Собрание сочинений. т.4. Крушение республики Итль. Буйная жизнь. Синее и белое - Страница 25

Он и был тем человеком, похожим на платяной шкаф, с огромными кулаками, который сопровождал принца в ночных скитаниях, делил с ним непритязательную квартиру потомка ассорской династии и дружески оказывал принцу ряд мелких услуг, не гнушаясь даже кулинарией.

Помимо этого, он имел два ценных таланта — пламенного агитатора и неистощимого в мужской силе любовника.

Это делало его, несомненно, опасной для демократических устоев Итля фигурой, и принц с тем большей охотой брал его в спутники полуночных приключений, что при Богдане он не боялся встречи с баронетом Осборном.

Нос бедного рыцаря мисс Геммы Эльслей с трудом принял прежний вид после жестокого удара коммодора, и принц Максимилиан чувствовал себя в безопасности, лишь имея за спиной катастрофические кулаки Богдана, способные раскроить с одного удара лоб быка.

В одну из этих заговорщических прогулок, направленных на бесчестное и неблагодарное подкапывание под фундамент приютившей его демократии, принц встретился в кабачке «Амулет Падишаха» с двумя посетителями.

Они приблизились в тот момент, когда принц поставил на стойку бокал, осушенный за здоровье возлюбленных бедняков, и вежливо сняли шляпы.

— Мы слышали, как вы проливали мед красноречия, принц. Мы были тронуты… мы ревели от умиления… Мы хотели бы поговорить с вами наедине, — сказал один из подошедших с любезным и достаточно низким поклоном.

— Мое сердце открыто голосу народа, — ответил принц. Он со дня свидания с сэром Чарльзом на «Беззастенчивом» носил при себе бархатный томик афоризмов и мыслей великих людей в издании Таухница и приобрел уже некоторую бойкость и величественность в обращении с людьми.

Но, оказав такое доверие неизвестным людям, принц не замедлил переглянуться с Богданом, и тот с готовностью положил на стол, в виде предупреждения, два своих дробительных аппарата.

Подошедшие улыбнулись.

— Вы можете убрать ваш одушевленный танк. Нас обижает недоверие. Мы пришли как искренние поклонники вашего высочества.

Принц сделал легкое движение рукой.

— Я думаю, Богдан, вам не мешало бы поболтать с кельнершей Кэт, — она, бедняжка, очень тоскует о вас. А мы пока поговорим с друзьями, — сказал он.

Богдан молча встал, свистнул и, раскачивая плечами, пошел к прилавку разбивать очередное сердце. Принц пригласил новых приверженцев сесть.

— Я рад преданным людям, — продолжал он, приняв суровый вид, — и в великий день…

— Мы знаем… мы верим в вашу счастливую звезду, принц… мы все знаем, — перебил его собеседник, — мы хотим полного успеха вашей афере и хотим предложить вам свою помощь, сколько хватит сил.

— Кто же вы такие? — спросил удивленный принц.

— Мы? Мы — люди, ненавидящие нынешний строй… Мы видим, что он ведет дорогое отечество к гибели. Жулики, под личиной демократов, вчерашние сидельцы мелочных лавочек, выскочившие, как пена, на поверхность бури… Продавцы патриотизма и подмоченного сахарина слюнявого народовластия. Я ненавижу их! Я — сторонник твердой власти!.. Мой же друг, несчастный старик, которого вы видите, имеет личную причину для ненависти. Он — тесть президента Аткина и его жертва.

Второй собеседник, пожилой и мрачный, внезапно поперхнулся и закашлялся.

— Вы видите, принц, — быстро сказал первый, — он не может даже слышать этого имени. Он захлебывается яростью при упоминании президента. Он был богат и уважаем. Президент отнял у него все. Сначала он взял у него дочь, чистое и невинное создание. Потом — рядом подлогов, мошенничеств и угроз — он лишил старика всего состояния, отобрал последние гроши и выбросил его на улицу. И это только потому, что жена президента оказалась якобы неприлично тощей. Вы понимаете всю гнусность этого поступка, принц? Ведь законы нашей страны не воспрещали президенту предварительно измерить талию своей невесты и твердость ее скелета. Значит, он сам виноват. Но он обрушил подлую месть на беззащитного старца. Большего преступления не знало человечество…

— Это ужасно, — вздохнул принц, — и вы не протестовали? Вы не боролись с произволом вашего зятя? — участливо спросил он понурившегося старика.

