Собрание сочинений в 15 томах. Том 1. - Страница 106

– Довольно рискованно, – заметил я.

– Да. Смесь взорвалась, в комнате вылетели все стекла, разбилось много приборов; тем не менее я получил что-то вроде алмазной пыли. Отыскивая способ подвергнуть высокому давлению расплавленную массу, из которой выкристаллизовываются алмазы, я напал на изыскания некого Добрэ, работавшего в парижской лаборатории взрывчатых веществ. Этот ученый взрывал динамит в герметически закрытом стальном цилиндре, который выдерживал давление взрыва, и я узнал, что при желании Добрэ мог бы разнести в пыль глыбы, не менее твердые, чем африканские породы, в которых находят алмазы. Собрав последние средства, я заказал стальной цилиндр типа цилиндра Добрэ. Наполнив его своей смесью и взрывчаткой, я развел огонь в горне и пошел прогуляться.

У меня невольно вызвал улыбку будничный тон, каким он все это рассказывал.

– Разве вы не подумали, что мог взорваться весь дом? Ведь там жили и другие люди?

– Все это делалось во имя науки, – сказал он, помолчав. – Этажом ниже жила семья уличного разносчика, в комнате напротив обретался нищенствующий писатель, а надо мной – две цветочницы. Вероятно, я поступил несколько легкомысленно. Но, я думаю, не все они были в это время дома.

Когда я вернулся, цилиндр был в том же положении, среди раскаленных углей. Взрывчатка не разорвала его. И тут передо мной встала новая проблема. Вы знаете, что для кристаллизации необходимо время. Если ускорить процесс, кристаллы получатся маленькие, – только по истечении длительного времени могут они достигнуть значительных размеров. Я решил дать цилиндру остывать два года с тем, чтобы температура снижалась постепенно. К этому времени я остался уже совсем без денег; нужно было покупать уголь для горна, платить за комнату и что-то есть, а у меня не было ни гроша.

Чем только мне не приходилось заниматься, пока кристаллизовались алмазы! Я продавал газеты, держал под уздцы лошадей, открывал дверцы карет. Много недель подряд надписывал конверты. Служил подручным у уличного торговца и зазывал вместе с ним покупателей: он – с одной стороны улицы, я – с другой. Однажды я целую неделю был совсем без работы и просил милостыню. Что это было за время! Но вот огонь стал ослабевать. В тот день у меня не было во рту ни крошки; какой-то юнец, прогуливавшийся со своей подружкой, подал мне полшиллинга, чтобы покрасоваться перед ней. Да будет благословенно тщеславие! Какой соблазнительный запах доносился из рыбной лавки! Но я все же потратил все деньги на уголь – в горне снова ярко запылал огонь и тут… С голоду глупеешь.

Под конец, три недели тому назад, я перестал поддерживать огонь. Я извлек цилиндр, вскрыл его – он был еще так горяч, что обжигал мне руки, – выскреб стамеской хрупкую лавообразную массу и размельчил ее молотком на чугунной плите. Я обнаружил в ней три крупных и пять мелких алмазов.

Когда я, сидя на полу, стучал молотком, вошел мой сосед-писатель. Он, по обыкновению, был пьян и бросил мне:

– А-анархист…

– Вы пьяны, – сказал я.

– Мерзкий поджигатель… – продолжал он.

– А пошел ты ко всем чертям! – отрезал я.

– Как бы не так, – отвечал сосед, хитро подмигнув. Тут он икнул, привалился к двери и, уставившись в потолок, принялся болтать. Он-де обследовал мою комнату и сегодня поутру сходил в полицию, где они записали все, что он рассказал. – Уж посмотрим, что это за драгоценности, – прибавил он.

Тут я понял, что попал в безвыходное положение. Либо мне придется открыть в полиции свой секрет – и тогда все пропало, – либо меня арестуют как анархиста. Словом, я подступил к своему соседу, схватил его за шиворот и хорошенько тряхнул, а потом, собрав свои алмазы, удрал. В вечерних газетах мое логово окрестили кентиштаунской фабрикой бомб. И теперь я ни добром, ни худом не могу разделаться с этими алмазами.

