Собрание сочинений. Том 1. Первый лед - Страница 6

Елена Сергеевна ведет урок.

(Ленка, вспыхнув, крошит мелок.)

Понимая, не понимая,

точно в церкви или в кино,

мы взирали, как над пеналами

шло таинственное

о н о...

И стоит она возле окон —

чернокосая, синеокая,

закусивши свой красный рот,

белый табель его берет!

Что им делать, таким двоим?

Мы не ведаем, что творим.

Педсоветы сидят:

«Учтите,

вы советский никак учитель!

На Смоленской вас вместе видели...»

Как возмездье, грядут родители.

Ленка-хищница, Ленка-мразь,

ты ребенка втоптала в грязь!

«О спасибо моя учительница

за твою высоту лучистую

как сквозь первый ночной снежок

я затверживал твой урок

и сейчас как звон выручалочки

из жемчужных уплывших стран

окликает меня англичаночка —

«проспишь алгебру,

мальчуган...»

Ленка, милая, Ленка — где?

Ленка где-то в Алма-Ате.

Ленку сшибли, как птицу влет...

Елена Сергеевна водку пьет.

1958

Последняя электричка

Мальчики с финками, девочки с фиксами,

две контролерши заснувшими сфинксами.

Я еду в этом тамбуре,

спасаясь от жары,

кругом гудят как в таборе

гитары и воры.

И как-то получилось,

что я читал стихи

между теней плечистых,

окурков, шелухи.

У них свои ремесла.

А я читаю им,

как девочка примерзла

к окошкам ледяным.

На черта им девчонка

и рифм ассортимент?

Таким, как эта — с челкой

и пудрой в сантиметр?!

Стоишь — черты спитые,

на блузке видит взгляд

всю дактилоскопию

малаховских ребят.

Чего ж ты плачешь бурно,

и, вся от слез светла,

мне шепчешь нецензурно

чистейшие слова?

И вдруг из электрички,

ошеломив вагон,

ты чище Беатриче

сбегаешь на перрон!

1958

* * *

Сидишь беременная, бледная.

Как ты переменилась, бедная.

Сидишь, одергиваешь платьице,

и плачется тебе, и плачется...

За что нас только бабы балуют

и губы, падая, дают,

и выбегают за шлагбаумы,

и от вагонов отстают?

Как ты бежала за вагонами,

глядела в полосы оконные...

Стучат почтовые, курьерские,

хабаровские, люберецкие...

И от Москвы до Ашхабада,

остолбенев до немоты,

стоят как каменные бабы,

луне подставив животы.

И, поворачиваясь к свету,

в ночном быту необжитом —

как понимает их планета

своим огромным животом.

1957

Песня Офелии

Мои дела —

как сажа бела,

была черноброва, светла была,

да все добро свое раздала,

миру по нитке — голая станешь,

ивой поникнешь, горкой растаешь,

мой Гамлет приходит с угарным дыханьем,

пропахший бензином, чужими духами,

как свечки, бокалы стоят вдоль стола,

идут дела

и рвут удила,

уж лучше б на площадь, в чем мать родила,

не крошка с Манежной, не мужу жена,

а жизнь, как монетка,

на решку легла,

искала —

орла,

да вот не нашла...

Мои дела —

как зола — дотла.

1957

На плотах

Нас несет Енисей.

Как плоты над огромной и черной водой,

я — ничей!

Я — не твой, я — не твой, я — не твой!

Ненавижу провал

твоих губ, твои волосы, платье, жилье.

Я плевал

на святое и лживое имя твое!

Ненавижу за ложь

телеграмм и открыток твоих,

ненавижу, как нож

по ночам ненавидит живых,

ненавижу твой шелк,

проливные нейлоны гардин,

мне нужнее мешок, чем холстина картин!

Атаманша-тихоня