Собака и Волк - Страница 14
— Да я бы пошел, если бы мог, — вздохнул он. — Прошу вас, Ровинда, оставьте меня в покое.
— У вас это все не от усталости, а от горя.
— Без сомнения. Вот и оставьте меня вместе с ним.
— Не вы первый перенесли тяжелую утрату. Это удел всех смертных. — Она не стала говорить о том, как из года в год теряла своих детей. В живых остались двое.
«Да, — подумал он, — и у него двое. Нимета и Юлия да еще маленькая Кораи, внучка Бодилис. Остальные погибли. Нет больше Дахут». Дочь Дахилис вырвал у него из рук океан, вместе с пошедшим на дно Исом. Встретятся ли ее кости с материнскими?
— Вы мужчина и многое должны вынести, — сказала Ровинда. — Обратитесь к Христу. Он вам поможет.
Грациллоний повернулся лицом к стене.
Ровинда поколебалась, а потом, склонившись над ним, прошептала:
— Или обратитесь к вашим богам. Ведь вы всю жизнь поклонялись Митре. Иногда я… только пусть это останется между нами: Апулею неприятно было бы это услышать. Я, конечно же, христианка, но иногда, когда мне бывает слишком тяжело, я ухожу в укромное место и открываю душу старой богине. Хотите, расскажу вам о ней? Она маленькая и добрая.
Грациллоний, не отрываясь от подушки, молча покачал головой.
Ровинда выпрямилась:
— Ну ладно, пойду, раз вы настаиваете. Но я хотя бы пришлю вам миску супа. Только не отказывайтесь. Хорошо?
Грациллоний не проронил ни слова. Она вышла.
Он снова уставился в потолок. Вяло удивился тому, что с ним происходит. Разумеется, ему давно пора быть на ногах и действовать. Мышцы и кости у него больше не болели, но он чувствовал полную апатию. Словно злой волшебник обратил его в свинец, нет, в мешок с мясом, откуда выползали черви. Большую часть времени он дремал.
Так что же теперь? Мир оказался бесформенным, бесцветным, лишенным смысла. Из него ушли боги. Желали ли они добра людям? А может, их не было вообще? На вопросы эти не было ответов. Он ощутил смутное беспокойство и подумал, что, возможно, тревога эта со временем заставит его взяться за работу. Хорошо бы, при этой работе не требовалось думать. Ни на что большее он не был способен. В глаза вдруг ударил свет. Он заморгал и увидел тонкую фигурку. Прошуршав платьем, она внесла миску. В нос ударил аппетитный запах.
— А вот и ваш суп, дядя Гай, — приветливо сказала Верания. — М-мама велела принести его.
— Я не голоден, — глухо сказал он.
— Ну пожалуйста. — Девушка, придвинув к кровати столик, поставила на него миску. Постаралась улыбнуться. — Ну, сделайте нас счастливыми. Старая Намма — вы же знаете нашу кухарку — старалась изо всех сил. Она вас обожает.
Грациллоний решил, что легче было уступить, и сел. Верания сияла.
— Ну, замечательно! Может, покормить вас?
Грациллония словно ужалило. Он бросил на нее сердитый взгляд, она же смотрела на него совершенно простодушно.
— Я не калека, — прорычал он и взял ложку. Сделав несколько глотков, отложил ложку.
— Ну-ну! Вы ведь можете съесть и больше, — уговаривала она. — Ну хоть чуть-чуть. Одну ложку за Намму. У нее хороший вкус, правда? В отношении мужчин. Ой! — Она зажала ладонью рот. Солнечный луч, отразившийся от стены коридора, словно предатель, осветил ее лицо, залившееся жарким румянцем.
Он почему-то послушался ее. Она тут же приободрилась и даже развеселилась.
— Так. А теперь за… за вашего коня Фавония. Бедненький, он без вас так скучает… А эту за Геркулеса… Еще одну за Улисса… А теперь за м-моего брата. Вы обещали Саломону, что научите его боевым искусствам, когда он подрастет, помните? Ну а теперь за Юлия Цезаря. А эту — за Августа. Еще одну — за Тиберия. За Калигулу можете не есть, а вот за Клавдия надо. Он ведь был хороший, правда?
Грациллоний вдруг возразил:
— Он завоевал Британию.
— Зато он сделал ваших соплеменников римлянами, как и моих. Надо обязательно съесть и за него ложечку. Ну-ну, глотайте. Хорошо. — Она захлопала в ладоши.
