Собачья упряжка - Страница 3
8 января 1951 года в десять часов утра наши путешественники двинулись в свой знаменитый поход. Перед этим все члены экспедиции собрались в знакомом овражке. Нарты были извлечены из густого кустарника, где их прятали. Собаки, уже запряженные, сидели на снегу, позевывая и поглядывая на хозяев, стоявших с вещевыми мешками за плечами. Валерка держал в руках керосинку, а Петя – список снаряжения. Глядя на список, он выкрикивал:
– Керосинка!
– Здесь, – отвечал Валерка.
– Керосину полтора литра!
– Налиты.
– Свинины один килограмм!
– У меня, – отвечал Пантелей.
– Кофейник!
– У меня.
Так были перечислены спички, компас, карманный фонарик, йод, бинт, кальцекс, касторка, крупа, соль, кофе «Утро» и три килограмма говядины третьего сорта ниже средней упитанности, предназначенной для собак. Хотя до Соколовки было не больше девяти километров, продовольствия запасли на двое суток, учитывая возможность бурана и другие случайности. На это продовольствие путешественники ухлопали все свои сбережения.
Метнули жребий, кому идти впереди на лыжах – прокладывать путь для собак. Жребий выпал Пантелею. После этого среди членов экспедиции воцарилось торжественное молчание. На лицах у Пети и Валерки появилось выражение «суровой решимости». Один только Пантелей прозаически шмыгал носом.
Петя глубоко вздохнул:
– Что ж, товарищи, в путь?
– В путь, по местам! – сказал Валерка.
Твердым шагом он подошел к саням и сел на них, поставив на колени керосинку. Петя поместился рядом с ним и снова вздохнул:
– Да, товарищи, что-то нас ждет впереди!..
Пантелей нацепил на валенки лыжи, взял палки, прихватил в одну руку конец длинной веревки, привязанной к упряжи собак. Веревка сильно упрощала управление собаками, позволяя идущему впереди тянуть упряжку, куда он хочет.
Вперед! – твердо сказал Валерка.
В путь! – так же твердо сказал Петя.
Пантелей потащил собак вверх по овражку и скоро выбрался с псами, санями и седоками на широкое, тянувшееся почти до самого горизонта заснеженное поле.
День выдался ясный, морозный. Все поле так сверкало, что у ребят ломило в глазах. Далеко-далеко, почти у самого горизонта, виднелась деревня Соколовка.
Снег был глубокий и довольно рыхлый. Пантелей и собаки быстро вспотели. У Валерки с Петей, наоборот, окоченели коленки, руки, замерзли носы и подбородки, но, конечно, никто из них не жаловался. Петя даже с некоторым нетерпением ожидал, когда у него окончательно онемеет нос и его нужно будет оттирать снегом.
– Наверное, градусов двадцать будет, – заметил он небрежным тоном.
И хотя мороз не превышал десяти градусов, Валерка ответил:
– Может, и побольше.
Через четверть часа седоки заявили, что пора сменить Пантелея. На этот раз была Петина очередь идти впереди. Он быстро согрелся. Собаки все яснее и яснее давали понять, что им не нравится прогулка по брюхо в снегу. Пока Валерка, передав керосинку Пантелею, размахивал над ними лыжной палкой, а Петя через плечо тянул веревку изо всех сил, собаки, хоть и ковыляя и тыкаясь мордами в сугроб, все-таки шли, но стоило только перестать тянуть, как они, словно по команде, садились отдыхать, свесив на сторону вздрагивающие языки и укоризненно поглядывая на ребят.
Но Петя был горд той выносливостью, с которой он тащил за собой не только санки с товарищами, но и четверку собак. Валерка был доволен тем, что, коченея все больше и больше, он не издает ни единого стона. Пантелея не особенно радовало, что его, вспотевшего, так пробирает мороз, но он помнил поговорку: «Назвался груздем – полезай в кузов» – и тоже не жаловался.
– Километра три в час делаем, – сказал Валерка, едва шевеля замерзшими губами.
– Хорошо… хорошо, что торосов нет. В торосах… и за сутки т-такое расстояние не пройдешь, – пыхтел Петя.
Прошел час. Дома поселка, трубы завода стали совсем маленькими, а Соколовка как будто и не приближалась. На горизонте виднелась все та же мутная дымка, которую ребята видели в начале пути.
– Давай сменю, – сказал Валерка.
