Собрание сочинений-2.Зверь - Страница 114
— О’кей, пока достаточно.
Тот остановился и умоляюще посмотрел вверх.
— Пендрейк, не сталкивай меня обратно. У нас будет демократия. Мы освободим женщин. Они смогут выбирать.
— Брось мне свой нож.
Через мгновение нож прочертил воздух и упал в пятнадцати футах за спиной Пендрейка.
— А теперь, — произнес Пендрейк, — опустись на тридцать футов. Мне нужно время, чтобы поднять нож.
Большой Олух быстро, но осторожно соскользнул на целых сорок.
— Пендрейк, я обещаю, что буду сотрудничать.
Пендрейк подобрал нож и подошел к краю пропасти. У него ушло достаточно много времени на то, чтобы, зажав нож связанными руками, разрезать свои путы. Когда он закончил, то сразу же почувствовал себя лучше и у него появилась уверенность, что все будет хорошо.
Он подождал еще несколько драгоценных минут, пока в его руках и пальцах не восстановилась циркуляция крови, а потом…
— Лезь наверх! — приказал он неандертальцу.
Большому Олуху осталось преодолеть последний фут, когда Пендрейк приказал:
— Стой!
Неандерталец застыл.
— Что ты еще придумал? — выдохнул он.
— Обвяжи себя веревочной петлей так, чтобы ты смог удерживаться на весу без помощи рук.
Большой Олух рьяно взялся выполнять поставленную задачу и вскоре соорудил себе веревочное сиденье.
— А теперь протяни мне руки, я собираюсь их связать, — сказал Пендрейк. Когда было сделано и это, Пендрейк медленно произнес: — Ну ладно, Большой Олух, а теперь я хочу услышать ответ на главный вопрос. Что случилось с моей женой?
Существо тяжело задышало.
— С ней полный порядок, парень, — пробормотал он. — Она у Девлина. Он захватил ее в день атаки. Говорят, за ней пытается приударить какой-то мужик, но она ждет. Она говорит, что такого парня, как ты, убить невозможно.
По всему телу Пендрейка разлилась волна тепла. “Элеонора, верная, любимая Элеонора”, — подумал он, затем обратился к неандертальцу:
— Большой Олух, я собираюсь вытянуть тебя наверх и. отвести в деревню.
— Но ты же не выдашь меня этим парням в таком виде, связанным? — его охватила паника.
— Я не собираюсь тебя никому выдавать, — спокойно ответил Пендрейк. — Мы разберем частокол и дадим тебе жилище, как обычному человеку. Из больших и крутых мужиков и раньше получались отличные граждане.
Когда он вытащил Большого Олуха из пропасти, его осенила мысль, что человечество по-прежнему ведет непрерывную борьбу с тем звериным началом, которое досталось ему от предков. Видимо, из-за огромного мирового сообщества и внутренней борьбы на национальных аренах оказалось невозможным загнать в клетку эту свирепую тварь. Но здесь, в ограниченном мирке с небольшим населением, скорее всего, это вполне достижимо — если только сохранить тайный контакт с Землей, поддерживаемый, например, через группу Анреллы.
Конечно, при этом нужно будет учесть множество “если”. И потому, что он все еще сомневался, потому, что нигде еще человек не решал эти проблемы и потому, что здесь, на Луне, он не хотел терпеть никаких неудач, Пендрейк прошел со своим пленником в пещеру с ярким голубым светом и прозрачным цилиндрол, в котором лунные люди поддерживали то, что осталось от их странной жизни.
Он мысленно вступил в диалог, обращаясь к центру света: “Я правильно поступаю?”
Он разочарованно вздохнул, когда в его мозг проник ответ: “Друг, во вселенной иллюзий, к которой ты стремишься, нет правильного или неправильного”.
Пендрейк попытался еще раз: “Но ведь должны быть степени правильности. Хотя бы в тех ограниченных рамках, в которых я действую, поступаю ли я мудро?”
“Материальная вселенная, — пришел ответ, — если подходить с позиции вечности, есть мгновенная попытка дифференциации. Но высшая истина состоит в том, что все равно всему другому”.
