Собрание сочинений. Т.26. Из сборников: «Поход», «Новый поход», «Истина шествует», «Смесь». Письма - Страница 16

Своеобразие таланта Поля Алексиса в этой его в высшей степени развитой впечатлительности. Это человек, живущий чувствами, и чтобы что-то создать, ему нужно сильное потрясение. Он будет заниматься самоанализом, он будет анализировать людей, с которыми встретился, — удивительно проникновенно, тонко, подробно. Но если он пытается создать нечто такое, чего никогда не видел и не испытывал, все получается и неувереннее и слабее. Я настаиваю на этом, потому что вопрос темперамента всегда определяет писателя. К тому же я в первую очередь хотел показать, какие пропасти отделяют друг от друга молодых романистов, явившихся со всех четырех стран света, которых так упорно хотят свалить в одну кучу, чтобы их высмеять.

Сильная сторона таких вот восприимчивых натур — уменье проникать в самую суть вещей, когда вещи эти им достаточно хорошо известны. Им нелегко вжиться в персонаж, но, свыкнувшись с ним, они создают совершенно законченный образ, наделяя его тем огоньком жизни, который делает его живым. Их слабые стороны, к сожалению, — известная наклонность к безделью, потребность жить для собственного удовольствия, из-за которой всякий труд становится им в тягость; и в этом — объяснение, почему Поль Алексис довольно медленно входил в литературу; он потерял немало времени, вглядываясь в огромный огненный Париж, который он увидел впервые и о котором, в силу особенностей своего темперамента, он не мог бы говорить, прежде чем сам не испытал его радостей и страданий.

Теперь он уже вышел на дорогу. Сейчас я буду говорить о сборнике его новелл. Помимо серьезных работ, он сотрудничает в газетах, и талант его понемногу утверждается в этой области. У меня нет против работы журналиста того предубеждения, которое было у моих старших товарищей — у Бальзака и Флобера. Напротив, мне думается, что для каждого начинающего романиста работа в газете — это отличная гимнастика, возможность окунуться в повседневную жизнь, всегда полезная для настоящего писателя. Что же касается именно Поля Алексиса, то ему день ото дня предоставляется случай лучше узнавать нашу парижскую жизнь и выковывать свой стиль на жестокой наковальне — писать статьи, которые через несколько часов должны быть готовы.

Выход в свет его сборника новелл «Конец Люси Пеллегрен» поверг наш литературный кружок в изумление, подобно тому как то было с «Пышкою» Мопассана. Для меня лично это не явилось неожиданностью — я читал его новеллы раньше. Но другие восклицали: «Как! Возможно ли, чтобы Поль Алексис, этот соня, был способен на такой проникновенный, ни на что не похожий психологический анализ, чтобы он мог с таким волнением пробираться в глубины внутреннего мира своих персонажей?» И с этого дня на него стали обращать внимание. Теперь надо ожидать от него других, более крупных по объему произведений, которые утвердят его литературное имя. Ему надо только вложить в них труд.

Действительно, новеллы его написаны очень талантливо. Первая, та, по которой назван весь сборник, — это трезвое и яркое изображение одного из уголков разврата в Париже. Речь идет о самой обыкновенной проститутке, которая умирает, харкая кровью, в то время как вокруг ее постели собрались веселящиеся подруги. Дело не в сюжете, я даже не могу сказать, чтобы мне больше всего нравился драматизм ситуации, несмотря на то что любопытно было бы сравнить рассказ этот с развязкою «Дамы с камелиями». Сила его — в раскрытии психологии, которую хорошо знает автор, в точности описаний и в первую очередь в стиле, который дает произведению жизнь.

