Собрание стихотворений - Страница 6
Изменить размер шрифта:
ЭЛЕГИЯ («Был звон веселый и пасхальный…»)
Был звон веселый и пасхальный.
Стоял беспомощный апрель.
К тебе, по-своему печальной,
Я внес моих печалей хмель.
И два цветка ты приколола
На блузку сбоку на груди,
И вновь надежду поборола,
И вновь шепнула: уходи!
Ушел, опять надеждой светел,
В лице по-прежнему угрюм.
Я вновь на зов твой не ответил,
Как ты — на голос тайных дум.
Прошла к себе ты. Прячешь в спальной
Лицо в холодную постель.
Под ним веселый и пасхальный
Идет беспомощный апрель.
«Ты хотела б от света завеситься…»
Ты хотела б от света завеситься,
Сердце бьется твое и боится.
Правда! В медном дрожании месяца
Что-то новое нынче змеится.
Дай мне руку, незримых отгадчица.
— Пусть расширены будут зрачки. —
Видишь, сам он пугается, прячется,
За разорванных туч клочки.
Посмотри! Вот он вышел.
Серебряным. Он качнулся на листве березы.
Будем тише! Открылися дебри нам
Новых тайн и неведомой грезы.
Нынче сбудется то, что пророчится
Нам обоим давно и всегда. —
Пусть же месяца медью упрочится
Золотая грезы руда.
СМЯТЕНИЕ
— О, прильни ко мне тихо и мне расскажи
Про твое затаенное горе;
Встанем мы посреди этой влажной межи;
Заволнуется вкруг — всколосившейся ржи
Беспокойное темное море.
О, прильни! Не дрожи!
Потони в моем пристальном взоре. —
—Дорогой! Я устала. И сердце стучит
У меня тяжело и отрывисто.
Ты не слышишь, как птица пред ночью кричит,
И собака завыла заливисто?
Ты не видишь на небе зловещих клоков
Цвета крови, у раны запекшейся?
Ты не чуешь сырых ядовитых паров
Из туманности, низом разлегшейся?
Я устала. Я слушать тебя не могу,
И гляжу — но тебя все не вижу я.
Я недоброго жду. Я беду стерегу.
И себя в этот миг ненавижу я.
Нет. Отсюда уйдем. Нет, мне дорог покой.
Не скажу ничего. Как мне страшен сегодня ты.
Ты сегодня другой. Как ты движешь рукой!
Как морщины твои вверх с угрозою подняты!
Как чужому я горе свое расскажу?
Где залог, что не буду осмеяна?
То, что втайне у самого сердца держу,
Что моими слезами взлелеяно,
Он согласен послушать рассеянно!
Нет, ни шагу за мной. Ухожу! –
Дымно алой луной на седую межу
Много тающих призраков свеяно.
Я меж них. Расстилаюсь. В предутреннем ветре дрожу.
ЛУННЫЕ ЭЛЬФЫ
ЭЛЬФЫ
Ввечеру, по покосу заброшенному,
По зеленому лугу нескошенному,
Бродят лунные эльфы, злокозненные,
С миром солнечным вечно разрозненные.
Бродят, ходят, смеются, подпрыгивают,
И друг другу лукаво подмигивают.
И беззвучно ногами притопывают;
Нежной ручкой туманы похлопывают,
Огоньки язычками высовывают,
И, усталые, сладко позевывают.
Вдруг, от холода радостно-утреннего,
—Точно люди от голоса внутреннего —
Неожиданно корчится, вздрагивая,
И — беспомощно руки протягивая —
Исчезают, тела свои вкрадчивая
В стебельки повилик, заворачивая.
Легок лезвию, утром наточенному,
Путь по лугу, слезами их смоченному.
МОЙ ДУХ
Год за годом, день за днем
Убегали в простор безысходного,
И ложились на сердца моем,
Как колосья вдоль жнивья бесплодного
Под обильным дождем…
Бушевала толпа,
И ловила чужое, далекое.
Но бродило, одиноко я.
За стопою стопа
Оставляла наследье глубокое.
Но дошли до меня.
Подхватили в цепи угнетающей.
И, в согласии звеньев звеня,
Я почуял: мой дух угасающий,
Вспыхнув тающей струйкой огня,
Тихо кинул меня.
«Вновь святая пьянит безмятежность…»
Вновь святая пьянит безмятежность.
Отошла беспокойная совесть.
Вкруг — недвижного снега безбрежность.
На душе — непостижность и нежность.
И все ту же бессмертную повесть
Я прочел в сером кружеве веток,
Точно вскрылась нетленная книга
В тонкой вязи лилейных пометок.
О, молитвенность цельного мига!
ЭЛЕГИЯ («Слышишь ты стон замирающий…»)
Слышишь ты стон замирающий, –
Чей это стон?
Мир, безысходно страдающий,
Мой — и ко мне припадающий —
Серый, туманный,
Странный
Небосклон.
Тянется мерзлая ручка:
«Барин, подайте копеечку!»
Девочка глянет в глаза.
На кацавеечку
Рваным платком перетянутую,
Капнет слеза.
Талая тучка,
Робкая, будто обманутая,
Врезалась в странно-туманные,
— Нет, не обманные! —
Небеса.
Где же вы, прежние,
Несказанные,
Голоса?
Отчего день за днем безнадежнее?