Собрание сочинений в 15 томах. Том 9 - Страница 92

– Ничего, привыкнут, – сказал мистер Полли, выдерживая взятый тон.

На городской башне начали бить часы.

– Боже мой! – воскликнула Мириэм. – Мы не встретим Энни, если будем сидеть здесь и любезничать.

Она встала и потянулась было взять мистера Полли под руку. Но мистер Полли почувствовал, что все тотчас догадаются об их намерениях и они станут всеобщим посмешищем. А потому он сделал вид, что не заметил ее движения. Когда показалась Энни, мистер Полли уже целиком пребывал во власти сомнений.

– Не говори пока никому о нашем решении, – сказал он.

– Только маме, – решила Мириэм.

Цифры – это самое удивительное и потрясающее, что есть в мире. Если посмотреть на них со стороны – крохотные, черные закорючки и больше ничего, но какой удар они могут нанести человеку! Представьте себе, что вы возвращаетесь домой после небольшого заграничного путешествия и, листая газету, вдруг видите против далекой железной дороги, о которой имеете самое смутное представление, но в которую вы вложили почти весь свой капитал, вместо привычных 95–96 (в крайнем случае, 93 без дивиденда) более богато орнаментированные цифры – 76 1/2 – 78 1/2!

И вы чувствуете, что под ногами у вас разверзается бездна.

Точь-в-точь то же самое испытал мистер Полли, когда увидел черную вязь трех цифр: «298» вместо «350» – числа, которое он привык считать неизменным показателем своего богатства.

У него вдруг засосало под ложечкой почти так же, как в тот момент, когда он узнал о вероломстве рыжеволосой школьницы. Лоб его сразу стал влажным.

– Попал в водоворот, – прошептал он.

Произведя в уме действие вычитания – беспримерный подвиг со стороны мистера Полли, – он пришел к выводу, что после смерти отца им было истрачено пятьдесят два фунта.

– Поминальный пирог, – прошептал мистер Полли, припоминая возможные расходы.

Счастливая пора, когда он жил, наслаждаясь теплыми летними днями и безграничной свободой, когда все дороги заманчиво расстилались перед ним, когда ему верилось, что он так и будет ездить на своем велосипеде и любоваться окрестностями, – эта пора растаяла, как волшебный замок. И он опять очутился в мире, где царствует суровая экономия, в мире, который заставляет человека трудиться в поте лица, который подрезает крылья мечте, отбивает охоту к праздным, но увлекательным беседам, налагает вето на беспечный смех. Он уже видел перед собой печальную Вуд-стрит и нескончаемый ряд дней, полных беспросветного ожидания.

Ко всему этому он обещал жениться на Мириэм и, в общем, был не прочь совершить этот обряд.

Ужинал мистер Полли в совершенном отчаянии. Когда миссис Джонсон удалилась на покой, сославшись на легкую головную боль, он завел с Джонсоном разговор.

– Пришло время, старина, подумать о деле всерьез, – сказал он. – Ездить на велосипеде и обозревать окрестности в-поисках подходящих заведений очень приятно, но пора и за дело браться.

– А я о чем все время толкую? – спросил Джонсон.

– Во сколько, по-твоему, обойдется тот магазинчик на углу? – опросил мистер Полли.

– Ты серьезно о нем думаешь?

– Вполне. Так сколько, по-твоему, он будет стоить?

Джонсон подошел к шкафу, достал из него какое-то старое письмо и оторвал от него чистую половинку странички.

– Сейчас подсчитаем, – сказал он с явным удовольствием. – Сейчас посмотрим, сколько на него надо как минимум.

Он углубился в расчеты, а мистер Полли сидел рядом, как ученик, наблюдая растущий столбик скучных, ненавистных цифр, затаивших намерение избавить его от наследства.

– Сперва подсчитаем текущие расходы, – сказал мистер Джонсон, слюнявя карандаш. – Это, во-первых, плата за аренду…

Через час наводящей тоску возни с цифрами мистер Джонсон закончил подсчет.

– В самый обрез, но попытать счастья можно.

– Гм, – промычал мистер Полли и добавил веско: – Смелого бог бережет.

– Одну вещь, во всяком случае, можно сделать. Я уже говорил об этом.

– Что именно, старина?

– Снять лавку без второго этажа.

– Но чтобы вести дело, надо иметь угол, где приклонить голову. А то и работать не сможешь.

– Само собой. Ты просто не понял меня. Я хочу сказать, что пока ты один, ты можешь жить у нас. Это тебе будет дешевле.

