Собрание сочинений. т.4. Крушение республики Итль. Буйная жизнь. Синее и белое - Страница 26

— Да! Я должен констатировать, сэр Осборн, что ваше поведение переходит границы приличия и ваши выходки угрожают работе двух министерств и дипломатического корпуса. Его величество…

— Но я… — попытался вставить коммодор Осборн.

— Молчите! Вы — юный невежа. Вы позволяете себе перебивать старшего во время разговора. Можно подумать, что вы получили воспитание не в привилегированном колледже, а где-нибудь на западной ферме.

Фрэди смущенно потупил голову, перебирая портупею кортика.

— Как вы полагаете, зачем его величеству было угодно отправить вас с моей экспедицией? — спросил еще суровее сэр Чарльз.

Коммодор поднял ясные, как морская вода, глаза на рассерженного лорда Орпингтона, и в них пробежал всполох ребяческого удивления.

— Я думаю… для развлечения, — нерешительно начал он и добавил: — Впрочем, в этой стране такой мягкий климат, а я много кашлял эту зиму и вот…

— Я думаю, что вы легкомысленный и потерявший устои мальчишка, — оборвал сэр Чарльз, покраснев, и встал. — Может быть, вы думаете, что и я направлен сюда короной и парламентом для забавы… Ну, что же вы молчите?

Яркие губы баронета дрогнули, и он не успел удержать простодушного и непростительного ответа.

— Конечно, сэр, Чарльз… В салоне мамы даже говорили…

— Что?.. как вы сказали? — спросил лорд Орпингтон, отступая за стол в неподдельном ужасе. — Вы осмеливаетесь утверждать, что я, посланный в Итль моим монархом с особо важными полномочиями, являюсь не более как клоуном странствующего балагана? Так я вас понял?

— Простите, сэр Чарльз… — начал было Фрэди, приподнимаясь, но ледяной взгляд лорда Орпингтона лишил его сил и приковал к креслу, как немигающие медные глаза змеи лишают сил испуганную морскую свинку.

— Достаточно, — сказал лорд Орпингтон, подняв руку, — достаточно, сэр! Если бы не ваши особые отношения к личности моего августейшего повелителя, — вы были бы немедленно арестованы за оскорбление нации.

Сэр Чарльз с каждым словом вырастал в глазах баронета.

Перед провинившимся был уже не генерал наутилийской службы, не сэр Чарльз, добродушный герой и остроумный собеседник. За письменным столом кабинета стояло многовековое, грузное и громоздкое величие повелительницы морей Наутилии, грозное, как ее колоссальные корабли, гневное и уничтожающее, затянутое в генеральский мундир, сверкающий шитыми лаврами победных дел и непревзойденных подвигов ее истории.

Фрэди ощутил даже легкий приступ внезапного озноба.

Сэр Чарльз перевел дыхание и загремел снова:

— Мне стало известно, что вы осмелились привезти на военном корабле империи, в качестве вашего вестового, женщину легкомысленного образа жизни, осуждаемого законодательством и церковью…

Коммодор вздрогнул. Он чувствовал себя уже полупроглоченным удавом и медленно скользил в беспощадную пасть.

— И вы не только позволили себе поступок, неслыханный в истории королевского флота, но вы еще учинили скандал в публичном месте дружественной страны. Вы возбудили негодование общества, — продолжал сэр Чарльз, не сдерживая уже гнева. — Правда, я не считаю это общество достаточно приличным даже для моего шофера, но по дипломатическим соображениям я вынужден временно считаться с ним. И я должен дать удовлетворение общественному мнению республики. О происшедшем будет сообщено его величеству, а пока отрешаю вас от командования «Аметистом». Вы будете находиться безотлучно при мне. А теперь можете идти. Я не удерживаю вас.

— Сэр Чарльз! Я безмерно виноват, но…

— Я Сказал, что я больше не удерживаю вас, баронет, — прервал его лорд Орпингтон.

Фрэди тяжело вздохнул, встал и удалился из кабинета, пятясь и оступаясь.

Проходя приемную сэра Чарльза, он увидел сидящего на диване молодого человека и, скользнув по нему взглядом, узнал виновника происшествия в «Преподобной Крысе», в чьей ложе исчезла взбалмошная возлюбленная баронета.

Фрэди сжал кулаки и двинулся на врага, но перед ним мелькнуло каменное лицо лорда Орпингтона и безмолвно призвало его к порядку.