В коридоре послышались шаги. Верания пискнула. Оба уставились на вошедшего в комнату высокого худого мужчину в запачканной дорожной одежде. Он приблизился к кровати и, скрестив на груди руки, прохрипел (последние дни ему приходилось много кричать): — В чем дело? Ровинда сказала, что у вас уже нет лихорадки.
— Вы вернулись, — сказал Грациллоний.
Борода Корентина энергично взметнулась в знак согласия.
— Помогите же мне, мудрец. Я привел вам людей. Прошу, выйдите к ним и наведите порядок. Я дошел до предела, убеждая этих упрямцев, но они стоят на своем.
— Сэр, но ведь он болен, — осмелившись, вступилась за него Верания. — Чего вы от него хотите? Может, лучше попросить отца или… или кого-нибудь еще?
Взглянув на ее личико, священник смягчился. Слезы дрожали на ее ресницах.
— Боюсь, что нет, дитя мое, — сказал он. — Начать с того, что они язычники и не хотят меня слушать.
— Из Иса, вернее, из бывшего Иса?
Он кивнул.
— Нам необходимо немедленно подготовить место для оставшихся в живых. У нескольких десятков уже есть крыша над головой, но ненадолго: скоро сюда, как всегда, приедут торговцы. Аквилон нуждается в них и не может отказывать им в жилье. Кроме того, город просто не может разместить у себя всех тех, кто ранее жил в деревне. Все они нуждаются в безопасном жилье. Твой отец, как добрый христианин, пожаловал им большую территорию, свои фермерские угодья. А, ты уже знаешь? Хорошо, прежде всего нам нужно вырыть ров и возвести стену, а то сюда мигом явятся бандиты, прослышав о нашей беде. Захотят поживиться. Я пришел с крепкими ребятами. Хорошо бы они еще драться умели.
«Видно, они с Апулеем все это обсудили между собой, и он отправился… без меня», — подумал Грациллоний. Его несколько покоробило. Вслух он сказал:
— Кого вы нашли?
— Я сразу подумал о моряках, охранявших Нимфеум, — ответил Корентин. Они отказались прийти сюда без женщин. Считают, что их священный долг — охрана весталок. Что ж, это мужественный поступок. А вот убедить жрицу, Руну эту, немедленно прийти сюда, оказалось делом нелегким. Под конец она согласилась. Мы тут же отправились. Я подумал, что морякам надо как можно быстрее приняться за строительство фортификаций, пока я не приведу дополнительную рабочую силу. Но они ни в какую не соглашаются. Я и кричал, и шумел, но все напрасно.
— Почему? — спросил Грациллоний.
— Их командир отговаривается тем, что им предписано оставаться со своими подопечными. Надо отдать должное Руне: она старалась убедить их в том, что ей и весталкам в Аквилоне ничто не угрожает. А еще моряки заявляют, что такая работа их унижает. К тому же они попросту не умеют ее делать. Ха!
Грациллоний подергал себя за бороду.
— Они правы, — медленно произнес он. — Тут нужно не просто копать. Вырезать дерн и укладывать его так, чтобы получилась прочная стена, — это искусство. — Сделал паузу. — И это искусство в Исе неизвестно, потому что не было востребовано, а Галлия, по сути, утратила это умение. Думаю, мы в Британии — последние легионеры. На континенте же лучшие наши кадры держат в резерве или в качестве наемников.
«Орлы Рима больше не летают.» Мысль эта даже не испугала и не опечалила его. Она его попросту возмутила.
— Хватит симулировать, — рявкнул Корентин. — Ступайте и задайте им жару.
Верания негодующе охнула.
— Клянусь Геркулесом, я это сделаю. — Грациллоний скинул одеяло и вскочил. Он совсем позабыл о своей наготе. Верания задохнулась и стремглав бросилась из комнаты. Эта оплошность только придала ему сил. Обернувшись в тунику, торопливо застегнул сандалии и вышел из комнаты. Корентин последовал за ним.
Наведя справки, он нашел отряд в западной стороне города, возле моста через Одиту. Там стояла толпа местных жителей, расступившихся при его приближении. Грациллоний заметил, что некоторые из них даже сделали украдкой знаки, ограждавшие от колдовства.
День был ясный. Мимоходом он удивился яркости солнечного света. Резкий ветер гнал белоснежные облака. Стая таких же белых аистов проплывала над головой. Пахло свеже-вспаханной землей. Зеленым золотом пылали под солнцем леса и поля. Платья женщин, туники мужчин, выбившиеся локоны — все трепетало на ветру.