Если я обращаюсь к солидным ювелирам, меня просят немного подождать и шепотом велят приказчику сбегать за полицейским. Приходится говорить, что я не могу ждать. Я отыскал скупщика краденого, но он просто-напросто присвоил один из моих алмазов и предложил мне обратиться в суд, если я хочу получить его обратно.

И вот я брожу бездомный и голодный, а в мешочке у меня пять алмазов стоимостью в несколько сот тысяч фунтов. Вам я доверился первому. Мне понравилось ваше лицо, и, кроме того, я дошел до точки.

Он посмотрел мне в глаза.

– Было бы сущим безумием с моей стороны купить этот алмаз при подобных обстоятельствах, – сказал я. – К тому же я не имею привычки носить с собой столько денег. И все же я почти уверен, что вы рассказали мне правду. Давайте, если хотите, сделаем так: приходите ко мне завтра в контору…

– Вы принимаете меня за жулика! – с горечью сказал он. – Вы заявите в полицию. Но я не намерен лезть в петлю.

– Я почему-то уверен, что высовсемне жулик. Во всяком случае, вот моя визитная карточка. Возьмите ее. Вам незачем приходить в условленный час. Приходите когда вздумается.

Он взял карточку и, видимо, поверил в мою доброжелательность.

– Обдумайте все как следует и приходите, – заключил я.

Незнакомец с сомнением покачал головой.

– Когда-нибудь я верну вам ваши полкроны с такими процентами, что вы диву дадитесь, – сказал он. – Но так или иначе, надеюсь, вы не проболтаетесь?.. Не идите за мной.

Он перешел улицу и исчез в темноте – там, где лестница под аркой ведет к Эссекс-стрит, – и я дал ему уйти. Больше я его ни разу не видел.

Впоследствии я получил от него два письма с просьбой прислать денег – банкнотами, не чеком – по указанному адресу. Я все обдумал и поступил, как мне казалось, вполне благоразумно. Как-то раз он зашел ко мне домой, но не застал меня. Сынишка описал мне его – страшно худой, грязный и оборванный человек, сильно кашлявший. Он не оставил никакой записки. Это все, что я могу о нем рассказать. Порой я размышляю о том, какая судьба его постигла. Был ли то просто-напросто отчаянный фантазер и маньяк, или же мошенник, занимавшийся подделкой драгоценных камней, или, быть может, он и в самом деле делал алмазы? Последнее предположение кажется мне вполне вероятным, и я порой думаю, что упустил самую блестящую возможность в своей жизни. Конечно, он, может быть, уже умер, и происхождение его алмазов никого не интересует, – один из них, я повторяю, был величиною почти с сустав моего большого пальца. А может быть, он и по сей день бродит по свету, тщетно надеясь их продать. Вполне возможно, что он еще вынырнет и промелькнет на моем горизонте с безмятежным видом богатого и преуспевающего человека, молчаливо упрекнув меня за недостаток предприимчивости. Иногда мне кажется, что я все же мог бы рискнуть хотя бы пятью фунтами.

1895

Еще вопрос, следует ли считать кражу со взломом спортом, ремеслом или искусством. Ремеслом ее не назовешь, так как техника этого дела вряд ли достаточно разработана, но не назовешь ее и искусством, ибо здесь всегда присутствует доля корысти, пятнающей все дело. Пожалуй, правильнее всего считать грабеж спортом – таким видом спорта, где правила и по сей день еще не установлены, а призы вручаются самым неофициальным путем. Неофициальный образ действий взломщиков и привел к печальному провалу двух подающих надежды новичков, орудовавших в Хэммерпонд-парке.

Ставкой в этом деле были бриллианты и другие фамильные драгоценности новоиспеченной леди Эвелинг. Читателю следует не упускать из виду, что молодая леди Эвелинг была единственной дочерью небезызвестной хозяйки гостиницы миссис Монтегю Пэнгз. В газетах много шумели о ее свадьбе с лордом Эвелингом, о количестве и качестве свадебных подарков и о том, что медовый месяц предполагалось провести в Хэммерпонде.

Возможность захватить столь ценные трофеи вызвала сильное волнение в небольшом кружке, общепризнанным вожаком которого являлся мистер Тедди Уоткинс. Было решено, что он в сопровождении квалифицированного помощника посетит Хэммерпонд, дабы проявить там во всем блеске свои профессиональные способности.