Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 4. Жена господина Мильтона, Стихотворения - Страница 107
- Есть разве семья у нее?
- Об этом не буду болтать… Но сказать все ж осмелюсь,
Обеспокоенной выглядела. И какая-то вся не своя.
- И все же записки мне нет.
- На словах передать лишь просила,
Что будет в отъезде неделю иль две,
Быть может и месяц-другой, возвратиться хотела где-нибудь в середине лета,
А, впрочем, о том я прошу вас, не говорите нигде.
И это было хоть что-то, настойчивости награда.
Но спряталось солнце, и ветер холодный раскачивал ветви цветущего сада,
И пыль поднялась, и окна сверкали своей пустотою…
И все же, когда уходил я, то мне показалось -
Рука приоткрыла чуть-чуть занавеску, и вслед мне смотрела она:
Глаза не забыли еще, любовь излучали, - насколько это возможно через щелочку.
ГОРИЗОНТ
В погожий день как тонок горизонт,
Граничащий как с морем, так и с небом,
Живущий и любовью-небом и любовью-морем;
И как неясен он, когда садится солнце
И зоркий глаз в себя теряет веру.
"Пусть будет так, как хочешь ты чтоб было", -
Она сказала, и он сделал так.
Луна светила, и свеча светила,
Свеча светила, и луна светила,
И облака - похожи на подушки - скрывали горизонт от глаз.
И зная и не зная, что ничто не вечно,
Оплакали влюбленные давно
Потерю горькую: однажды ночью убежит она
С его же другом, в доброте сердечной
Оставив красоту свою на память, любуется пусть ею и тогда,
Когда луна на небе светит иль горит свеча,
Когда свеча горит иль светит в мир луна.
ЗОЛОТОЙ ЯКОРЬ
Я разорен: и на открытом со всех сторон пространстве
Свободен, словно ветер, если нужны прогнозы.
Но почему так горько мне, ведь с нею я не связан?
Мое кольцо на пальце у нее, а шею украшает
Имеющий чудесный дар нефрит. Потеряно не все,
Пока она такие знаки носит; нас не скрепляют
Ни клятвы, ни слова - одна любовь.
Быть может, якорь золотой приносит ей мученье,
Свободу женскую невольно он сковал? Желая страстно
Цепь разорвать и по теченью вниз умчаться,
Предупредит ль она, что нам грозит несчастье,
Сочащееся из уставшей веры? - поэтому ль оно лениво
И боится на головы обрушить свой топор, хотя
Живет в ладу со злым и безразличным?
И как же дальше жить? Она меня нашла,
Не я ее. Без счета расточал ей
Богатые подарки, она все заслужила.
В любви был горд я, как моя природа;
Она - таинственна, таков ее девиз. Я горе затаю,
Пока ее волненья не увижу, когда сорву ту маску,
Мишурою украшенную добродетель, что неумело так она носила.
ВОЗЛЮБИВШАЯ ЛЬВА
В возлюбленные льва избрала ты -
Меня, кто радостно, судьбе идя навстречу,
Из ревности посмев жестокие деянья
Совершить, заранее предвидя результаты,
Теперь ловушку оживил своим же мясом.
Но я не променяю сердце льва
На менее свирепое другое,
Хотя схожу с ума я под луною
И над кровавыми останками рычу,
Терзая их, лишь облака закроют мне ее луну.
Признательность и благодарность презираю,
Такой товар на рынке стоит грош:
Твои нагие ноги на моих плечах дрожащих,
Твои глаза, что дарят мне любовь -
Вот без чего с рожденья жить не мог.
ИВИК НА САМОСЕ
Потеряли женщины Самоса головы от любви ко мне:
Изводят мужей своих, хозяйство совсем забросили,
Посланья мне тайные шлют, я о том сожалею.
Я - Ивик, поэт, что славен везде журавлями,
И стройная, бледная, как луна, самианка хотела б
Моею невестою стать.
Я ж ей отвечаю холодным приветствием или
По-братски целую; она мне проклятия шлет:
Разве должное я не воздал ее жаркой груди, что миррою благоухает?
А та, горжусь которой, на меня смотреть не хочет
Уж целый год, в тщеславии своем, что не знаком с пределом,
Сердца терзает наши, как одно.
Где б ни бродил я, жар во мне пылает,
Оливы ветвями касаются и жгут,
Мерцают камни на блуждающей тропе.
Кто обвинит меня, когда один поэт я,
Никто не смеет в дар принять удел
Лишь смерти, смерти в храме Музы?
Кто обвинит меня, когда мой гибнет волос
И череп выглядит горшком, когда глаза сверкают,
Как будто молния свой распустила шлейф?
ОДЕРЖИМЫЙ
Быть одержимым, думает она, - быть не в себе,
Хотя уверен ты в какой-то мысли,
На ней не строишь ничего.
Становишься вдруг безрассудно честным,
И обязательно смолчишь,
Пусть даже предадут тебя.
Надеждою не тщишься, что проникнешь
В доверие ты к ней -
Ведь женщина она, как все другие.
И знает делать что, не - почему:
Вот заставляет ждать
Желанных клятв
И вот уже, ранима так же,
Себя терзает за поражение твое,
За то, что сдался.
КРЫЛАТОЕ СЕРДЦЕ
Пытался я читать, когда ушла ты,
Но все слова теряли смысл, я их оставил;
И тут почувствовал внезапно, что сердце обретает крылья.
Один был в доме я, и дождь, собой довольный,
Четыре дня отдав во власть сирокко,
Гнал пелену через долину -
Как он шипел, как сотрясал оливы листья!
С апреля первых дней томимы жаждой,
Теперь уже мы в октябре.
Я больше не скажу ни слова. А что сказал,
Уже назад взять невозможно
Без отрицания вселенной.
Проклятье между нами, "мертвая рука", [1]
Дыханье зла, что поглощает добродетель:
Мы крова лишены, с тех пор как отступили
Вдруг при первой нашей ссоре,
Житейские заботы - где и как - лишь высмеяв:
Была уверена во мне ты, я - в тебе.
И звездочка, мерцающая в небе, что усыпляет
Цепочку скал, и наши лица в каплях дождя -
Не перевесит ли все это на весах чашу жизненных невзгод?
[1] "Мертвая рука" - владение недвижимостью без права передачи.
В УПОЕНЬЕ НА РАССТОЯНИИ
Так легко и так просто не первый уж раз
В упоенье веду разговор с ней на расстоянии,
Убеждаюсь, что слышу те сокровенные вздохи,
Что прежде так редко ко мне долетали;
Уверенность теперь в едином звуке, биеньи,
Что оба сердца рвет, и под одежды
Спудом - уверенность в общей наготе.
Я к памяти приник, чтоб страх холодный
Того, что кануло, не возвратился вновь,
Чтоб не вовлечь себя в заманчивую сделку,
Придуманную бесами, играющими роль ее
В моих мечтах, они копируют
Ее походку, легкую как танец,
Ее улыбку, голос и ее слова.
Но все прошло - а было ль это? - ведь можешь
Взять, к себе прижать ее, когда захочешь:
Она меж нами стену пустоты воздвигла
(Так ясно разве, так понятно - рванувшись в сторону
Ты мог пустые капилляры сердца сравнять с землей?)
И все же в упоенье не будет ль отрицать она,
Что ты - ее, она - твоя, до самой смерти?