Взяв у Пети лыжи, он обмотал себя веревкой и двинулся было вперед, но собаки как сели во время остановки, так и остались сидеть.
– Пошли! – крикнул Валерка, обернувшись через плечо.
Все четыре пса продолжали сидеть, а Леди подняла морду к небу и завыла. К ней присоединились Шайтан и Полкан с Бандитом.
– А ну, вперед! – снова крикнул Валерка.
Повернувшись боком к собакам, он изо всех сил натянул веревку и вдруг упал, провалившись одной ногой в сугроб.
– Вот так черт! – сказал он, поднимаясь и разглядывая лежащую на снегу лыжу. – Крепление лопнуло. Ремень лопнул.
Петя с Пантелеем сошли с саней и, набрав полные валенки снега, приблизились к Валерке.
– Как же теперь? А, ребята? – озабоченно спросил Пантелей.
– Без паники, без паники! – сказал Петя. – Отрежем кусок веревки и привяжем вместо ремня. А сейчас устроим привал.
Путешественники вытоптали в снегу небольшую ровную площадку и развязали вещевые мешки. Пантелей накормил мясом собак, причем те изрядно погрызлись между собой. Валерка с Петей зажгли керосинку и поставили на нее кастрюлю, насыпав туда снегу. Затем все трое присели на корточки и стали греть возле керосинки руки. Петя обвел глазами пустынное, сверкающее поле, посмотрел на Валерку, на Пантелея:
– А что, совсем как в Арктике, – правда, ребята? Кругом ледяные просторы, ни одной человеческой души, а тут усталые собаки и три… этих самых… одиноких путника варят себе обед.
– Все-таки здорово нам досталось, – сказал Валерка, – и никто не пикнул! Другие бы уж давно «мама» закричали.
– Никто и не пикнет! Правда, товарищи? Пусть любые испытания – все равно к цели придем!
Пантелей приоткрыл крышку, заглянул в кастрюлю и добавил в нее еще снега.
– Ага, – сказал он. – Сейчас бульончику со свининкой покушаем, силы прибавится – и снова в путь.
Еще через час между поселком и Соколовкой можно было увидеть такую картину: среди широкой покрытой девственным снегом равнины сидели четыре дрожащие собаки, впряженные в санки. Возле них на маленькой вытоптанной площадке стояла керосинка с кастрюлькой, а возле керосинки приплясывали и хлопали в ладоши три одиноких путника с посиневшими лицами.
Пантелей наклонился над керосинкой и приподнял крышку с кастрюли.
– Еще чуток не растаяло, – сказал он. – Мороз здоровый. Огонь воду греет, а мороз ее снова студит. – Он исподтишка взглянул на Валерку с Петей.
Те пританцовывали, ни на что не жалуясь, но лица у обоих были такие злые, что Пантелей постарался улыбнуться сведенными губами и бодреньким тоном проговорил:
– Вот это трудности так трудности, правда, ребята, а?
– Только дурак мог такое придумать! – пробормотал Петя, глядя себе на валенки.
– Чего придумать, ну чего придумать? – переспросил Валерка.
– Ничего, – ответил Петя.
– Ничего, так и молчи.
– А вот принципиально не буду молчать! Вот еще, зачем я буду молчать! Конечно, только дурак мог придумать, чтоб на керосинке в такой мороз варить.
– А если ты умный, то чего ж ты сам не сказал? Чего ты раньше молчал?
– Ребята, ну хватит вам! Опять, ребята, да? – Пантелей снова приоткрыл крышку и заглянул в кастрюльку. – Ребята, знаете что? Давайте хлебца поедим – и в путь. Трудности так трудности! Вроде как голодающие, правда, ребята?
Валерка молча взял Петину кастрюльку и бросил ее вместе с водой в сугроб.
– Чего ты швыряешься чужими кастрюльками! – закричал Петя. – Иди подымай теперь! Иди вот, подымай.
– А вот не подыму! – буркнул Валерка.
Петя вытянулся и подошел к нему:
– Нет, подымешь! Нет, подымешь!
Пантелей молча полез в сугроб и извлек оттуда кастрюльку, но было уже поздно. Процедив сквозь зубы: «Иди ты еще!» – Валерка слегка толкнул Петю. Тот попятился, наступил на Леди, потом упал на Шайтана. Леди взвизгнула, Шайтан рявкнул. Собаки вскочили и неуклюже запрыгали по глубокому снегу, волоча за собой сани.