Тот часто замигал ресницами, будто собираясь заплакать, пожевал губами, но, не произнеся ни слова, жалко махнул рукой.

— Он смолчал, как истый сын родины. Он не хотел скандала в тяжелые для Итля дни. Но ныне час мести пришел. Он кладет к вашим ногам свою преданность и жизненный опыт…

— Благодарю… — ответил тронутый принц.

— Не благодарите! Это его долг. Это мой долг, долг всякого порядочного гражданина. Мы давно следим за стезей вашего высочества, и нас волнует торжественная заря вашей славы. С ней вернется величие отечества и счастье добрых подданных.

Принц молча склонил голову в знак согласия.

— Но мы полагаем, что ваше высочество находится на немного неправильном пути. Зачем вам лично появляться перед необузданной чернью? Здесь, в этих притонах, скверно пахнет и притом произносятся всякие слова, неудобные для вашего высокородного слуха. Кроме того, вы должны быть окружены, ну, как это говорится в романах… ореолом, что ли?.. должны держать толпу на расстоянии. Вот почему мы предлагаем вам свои услуги. Я знаю здесь каждую буфетную стойку и каждого прохо… то есть посетителя. Мне доверятся эти бедняги скорее и проще, чем вам, а старика знает вся страна как обесчещенного и обворованного президентом почтенного мужа. И в три дня мы сложим к вашим стопам тысячи горящих преданностью сердец.

Принц задумался.

— Вы мне очень правитесь, — сказал он, раздумывая, — особенно мне жаль убеленного сединами человека, так грубо оскорбленного. Я возмещу вам все утраты и обиды в день, когда…

— Не называйте этого дня!.. Стены могут иметь уши, — перебил его собеседник.

Принц оглянулся и подозвал Богдана, увлеченного беседой с пухлой кельнершей.

— Вы простите, — обратился он к неожиданным друзьям, — я ничего не делаю без Богдана. Что вы думаете об этом, Дан?

Богдан, насвистывая, выслушал сообщение принца.

— Что же, — ответил он, — пожалуй, неплохо. Мне надоело шляться каждую ночь по вонючим берлогам. И думается, по их обличьям, что они куда солидней обтяпают это дело, чем мы с вами, Макс. Но не давайте им в руки ни одного гроша…

— Не беспокойтесь, капитан! — вежливо остановил его младший из собеседников, — мы предусмотрели это. В доказательство нашей бескорыстной преданности мы принимаем все расходы на себя. Мы уверены, что его высочество вернет все издержки в день…

— …который не нужно называть, — сказал с улыбкой принц, вставая и давая понять, что разговор окончен.

— Отныне мы беспрекословно повинуемся приказам вашего высочества и являемся вашими верными слугами. Вы можете ежедневно передавать нам все инструкции через хозяина «Амулета». Он — наш доверенный, — сказал младший, следуя за принцем до выхода.

Когда дверь захлопнулась, он вернулся к столу, выпил стакан вина и вытер пот со лба.

— Тьфу! — сказал он, — я думаю, легче верблюду влезть в эту самую библейскую иглу, чем разговаривать придворным слогом. Я вывихнул начисто язык. Но все же мальчишка подкован на все четыре лапы. Пусть это влетит мне в копеечку, но я еще стану родоначальником каких-нибудь графьев, хоть бы мне пришлось растрясти все монеты торгового дома Кантариди.

— Зачем только ты понес ахинею о тесте президента? Я чуть не захлебнулся вином. На кой ляд ты выдумал этот вздор?

Спрошенный посмотрел на товарища с глубоким сожалением.

— Я думаю, Атанас, что если на том свете есть-таки ад со всеми его чертями, — тебя повесят за язык за твои бесконечные идиотские вопросы. Пусть меня съедят жабы, если ты не станешь манежным директором будущего цирка, где его высочество будет главным дрессированным ослом. То, что я делаю, называется на языке господ «большая политика». Этого, старик, ты не в силах понять по недостатку светского лоска.

Сэр Чарльз разгневанно отодвинул фарфорового китайца, стоявшего перед ним на столе. Китаец сочувственно закивал головой, как бы понимая раздражение представителя Гонория XIX.