Что нам еще понравилось в этом сборнике, так это разнообразие рассказов. Острый трагизм первого рассказа во втором уступает место насмешливой ноте: «Невзгоды господина Фрака» — провинциальная история; с большой тонкостью в ней изображена беспощадная борьба, которую ведут муж и жена в надежде получить друг от друга наследство. Жена обманывает мужа и в последнюю минуту разыгрывает из себя святошу, собираясь пожертвовать все свое состояние на сооружение часовни. У мужа созревает сумасбродное решение — построить образцовый свинарник, но в конце концов он завещает свои сбережения протестантскому священнику. Но вот жена умирает, и муж торжествует. Надо прочесть этот рассказ — вы ощутите в нем дыхание Бальзака, увидите, какие страшные супружеские распри потрясают иные тихие семейные очаги в наших провинциальных городках.

В рассказе «Дамы дядюшки Лефевра» звучит еще одна нота, может быть, самая оригинальная во всем сборнике. Это веселье, причем веселье совсем особого рода; это какая-то эпопея в натуралистическом духе, доведенная до лирического комизма. Вот в нескольких словах сюжет рассказа. В одном маленьком городке студенты собираются устроить бал; но у них нет дам, и поэтому они поручают дядюшке Лефевру, бывшему унтер-офицеру, привезти им дюжину дам из Марселя. Вот и вся новелла: ожидание дам, которые все никак не едут, торжественное появление в городе этих разряженных чучел и пресловутый бал. Кончается все тем, что публичные девки так и не уезжают из городка и в течение долгих недель бродят по улицам, к крайнему изумлению его жителей. Это здоровый юмор, такое остроумие, какое я люблю, — оно зиждется на подлинно человеческом и приправлено писательскою фантазией.

Наконец, «Дневник г-на Мюра» — проникновенный анализ психологии любви, совершенно другого тона, задумчиво-нежного. Новелла эта написана после всех, и если она и не самая яркая, то, безусловно, самая цельная. Как я уже говорил, Полю Алексису тесно в жанре новеллы, которым он себя ограничил. Каждая из его новелл — своего рода маленький роман. А настоящий роман ему еще тоже предстоит написать.

Итак, после Сеара и Гюисманса — Поль Алексис и Ги де Мопассан. Я хочу пролить немного света на творчество этих молодых писателей, над которыми насмехаются, которых выводят из терпения, всячески оскорбляют. Так как во всем этом виновен я, ибо репортеры и хроникеры, говоря о молодых писателях, стараются осыпать оскорблениями именно меня, я должен был показать, что у каждого из моих друзей — свой особый путь, не сходный с моим, что они существуют сами по себе и твердо стоят на ногах.

Нет ни главы школы, ни учеников; есть только товарищи, даже не очень разнящиеся между собою по возрасту.

Сейчас уже слишком поздно говорить о торжественном распределении наград и венков, которыми всегда отмечается первая неделя августа. Но предвыборная лихорадка[6] выбила нас из привычной колеи, и я прошу читателей извинить меня за то, что возвращаюсь к предмету, высказать свое отношение к которому я собирался уже давно.

Конкурс направо, конкурс налево, целый дождь наград со всех сторон, в коллежах, в Сорбонне, в Консерватории, в Академии: это час, когда по всей Франции присуждают венки из золотой бумаги и жестяные кресты. Начиная с младенцев в пеленках, которых кормилицы несут на руках, и кончая восьмидесятилетними старцами, опирающимися на палку, все поднимаются по ступенькам помоста, обласканные властями. Тут уже не какой-нибудь детский праздник, тут целый народ жадно кидается за игрушками, которыми тешат его тщеславие. У нас это в крови, нам веками прививалась эта неуемная лихорадка, эта погоня за наградами и дипломами; она подгоняет нас от самой колыбели, а исцеляемся мы от нее лишь в могиле.

Ребенок, который умеет выводить одни только палочки, получает награду за чистописание. С этой минуты он уже втянулся в игру, он будет участвовать в конкурсах и трудиться из-за награды. Сначала коллеж и получение степени бакалавра; потом — специальные школы с их экзаменами, потом — академические награды, вся иерархия национальных орденов. В шестьдесят лет человек мечтает об ордене командора, так же как в шестнадцать мечтал о награде за перевод с греческого. Он впадает в детство: его тщеславие разгорается при мысли, что он первый ученик в классе и получит парафированный правительством аттестат.