Он плюнул на ковер, презрев все правила приличия, и выбежал на улицу.

Под зеленым куполом бульвара он остановился, вздохнул, закурил папиросу и растерянно усмехнулся.

— Старый крокодил чуть не слопал меня вместе с башмаками, теперь нужно приготовиться к родительскому нравоучению. Думаю, старикашка взбесится, как бык.

И, подумав так непочтительно о монархе величайшей империи, баронет сел на скамью бульвара, но не успел сделать и двух затяжек, как нервно швырнул папироску и вскочил.

На средней аллее появилось президентское ландо и в нем — улыбающаяся Лола.

Эта улыбка, свежая и трепетная, как легкие облачка, цеплявшиеся за вершины гор над городом, заставила баронета мгновенно забыть огорчения и грядущие беды, — он бодро выпрямился и пошел наперерез ландо.

— Вы сегодня обаятельны, как утреннее небо, — сказал он, остановившись в двух шагах и снимая фуражку.

— Ужасный льстец! Отвратительный донжуан, — ответила дочь президента и указала на сиденье ландо. — Садитесь, баронет. Мне веселее будет совершать мою одинокую прогулку.

Баронет на следующий день после достопамятного утра, когда Лола появилась на набережной перед высадившимися наутилийскими войсками, как Елена на троянских стенах перед ахеянами, отправился с визитом к президенту и уехал оттуда после десятиминутного разговора с пленительной наследницей господина Аткина, оставив свой рассудок в крошечных ладонях хозяйки.

Поэтому приглашение Лолы пролилось врачующим водопадом на душу отрешенного командира «Аметиста», и он радостно впрыгнул в коляску.

— Скажите, пожалуйста, — спросила Лола, плавно покачиваясь в ритм ландо и обжигая Фрэди волнующей теплотой плеча, — правда, что ваши офицеры хотят устроить бал на кораблях? Мне сегодня говорил об этом папа.

— Да! Бал в честь дам республики… Прекраснейшая из них будет его царицей, — ответил баронет, прилипая глазами к ослепительным плечам соседки.

— Ах, это бесподобно! Корабли, море, ночная иллюминация, блеск огней в воде. Настоящая поэма! — сказала Лола, прищурившись.

— Я знаю глаза, которые своим блеском затмят всю иллюминацию этого бала, — мечтательно проронил Фрэди.

— Чьи же такие чудесные глаза? — снаивничала обольстительница.

Баронет повернулся на подушках ландо и взглянул в лицо собеседницы пылко и нежно.

— Я думаю, что эти глаза находятся менее чем в одном ярде от моих.

— Какой возмутительный ловелас! — ответила Лола, слегка шлепнув баронета по руке перчаткой, — с вами опасно оставаться наедине. Скольких женщин вы сделали несчастными?

Ландо, шаркая шинами по гравию аллеи, поравнялось в эту минуту со зданием отеля, в котором помещался штаб сэра Чарльза.

Баронет взглянул в окна кабинета лорда Орпингтона, вспомнил полученный выговор и вскипел поздним гневом.

— Нет! Какой нахал! Он забыл, что имеет дело не с субалтерном из нижних чинов. Я ему покажу… — вырвалось у него.

Лола удивленно вскинула ресницы.

— Что с вами, баронет? Вы нездоровы? Кому это вы грозите такими страшными словами?

— Простите, — спохватился Фрэди. — Это я вспомнил совершенно некстати о сэре Чарльзе.

— О сэре Чарльзе? Так сердито? Вы поссорились с ним?

— Да, — ответил небрежно баронет, придя в себя, — мы немного повздорили по вопросам политики. Старик стал страшно упрям и совсем не хочет следовать моим советам.

— Как? Вы даете советы сэру Чарльзу по политическим вопросам? Как это может быть? Не говоря уже о том, что это изумительно скучно, но сэр Чарльз старый политик и заслуженный полководец, а вы так молоды и, вероятно, не опытнее меня, — удивилась Лола.

Коммодор Осборн гордо откинул голову и показал спутнице свой профиль во всем великолепии.

— В конце концов, — ответил он наставительно и твердо, — старик хотя и имеет заслуги перед монархом и родиной, но все же простой смертный, а в моих жилах королевская кровь Наутилии. Он должен иметь уважение к династии.