Собрание сочинений. Том 1. Первый лед - Страница 78

на судную репетицию

я затащил тебя.

Где вместо стволов провалы,

как вверх ногами столы,

разбуженные вставали

человеческие стволы.

С росинками галогенными

из ада встает и рая

российская интеллигенция,

мертвая и живая.

Бастующие рубили

завалы, чинили лес.

А может быть, это были

солдаты из МЧС?

VI

Новорусское Новодевичье.

Купите в предсудный год

всамделишного Судейкика,

не ведая, что нас ждет?

Не все же сбегут в сторонку,

в Ванкувер и Теннесси!

Помилуй, Господь, от Второго

Пришествия, пронеси...

Колокольный эпилог

Несемся в прошлое со страшной силой,

но мысль единственная в мозгу —

«Господь, помилуй, Господь, помилуй,

от повторения спаси Москву!»

Кто под землею, но не в могиле,

чья ненакормленная семья —

его помилуй, ее помилуй,

помилуй верившего меня.

Господь, помилуй собор-расстригу,

где допустили сорвать кресты,

русскоязычную помилуй Ригу,

ей звон малиновый возвести!

О чем все гении и мазилы? Помимо разницы

в них суть одна —

«Господь, помилуй, Господь, помилуй,

Господь, помилуй меня».

И кантемиры, и мы, дебилы,

и мандельштамовская оса:

«Господь, помилуй, Господь, помилуй

валаамового осла...»

Овца, клонируй меня,

Герострат, кремируй меня,

госналог, премируй меня,

Господь, помилуй Газпром,

Господь, помилуй меня.

Конь Блед, примерь стремена!

Азот, грозу распогодь.

Мой бред, помилуй меня,

в душе ураган, Господь!

Горсуд, помилуй истца,

овца, клонируй Творца,

гроза, не молнируй в дома,

тишина, спланируй в меня.

Помилуй от урагана,

где, как проклятье с губ,

летит из Тархан тараном

вывороченный с корнями

лермонтовский дуб!

О чем разевает рот

Памела Андерсон в снах?

Золотая рыбка поет

в панировочных сухарях.

— Соседу виллу испорть,

пожар спланируй, Господь!

Кому пришлет сатана

мотоциклетный эскорт?

Скучаем, «Pall Mall» дымя,

Стал Брайтон-Бич русопят.

Не Тот, говорят, распят...

Луна, лорнируй распад.

Господь, помилуй меня!

Туман наш горчит полынью.

И, может, не все обман?

Помилуй дитя Полину,

родившуюся в ураган!

Мы красным вином с сулгуни

отметим весть Рождества,

чтоб здравствовала игуменья,

чтоб здравствовала Москва!

Помилуй,

помилуй,

пошли нас — по Мытной,

по Минке,

по минной,

по мнимой Жасминной,

как опера мыльной,

по «митькам», как на Пасху,

память — камень за пазухой,

колокольный, именинный,—

от Лукойла до Совмина,

звон, компьютером

переученный...

В Вознесенском переулочке,

у памятника Чайковскому,

подобному скрип-ключу,

я Моцарта обучу

с колоколами чокнуться!

Мы — дети волшебной сказки,

где вместо колоколов

стучат, как шахтерские каски,

купола без крестов.

...по тминной,

по маленькой,

пей, да помалкивай,

салфеткой слезу промакивай,

целуй образок эмалевый,

во благо, со всех силенок,

двадцать пять тыщ «зеленых»

вымаливай...

Крест золотой над маковкой,

на глазах у программы «Вести»

рассыпался как щепоть....

Москву помилуй, Господь!

ГРЕХ ПЛАКАТЬ. ИЩУ ИНВЕСТОРА,

ЧТОБ К НЕБУ КРЕСТ

ПРИКОЛОТЬ

Господь, помилуй земных кумиров,

кто лез без мыла в их маету,

Господь, помилуй, Господь, помилуй,

верни их парочкой на мосту.