Собирая осколки (СИ) - Страница 6

Около семи, делая осмотр, из палаты Кирилла вышел Павел Петрович, хирург, оперировавший Кирилла. Мужчина лет сорока пяти, среднего роста, аккуратно постриженный. Он выглядел статно и официально, чем сразу же располагал к себе, вызывая доверие. Павел Петрович не стал долго томить ожидающих, коротко сообщив, что Кирилл пришел в себя.

- К нему можно? – опередила всех Мария Васильевна.

- Да. Только никаких волнений, – предупредил врач.

Родители Кирилла, облегченно вздохнув, быстро прошли в палату. Костя взглядом проводил их, оставаясь стоять на месте, ощущая покалывания в груди. Что-то не так. Не то. Костя уставился взглядом на прикрытую дверь в палату, за которой находился Кирилл.

- Ты тоже можешь навестить его, – посмотрев на него, произнес мужчина. – Насколько я понял, вы близки?

Костя сразу не понял, откуда об этом стало известно врачу, но потом вспомнил свое поведение в операционной, которое невозможно списать на просто «друг».

- Только не говорите его родителям, – отведя глаза, попросил он, боясь представить себе сейчас реакцию Антона Сергеевича. – Они ничего не знают.

Непонятное, не поддающееся описанию чувство мешало нормально дышать, волнение, смятение, которое все плотнее окутывало его с головы до ног. И дело было не в том, что врач узнал о них с Кириллом, а в чем-то другом, в том, что Костя не мог объяснить даже самому себе.

- Хорошо, – понимающе кивнул врач. – Ты можешь пройти к нему, он будет рад тебя видеть.

Костя не знал, что с ним творится, но он неожиданно понял, что не может заставить себя перешагнуть порог палаты, его словно перемкнуло. Выбило пробки, перегорели предохранители, короткое замыкание.

- Я не могу, – беспомощно выдохнул он, вернувшись к диванчику и схватившись за голову.

Да что же это такое!

- В чем дело? – обеспокоенно посмотрел на него Павел Петрович.

- Черт, я не могу, просто не могу, – простонал он, захлебываясь неожиданным открытием. Костя всей душой желал сейчас увидеть Кирилла, взять его за руку, но стоило ему только подумать о том, что он увидит избитого, израненного парня с опустошенными глазами его бросало в пот. Собственная слабость вызывала отвращение, но Костя понимал, что не сможет сейчас смотреть на Кирилла и оставаться спокойным, не сможет сказать ему, что все будет хорошо. Перед глазами всплывали насильники, издевающиеся над Кириллом, и не важно, что он не видел их лиц, он видел боль своего парня, и одного этого хватало, чтобы волна лютой ненависти ко всему живому заполняла его до краев.

- Успокойся, это пройдет. И тебе, и ему нужно время, чтобы все наладилось, – утешающее произнес врач.

- Понимаете, я не смогу ему помочь, понимаете? – с безумием в глазах взглянул он на мужчину, впадая в глубокое отчаяние. – Он будет ждать от меня... а я их вижу, как они... его...

- Иди, отоспись, – пресекая истерику одним грубым замечанием, произнес мужчина. – Ты устал, поэтому просто поспи. А к вечеру придешь сюда, и уже все будет в норме.

Костя с надеждой перевел взгляд на врача.

Может, доктор прав? Может, это все пройдет? Да, должно быть так. Всего лишь немного разнервничался. Все пройдет.

- Как он? – заткнув свой вопящий внутренний паникующий голосок, тихо спросил Костя.

- Рана от ножа неглубокая, опасность для жизни не несет, по сути, это просто царапина. Некоторое время будут болеть швы, а так, физически, он почти в норме. Недельку еще посмотрим его, а потом выпишем. Иди домой, тебе еще нужны будут силы, а с Кириллом пока его родители посидят.

- Да, – согласился Костя. – Я сейчас посижу и пойду.

- Так-то лучше.

- Спасибо.

После ухода врача Костя снова подошел к двери в палату Кирилла, попробовал пересилить себя и войти внутрь, но потерпел в невидимой борьбе полное поражение. Сдержавшись, чтобы банально не закричать от бессилия, Костя отошел – в таком виде Кириллу он точно не поможет. Достав свой мобильный телефон, который вернул ему Иван Михайлович, Костя набрал номер брата.

