Собака Баскервилей из села Кукуево - Страница 3

Денис Зосимович согласился с дамой, что давно пора с таким явлением кончать и указал на меня, как на делегированного от нашего учреждения драконоборца с произволом. Дама всем корпусом развернулась ко мне и предприняла новое наступление. Из многословной громогласной речи я понял, что именно она является мамашей физически и психически воздействованного объекта, а по совместительству адвокатом по фамилии Скрябина и по имени Людмила Васильевна.

Признаться, я даже несколько устал, когда спустя минут десять пыл говорившей нисколько не иссяк, густо накрашенные глаза смотрели все так же проникновенно, а из сочно напомаженного рта лилось непрекращаемое: «Ой, ну вы уж нам помогите, мальчики!», «Уж такая у меня просьба к вам!», «Отнеситесь по-человечески к людям». На мои слабые возражения, что материал получен полчаса назад и сперва надо вникнуть в фактические обстоятельства происшествия, мамаша-адвокат, повышая громкость и одновременно понижая тембр голоса, вопрошала:

— Ну чего тут больно уж разбираться-то? Преступники они самые настоящие и есть! Я пятнадцать лет адвокатом работаю и насмотрелось уже на таких!!

В конце концов, мне пришлось встать из-за стола и, употребив идиотские киношные фразы типа «Не волнуйтесь гражданочка, разберемся», «Ждите, вас вызовут повесткой», взять даму за внушительных размеров локоть, осторожно вывести из кабинета, сердечно распрощаться на пороге и аккуратно прикрыть за визитершей дверь. Из коридора еще некоторое время приглушенно раздавалось: «Уж такая просьба у меня к вам, к хорошим людям, по хорошему отнеситесь…», — затем все окончательно стихло.

— Штормило балла на три, не укачало тебя, Сережа? — поинтересовался следователь Алексеев, хитро прищурившись и потушив очередную истребительницу моли в своей настольной банке.

— Ох, не говорите, Денис Зосимович, всю каюту обрыгал, — печально подыграл я соседу.

Алексеев добродушно рассмеялся и предложил:

— Давай лучше на «ты», не такой уж я старый, и птица не слишком важная.

— Да неудобно как-то, — засомневался я.

— Нормально, — перечеркнул воздух рукой старший следователь, — тем более тебе предстоит еще проставляться с прибытием, это что ж ты за бутылкой на меня «выкать» будешь что ли?

— Хорошо, можно и на «ты». Тогда может, я буду звать тебя Зосимычем? А то Денис как-то слишком панибратски, по имени — отчеству — длинно, а по фамилии — жлобски, — продолжил я налаживать контакт с коллегой. — А проставляться думаю в пятницу, послезавтра. Обустроиться хотел для начала.

— Добро! — согласился новоиспеченный Зосимыч. — Только не зови Серафимычем и Симычем. В армии некоторые так дразнили. Не люблю, — и, подумав секунду, добавил, — ну в пятницу, так в пятницу. Хороший день, аура положительная.

Я снова набрал телефон уголовного розыска и тот же недружелюбный, глухой и хриплый голос сообщил, что интересующие меня персоны «на задании» и сегодня уже вряд ли появятся.

Более ничего особо интересного в мой первый рабочий день не произошло. Зосимыч передал мне пару безнадежных в расследовании уголовных дел, которые «давно пора уже прекратить, но тут прокурор упирается и дает указания о производстве дополнительных следственных действий, ну что тут сделаешь, етима!»

Также мне в производство достался еще один материал проверки на предмет возбуждения уголовного дела в порядке сто девятой статьи: «Тут на инженера по технике безопасности стройки тут одной местной, забодай его кальмар». «Кальмар» меня, конечно, очаровал своим неожиданным появлением вместо извечного «комара», хотя и не отвлек внимание от того обстоятельства, что срок производства по уголовным делам истекал уже в понедельник, а материалу в порядке сто девятой завтра исполняется десятый день. Вообще-то в кодексе указано, что такие материалы должны рассматриваться в трехдневный срок, а в особых случаях — в течение десяти дней, но я с преддипломной практики знал, что каждый случай — он особенный! Закончив с делами, я посмотрел на часы пейджера и, убедившись, что уже полтора часа, как наше рабочее время истекло, распрощался с Зосимычем и покинул кабинет.