Это повергло Пендрейка в состояние шока. Он произнес пораженно: “Все различия — иллюзии?” — “Все” — “Существует только единство?” — спросил он требовательно. “Навсегда”.
Пендрейк сглотнул и заупрямился: “Но как же тогда можно объяснить ощущаемую нами множественность?”
“Иллюзорные сильные и слабые энергетические сигналы”. — “Но кому же они тогда сигналят?” — “Друг другу”.
Какое-то мгновение Пендрейк не находил, что сказать, но он все еще не был удовлетворен итогом разговора. Тем не менее, когда он уже вслух задал вопрос, в его голосе сквозило ехидство:
— Если это правда, то почему вы выбрали себе такую форму и продолжаете существовать?
“Ответ на твой вопрос — тайна. Человеку предстоит медленно и болезненно развиваться, чтобы ее разгадать. Но и этот результат нашего ухода от вечной истины является преходящим. И еще задолго до того, как мы сможем вернуться в единство, мы пригласим тебя туда”.
— Вряд ли я буду здесь к тому времени, — мрачно произнес Пендрейк. — Жизнь человека коротка, вне зависимости от того, каким образом он рвется к бессмертию.
“Ни один сигнал не пропадает, — поступил спокойный ответ, — потому что все сигналы есть один сигнал”.
Пендрейк не смог придумать продолжение разговора. Ему стало ясно, что среди этого метасократовского анализа он не услышит ответ на свой вопрос.
— До свидания, — это было все, что он сказал.
Ответом была тишина.
Через час нежный поцелуй Элеоноры заставил Пендрейка позабыть про все, что сказали лунные люди. Потому что она была в его руках, а не в чьих-то чужих, это ему она посылала сильнейшие эмоции любви…
Остальные события в лунном сообществе тоже носили исключительно частный характер.
Не вызвало особого удивления, принимая во внимание сказанное когда-то Большим Олухом, то, что одна из его многочисленных жен предпочла остаться за ним замужем. Сам неандерталец, похоже, смирился с ролью рядового гражданина. Это поняли все после того, как был снесен частокол, и когда Олух показал всем, где спрятана амуниция и другие материальные ценности.
Все это говорило в пользу развития их мирного будущего.
Пендрейк объяснил Элеоноре свою точку зрения на происходящее:
— Возможно, мы так и не поймем, в чем состоит суть жизни. Быть может, мы никогда не узнаем, что открыли лунные люди или думают, что открыли. Но если мы сможем организовать здесь такую службу, как полиция, отстаивающую закон, то у нас будет время, чтобы запустить эти супермашины, не опасаясь, что кто-нибудь использует их против нас. И в этом нашими союзниками станут люди, работающие над проектом Лембтона. Ну а потом мы будем делать только то, что разумно.
Элеонора вздрогнула и спросила:
— А как же этот ужасный хищник в яме?
Пендрейк улыбнулся.
— Мне кажется, я в точности знаю, что мы сделаем с саблезубым. Вот увидишь
Глава 31
Зима не хотела сдавать своих позиций. Снег, видимо, сходить не собирался. Когда он наконец растаял, под торжественные звуки фанфар прошло открытие нового, сверкающего, построенного исключительно из пластика Межпланетного Дома. Хоскинс получил повышение по службе: комиссар, Председатель…
— Это совершенно несправедливо, — сказал он Кри Липтону. — Я не заслуживаю этого. Есть десяток человек, которые заложили фундамент, выполнили всю черновую работу и остались в тени. Я согласился только после того, как до меня дошли сведения, что пресловутый губернатор Картрайт, потерпевший неудачу на последних выборах, метит на эту должность, как на своего рода пенсию за заслуги перед партией.
— Я бы не стал волноваться из-за этого, — возразил Кри Липтон. — Ты сможешь оказать этим людям помощь, которую они никогда бы не смогли получить сами. Кстати, видел объявление о Венере? С признанием колонии Лембтона в качестве члена ООН граждане этой планеты получили высокий статус. Смерть профессора Грейсона, ученых и их семей оказалась не напрасной.
Хоскинс кивнул:
— Это большая победа.
Он был прерван собеседником:
— Послушай, Нед, я, собственно, хотел тебя увидеть вот по какому поводу… Бери шляпу и идем со мной.