Собачий Рай - Страница 101
Круглолицый усмехнулся, забросил руки за спину.
— Надо же, — пробормотал он. — Уцелели, да еще и вернулись. Не ожидал. Ну что же, это не меняет сути дела. По вашей вине приговорены к казни через повешение трое воспитанников и один искупивший. Поскольку приговор народа обжалованию и отмене не подлежит, они будут казнены в течение ближайших минут. Но теперь встает закономерный вопрос: что делать с вами?
— Повесить их! — выкрикнули из толпы. — Смерть предателям!
— Смерть предателям! Смерть! — заорали полсотни глоток, замахали руками, вытянули шеи, чтобы увидеть.
Наташа сжалась. Осокин даже не успел отреагировать, подскочивший к нему префектурский чиновник не слишком сильно, но ловко ударил его в ухо. И тут же на Осокина обрушился град ударов.
Толпа надвинулась плотной, ненавидящей, дышащей смрадом стеной.
— Смерть врагам народа!
Потянулись руки, с грохотом опрокинулся табурет, забился в петле «кашемировый», а через секунду задергался, закрутился и Владлен, вытягивая носки дорогих туфель, пытаясь дотянуться до пола.
На Родищева навалились со всех сторон, рвали за волосы, кто-то пинал ногой, стараясь угодить в пах, выкрикивал визгливо: «Получи, сука! Получи, сука!», но попадал все больше по бедрам. Затрещала на спине курточка. Что-то тяжелое обрушилось на голову, наверное, особо прозорливые похватали табуретки, ими-то и били. Лицо Родищева залило кровью. Хрустнуло в боку, вспыхнуло ледяным колючим шаром под ребрами. И тут же где-то рядом кто-то заревел не то от боли, не то от ужаса.
Родищев рванул из-под плаща автомат, ткнул прикладом наотмашь того, кто ближе, оттолкнул второго, выпрямляясь, поднимая на плечах всю эту злобную, ощерившуюся толпу, полыхающую неистовой ненавистью, сплавившуюся в кошмарный черный монолит, непробиваемый и безжалостный. Родищев поднял автомат и резанул косой очередью от живота, по горизонтали. И тут же от витрин забасил пулемет. Очередь прошла над головами, заставив толпу сперва застыть, а затем распасться на отдельных людей, прижаться к полу.
Пулемет смолк, и наступила страшная звенящая тишина. Родищев выпрямился, утирая кровь с лица разбитой ладонью. Четверо казненных висели в петлях, уже даже не агонизируя — пулеметная очередь, выпущенная над головами и пришедшаяся аккурат на середину груди повешенных, добила тех, кто еще был жив.
Родищев протер глаза, позвал:
— Саша, ты жив?
— Жив, — откликнулся тот, поднимаясь и помогая подняться Наташе. Оба были перепачканы кровью — своей и чужой. — Сволочи, — пробормотал он, стискивая зубы, ощупывая бока и плечи, пытаясь понять, сколько же костей у него сломано. — Твари, скоты.
— Тоха! — позвал Родищев. — Тоха!
Толпа чуть подалась назад, открывая взгляду Родищева лежащего на полу Антона. Лицо патрульного превратилось в месиво, руки были сломаны в нескольких местах и похожи на изогнувшуюся причудливо змею, из груди торчала рукоять ножа.
— У вас был нож? — спросил тихо Игорь Илларионович, обводя взглядом застывшую толпу воспитанников. — Все это время у кого-то из вас был нож? — Он презрительно сплюнул. — Саша, иди к броневику. Мы уезжаем. А вы… Если хоть кто-нибудь попытается нас остановить — положу всех.
Повернулся и пошел к выбитым пулеметной очередью витринам, и никто не произнес ни слова.
На улице Саша помог взобраться на броню Наташе, постанывая, ругаясь, влез сам, протянул руку Родищеву. Тот ухватился, подтянулся, вскарабкался по колесу, спрыгнул в боевой отсек, присел на одно из бортовых сидений.
— Что с раненым? — спросил он врача.
— Будет жить, — ответил тот. — А… Почему вас так мало?
Игорь Илларионович посмотрел на него в упор.
— Извините, — прошептал врач. — Вы в крови…
— Я знаю, — ответил Родищев.
— Нужна какая-нибудь помощь? — Врач смотрел в пол.
— Нет, — покачал головой Игорь Илларионович. — Сам справлюсь.
— Тогда… Я пойду?
Осокин взглянул на него. Лукин с Борисовым посмотрели, а затем переглянулись недоуменно. Посмотрели стрелок и водитель.