Районная прокуратура, а также РОВД, городская администрация и всякие прочие государственные конторы располагались в так называемом «Старом городе» — центральном районе городка Средневолжска, в недалеком прошлом — поселка городского типа. Этот район, протянувшийся вдоль реки Волги, состоял в основном из деревянных одноэтажных домиков и каменных двухэтажных бараков, в беспорядке теснившихся внутри длинных прямоугольных кварталов. Однообразие архитектуры слегка нарушала центральная площадь, с трех сторон окруженная административными и жилыми зданиями сталинской постройки, а с четвертой подпираемая их монументальным современником — местным дворцом культуры.

Наособицу от «старого города» стоял новый район, называемый в народе «блочки», застроенный в основном панельными пяти— и изредка девятиэтажными домами архитектуры восьмидесятых годов двадцатого века. Районы разделял приличных размеров парк культуры и отдыха имени Горького, как назывались многие из парков советских времен, и небольшой пустырь, через которые мне предстоял путь домой. Приемлемую квартиру снять было возможно только в «блочках», если, конечно, клиент не питал особой любви к ветхости, коммунальному быту и удобствам во дворе. Лично я не питал.

Признаться, я вообще не особо отважный человек. Во всяком случае, ходьба одному по темному парку, даже по центральной, но все равно плохо освещенной аллее не доставила мне особого удовольствия. Снег поскрипывал под подошвами, нависали вокруг забеленные ветки деревьев, тускло горели редкие фонари. Наверное, при других обстоятельствах все это могло казаться романтичным, но не мне, одинокому в чужом незнакомом городе. Так я и шел один, кутаясь в не слишком теплую кожаную куртку и пряча руки без перчаток в карманы. Глаза с непроизвольным напряжением всматривались в темные участки аллеи впереди. М-да, не очень-то весело, а ведь так мне предстоит прогуливаться с работы ежедневно.

Световые дни зимой коротки, да и служба в прокуратуре не располагает к ранним возвращениям домой. Я пожалел, что оставил в Самаре свою машину. Любимую «девятку» негде было держать на новом месте, а можно ли снять тут гараж и сколько это будет стоить, я пока еще не вникал. Оставлять автомобиль во дворе нереально, здесь не Москва — мигом разуют, в Самаре-то машины во дворе ставили крайне редко. Бывало, идешь утром в институт, глядишь — чей-то автомобиль на кирпичах вместо колес стоит, или милицейская опергруппа осматривает вскрытый салон машины, лишенной магнитолы, колонок, чехлов, а то и лобового стекла. Я своей «тачкой» рисковать не хотел. Да и возвращаться поздно из гаража одному пешком, по сути, то же самое, что и с работы, поблизости от моего дома гаражей не было, автостоянок — тем более. Баллончик, что ли, купить газовый, раздумывал я. Служебное оружие следователь получить мог, но нужно было пройти дополнительную долгую процедуру оформления документов. К тому же таскать с собой служебный «ствол» — большая ответственность, вдруг потеряешь, или упрут, да и хранить его дома негде: в съемной, фактически чужой квартире, ключи от которой могли быть у кого угодно, дверь своей хлипкостью не выдерживала никакой критики, а сейфа у меня конечно не было.

Сразу за парком начинался пустырь, как ни странно, выглядевший намного более мирным и безопасным, возможно из-за света от многоквартирных домов «блочки», заливавшего открытое пространство пустыря, а может из-за десятка собачников, прогуливающих своих питомцев.

Несколько удивляло то, что собачники не кучковались компанией, отпустив псов на свободный выгул, как это часто можно было видеть в моем родном городе, а гуляли как-то особняком каждый, причем почти никто не спускал своего пса с поводка. Но в любом случае, освещенная местность и люди — это намного приятнее пустынных полутемных аллей.

Приободренный, я зашагал к ближайшему из павильончиков, местные жители называли такие давно устаревшим словом «комки», означавшим в восьмидесятые годы комиссионные магазины. Нужно было прикупить сигарет и, может быть, пару пива, дабы скоротать одинокий холостяцкий вечер, а заодно отметить новоселье, трудоустройство и традиционный «день граненого стакана» — народный русский праздник, наступающий всегда, когда случается возможность и желание хоть немного выпить.