- Слушаю, – услышал он сонный голос на том конце и, похоже, еще и пьяный.

- Ты еще не уехал? – устало выдохнул Костя в трубку. Ему не хотелось звонить ему, но так важно было сейчас почувствовать поддержку, ощутить почву под ногами, перевести дыхание.

- Придурок, ты на часы смотрел? И восьми еще нет – я сплю!

- Саш, – сглотнув, выдохнул Костя, – забери меня.

- Где ты? – мгновенно трезвея и просыпаясь, спросил брат. Послышался шум простыней и одеяла. – С тобой все в порядке? Кость, какого хуя ты молчишь? Что с голосом? Где ты есть?

- В больнице, – прикрыв глаза, сообщил он. – Со мной все хорошо.

- Буду через пять минут, – коротко бросил Саша в трубку и отключил телефон. Костя медленно вздохнул и вышел из больницы. Сев на скамейку на территории здания, он стал ждать, жалея, что позвонил брату, поддавшись минутной слабости.

Саша с раннего детства заменил ему и отца, и мать, оставаясь единственным человеком, который всегда был рядом. И кому еще звонить, если рушится целый мир?

Когда Косте было семь, их мать, молодая манекенщица, решила, что семейные обязательства для нее слишком обременительны, поэтому, бросив мужа и сыновей, укатила в Америку со своим любовником. Отец после этого запил и в пьяном угаре часто избивал своих детей. Все могло кончиться весьма плачевно, если бы не Саша, будучи тринадцатилетним мальчишкой, сумевший дать отпор собственному отцу. В те времена для Кости он был кем-то вроде супергероя из фильмов, который приносил домой еду и заботился о нем, как никто и никогда.

Постепенно их отец начал приходить в себя после ухода жены, снова устроился на работу. И все казалось стало налаживаться, только вот изменился сам Саша. Он перестал ездить к их бабушке на лето, стал часто пить, гулять, возвращаться поздно домой, стал замкнутым, неразговорчивым, вспыльчивым, они меньше стали разговаривать, постепенно отдаляясь друг от друга. А этим летом Саша вдруг решил поехать к бабке, но выехал раньше своего брата и собирался вернуться в Питер в тот же день, когда Костя приедет в Октябрьское, чтобы даже здесь не контактировать.

Черный форд брата засигналил у ворот больницы.

- Что случилось? – как только Костя оказался в салоне, встревожено спросил Саша, осматривая его в поисках ранений.

- Друг здесь, – коротко ответил Костя, отвернувшись в сторону окна.

- Что-то серьезное? – не включая газ зажигания, спросил он.

- Да.

- Не хочешь об этом говорить?

- Да.

- Ладно. Поехали, – Саша, не настаивая на продолжение разговора, повернул ключ зажигания и нажал на газ. Автомобиль плавно двинулся с места.

- Ты же собирался уезжать вчера, передумал? – спустя несколько минут молчания, спросил Костя.

- Прощался с девушкой, – хмыкнул Саша. – Не успел.

- Ага, от тебя перегаром и сексом несет за десятки метров.

- О, мальчик взрослым стал, – засмеялся Саша. – Нам о пестиках и тычинках поговорить не стоит?

- За мной после твоего отъезда ее разъяренный папаша бегать не будет?

- Костик, давно пора было уже знать, что малолетки меня не интересуют. Люблю женщин постарше. Люблю красивые формы, стройные ножки и опытность, а еще пухленькие маленькие губки на моем члене. Костян, эй, ты чего?

- Ничего, – сдерживая подступающую к горлу тошноту, прохрипел Костя. В голове так ярко и отчетливо предстал Кирилл в руках ублюдков, что дышать становилось трудно. Саша благоразумно замолчал и больше даже не смотрел в его сторону, превращаясь в глыбу льда, без всяких эмоций, равнодушного ко всему. И зачем он только ему позвонил? Лучше было бы не видеть его. О какой поддержке он думал, набирая знакомый номер? О каком сочувствии? Прежний Александр, его прежний старший брат, который мог унять все тревоги, исчез года три назад точно. А с этим человеком у них точно нет ничего общего. Как он мог об этом забыть?

До бабушкиного дома они добирались в абсолютной тишине. Саша не пытался выяснить, что именно произошло, не выпытывал у него подробностей, просто рулил. Дома их встречало старшее поколение. Стоило Косте переступить порог, как он очутился в объятиях бабки.