– Надо подумать, – заметил мистер Полли, а про себя добавил: зачем же ему тогда нужна Мириэм?

– Мы с тобой положили на покупку товаров восемьдесят фунтов, – размышлял Джонсон. – Можно сократить эту сумму до семидесяти пяти. Все-таки выгадаем пять фунтов. Но больше урезывать нельзя.

– Нельзя, – согласился мистер Полли.

– Все это очень интересно, – сказал Джонсон, складывая и разворачивая листок с цифрами. – Я сам иногда мечтаю о собственном деле вместо службы на жалованье. Еще, конечно, тебе придется завести бухгалтерские книги.

– Хозяин должен точно знать, в каком положении его дела, – глубокомысленно заметил мистер Полли.

– Я бы завел двойную бухгалтерию, – сказал мистер Джонсон. – Сперва это немного обременительно, но скоро начинаешь понимать ее преимущества.

– Дай-ка я взгляну, что ты там насчитал, – сказал мистер Полли, взял листок с таким чувством, с каким принимают горькую микстуру, и равнодушно пробежал глазами по аккуратным колонкам цифр.

– Ну что ж, старина, – сказал мистер Джонсон, поднимаясь и потягиваясь, – пора и на боковую. Утро вечера мудренее.

– Именно, старина, – ответил мистер Полли, не вставая с места. Даже пуховая постель показалась бы ему сейчас ложем из терновника.

Он пережил ужасную ночь, как бывает в последний день каникул. Но только мистеру Полли было во сто крат тяжелее. Как будто он стоял на пороге тюрьмы и сквозь решетку ворот смотрел в последний раз на траву и деревья. Он должен был опять впрягаться в хомут повседневности. А он был так же способен ходить в упряжи, как обыкновенный домашний кот. Всю ночь судьба, похожая лицом и манерами на мистера Джонсона, расхваливала преимущества мерзкого магазинчика на углу возле станции.

– О господи! – прошептал проснувшийся мистер Полли. – Уж лучше я опять пойду служить приказчиком. По крайней мере у меня останутся мои деньги.

Но судьба ничего не хотела слушать.

– Пойду в матросы! – наконец воскликнул мистер Полли. Но он понимал, что на этот шаг у него не хватит характера. – Перережу себе горло, – опять прошептал он.

Постепенно мистер Полли настроился на менее отчаянный лад, он вспомнил Мириэм и стал думать о ней.

– Ну так что же ты решил? – начал за завтраком Джонсон.

Никогда еще утренняя трапеза не казалась мистеру Полли такой отвратительной.

– Надо несколько дней, чтобы хорошенько обмозговать эту идею, – кисло сказал он.

– Дождешься, пока у тебя уведут из-под носа этот магазин, – сказал мистер Джонсон.

В эти несколько дней, когда мистеру Полли надлежало решить свою судьбу, бывали такие минуты, что предстоящая свадьба казалась ему наименьшим злом; порой, особенно по ночам, после того, как он за ужином съедал не менее дюжины гренков с сыром, приготовленных заботливой миссис Джонсон, жизнь представлялась ему в таком мрачном, зловещем свете, что он был готов немедленно покончить с собой. Бывали часы, когда ему вдруг, наперекор всему, очень хотелось жениться. Он пытался вспомнить подробности объяснения в городском саду, но, к своему изумлению, не мог вспомнить ничего. Он стал все чаще бывать в Стэмтоне, целовал всех кузин и особенно Мириэм – это его приятно волновало. Он видел, что сестрицы посвящены в тайну. У Минни глаза были на мокром месте, но, в общем, она покорилась судьбе. Миссис Ларкинс встречала его с распростертыми объятиями, а к чаю подавалась целая банка домашнего варенья. И он никак не мог решиться поставить свою подпись на бумаге, в которой излагался договор об аренде, хотя дело зашло уже так далеко, что был составлен черновик договора и карандашом было помечено место его будущей подписи.

Однажды утром, сразу же после того, как мистер Джонсон ушел на службу, мистер Полли вывел на дорогу свой велосипед, вернулся в спальню с самым независимым видом, на какой он был способен, собрал кое-какие вещички, а именно длинную ночную рубашку, гребень, зубную щетку, сказал явно заинтригованной миссис Джонсон, что собирается «отлучиться денька на два, проветриться», выскочил на порог, сел на свой велосипед и покатил в сторону экватора, тропиков, южных графств, а точнее, в городок Фишбурн, сонный, мирный Фишбурн.