет! Я всегда алкал Тебя, Всевышний.
О, помню, иногда в тиши полудня,
Баюкаемый шепотом ручья,
Я погружался в смутные мечтанья,
Я ждал чудес в предчувствии призванья…
Ты был моей любовью первой, — да,
Любовью первой и единой. Страсти
Мое сжигали сердце, но любовью
Я лишь к Тебе горел, не понимая
Иной любви… Из-за Тебя казался
Я чуждым средь семьи моей. Укоры
Мне расточала, в грудь себя бия,
Ахинаам, жена, когда внезапно
На ложе, полном ласк, объятий, вздохов,
Я каменел, как будто схвачен кем-то
Невидимым. И становились чужды
Мне дом родной, и радостные игры
Моих детей под желтою маслиной,
И песни сладкие жены, идущей
С кувшинами, наполненными влагой
Серебряной от ближнего колодца.
II я бежал в глухие горы. Камни
Мне вторили, и эхо разносило
Мои моленья Богу Израэля.
Но Ты другого больше любишь? Кто он
Саулу предпочтенный? Этот жалкий
Мальчишка с белым пухом под губою,
Способный лишь играть, пуская камни
Из самоделанной пращи, да песни
С плаксивою девчонкой петь в Гелвуйских
Горах… Но он недолго торжествует!
Я затравлю, как жалкого волчонка,
Моею сворой этого Давида
И надругаюсь над Тобой, Всевышний!
Один теперь… Совсем один… Разрушен…
Кумир любимый! Что же? Отзовись!
Хоть громом прогреми в горах соседних,
Хоть мышью пискни из угла! О, лучше
Будь громом, мышью, чем угодно, — только
Дай мне увериться, что Ты — не призрак,
Что — не ничто!.. Прощай! Когда-то пОригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com
⇧
⇩
X
×