Посмотрел Родищев.
— Спасибо, — почти беззвучно прошептал врач и полез из отсека.
Когда люк за ним закрылся, стрелок сполз со своего места, перебрался на сиденье командира. Он несколько секунд о чем-то думал, а затем спросил:
— А вы заметили, что вокруг магазина не было ни одной собаки? Странно, да?
— Иван, вызывай помощь, — приказал Родищев.
Тот потянулся к рации, пощелкал тумблерами.
— Два три шесть, Два три шесть, вызываю Один ноль ноль. Я Два три шесть, вызываю Один ноль ноль. Ответьте! Прием.
— Один ноль ноль слушаю вас, Два три шесть. Куда вы пропали? Что случилось?
— Чрезвычайная ситуация. Мы были захвачены вооруженной организованной группой.
— Сейчас все в порядке? Нужна помощь?
Иван оглянулся. Родищев указал на Журавеля.
— У нас один «трехсотый». Требуется госпитализация.
— Вас понял. Где вы находитесь, Два три шесть?
— Двенадцатый квадрат. Улица Митрофанова.
— Вас понял. Двенадцатый квадрат, улица Митрофанова. Как там с собаками? Много?
— Ни одной не видно. По-моему, они все ушли. Или попрятались.
— А здесь бродят стаями. Так что будьте осторожны… — Человек забормотал что-то невнятное, обращаясь к кому-то, стоящему рядом. Внезапно в динамике рокотнула отдаленная пулеметная очередь, загудела, завибрировала и тут же стихла. — Похоже, они прорвали ограждение! Сколько же их! Черт, это не собаки! Это волки! Волки! — закричал человек. — Всем, кто меня слышит! Необходима помощь! Нам необходима помощь! Нам… — голос захлебнулся, но прежде чем эфир наполнился шипением, сидящие в броневике люди четко различили горловой звериный рык.
Эпилог
День тридцатый
Он шел налегке. Все, что требовалось, постоянно находилось при нем. Нож, спички, которыми он, впрочем, почти никогда не пользовался. Члены его стаи, как и большинство животных, не любили огня, а он уважал их образ жизни. Как и они его. Если уж он вымокал под дождем и требовалось обсохнуть и согреться, они терпели наличие костра и даже иногда подходили довольно близко.
Куртка его, и без того рваная, истрепалась окончательно. А ведь скоро зима, и надо подумать, как он станет защищаться от холодов. Им проще — у них густая теплая шерсть. Ему — сложнее. Надо будет снять шкуру с лося, а лучше с медведя. Медведь — добыча непростая, но он же не один. С ним стая. Нужно будет подумать, как лучше организовать охоту.
Он остановился и огляделся. Вокруг, насколько хватало глаз, раскинулось широкое, полегшее под ветром, так и оставшееся нескошенным поле. Стая окружила его, замерев в ожидании. Он сел на землю, подоткнув остатки куртки под спину. Животные вытоптали круг, а затем улеглись, сбившись в кучу, согревая друг друга теплом. В поле ветер ощущался особенно остро. Но, с другой стороны, на открытом месте враг не смог бы подкрасться к стае незамеченным.
Ему было чего бояться. Пару часов назад он заметил тонкую струйку дыма, поднимавшуюся над близким лесом. Так неосмотрительно и беспардонно мог жечь огонь только человек. Кто-то из немногих уцелевших. Они бродили в поисках пищи и иногда, будучи доведенными голодом до отчаяния, пытались даже подстрелить какое-нибудь животное.
Он не хотел встречаться с людьми. Не потому, что боялся. Вовсе нет. Животные вообще не боялись людей ни сейчас, ни раньше, хотя те и считали по-иному. Просто все стремятся избегать контактов с сумасшедшими. Сумасшествие — заразная шутка. Человек об этом забыл. Но мир помнил.
Именно поэтому он и выбрал столь неудобное, зато безопасное место ночлега для стаи. Своей стаи.
Игорь Илларионович Родищев вытянулся на земле. Собаки согревали, было тепло и умиротворяюще спокойно.
Он заложил руки за голову, улыбнулся и закрыл глаза.
Иван Сербин — москвич, по специальности режиссер.
С 1990 года писал кинороманы для серии «Бестселлеры Голливуда». Среди них: «Универсальный солдат» и «Универсальный солдат-2», «Хищник-3», «Коммандо», «Скалолаз» и многие другие. Большинство его романов сразу же попали в списки бестселлеров. С 1996 года издается под своим именем.