Собачий принц - Страница 2

Она кивнула. Она понимала, когда можно спорить, а когда надо молчать. Он отломил для нее от куска сыра. Сыр был соленый и острый. Хлеб оказался сухим, черствым. Сразу захотелось пить. Матиас разделил остаток пищи пополам и одну часть отдал Анне. У обоих к поясам были привязаны мешки для хранения найденного в домах, лавках или — если это было что-то особо ценное — снятого с мертвых. В городе было достаточно воды, одежды, ножей и ложек, даже полностью обставленных домов с прекрасной мебелью и бельем, но им прежде всего нужны были пища и безопасность.

Они дождались, пока все затихло и сквозь щели перестали пробиваться лучики света. Покоробленные доски пола стали сливаться в одну неразличимую массу во тьме. Матиас осторожно открыл люк и выскользнул вниз.

— Владычица наша!

Это произнес не Матиас. Мужской голос. Анна замерла. Матиас спрыгнул с лестницы.

— Ну-ну! — сказал мужчина. — Убери нож. Я не причиню тебе вреда, Владычица над нами. Не думал я, что здесь кто-то выжил. Смотри-ка, ты еще совсем ребенок.

— Достаточно взрослый, чтобы работать учеником, — пробормотал обиженный Матиас. В голосе мужчины Матиасу почудилась насмешка. Но Анне показалось, что мужчина говорил с жалостью. Она ощутила внезапный прилив доверия к незнакомцу. Кроме того, если Матиаса схватят, лучше умереть с ним, чем бороться за жизнь в одиночку. Из этой битвы ей не выйти победителем. Она вылезла из люка и неслышно сползла по лестнице.

Матиас тихо выругался, увидев ее. Мужчина громко охнул, прикрыл рот ладонью и украдкой огляделся. Но вокруг было пусто. Никто не появлялся в кожевенных мастерских так поздно. Светил нарастающий месяц, на полу колебались причудливые тени. Анна крепко схватила брата за руку.

— Ох, Владычица, еще меньше! Я думал, это кошка шуршит. Есть там еще дети?

— Нет, только мы, — сказал Матиас.

— Господь в Вышних! Как же вы выжили? Матиас показал на ямы, потом подумал, что мужчина в темноте может не увидеть его движения.

— Пищи до сих пор было достаточно. А прятались мы здесь потому, что собаки нас тут не могли учуять.

Человек покосился в полутьме на Анну, потом вдруг быстро шагнул вперед и взял ее за подбородок. Матиас вздрогнул и схватился за нож, но Анна сказала:

— Нет. — И он опустил руку и замер.

Через мгновение человек отпустил Анну и отошел в сторону, вытирая пальцем глаза.

— Девочка, не старше моей Марии, Владычица милосердная, хоть одна спаслась.

— Что с вашей дочерью? — храбро спросила Анна. Этот человек совсем не пугал ее.

— Погибла, — скорбно отрезал он. — Когда месяц назад Эйка напали на мою деревню, они убили всех.

— Но они не убили вас, — возразила Анна, разглядывая его. Он казался вполне живым и был не похож на бесплотную тень. Правда, сама она никогда не видела ходячих мертвецов, но слышала о них много жутких историй.

— Ах, дитя. Они убили меня, — горько пожаловался он. — Убили все, кроме этой оболочки. Сейчас я просто бездушное тело, раб, с которым можно поступать как вздумается, например, можно скормить собакам. — Он говорил так, будто жизнь ему была в тягость, но, упомянув собак, содрогнулся.

Анна внимательно слушала его и старалась понять как можно лучше.

— Что вы с нами сделаете? Эйка не убьют нас, если найдут?

— Убьют. Они никогда не оставляют в живых детей. Им нужны только взрослые рабы, достаточно сильные, чтобы работать. Я слышал от других рабов, что в Генте не осталось ни детей, ни детских трупов. Говорили, что святая, покровительница города, вывела детей из города, в Покои Света.

— Это правда, — пробормотал Матиас. — Все дети исчезли, но я не знаю куда.

— А где ваши родители? Почему вас не спасли, как других детей?

Анна пожала плечами. Она слишком мало помнила родителей, чтобы скорбеть о них. Матиас опустил глаза.

— Они умерли четыре лета назад, — сказал он наконец. — Отец утонул во время рыбалки, а мать через несколько месяцев после его смерти заболела и умерла. Они были хорошие люди. Потом мы жили у дяди. Он сбежал, когда появились Эйка. Он никогда не думал о нас. Я побежал домой и забрал Анну, но тогда уже шли уличные бои. Нельзя было даже пробраться к собору, куда бежали все люди. Поэтому мы спрятались здесь. Здесь мы и остались.

— Это чудо, — пробормотал мужчина.

В ночной тишине послышались собачье тявканье и грубый окрик, одно лишь слово, которого дети не поняли. Мужчина вздрогнул.

— Ночью они нас пересчитывают, — сказал он. — Я должен идти. Я вас не выдам, не бойтесь, клянусь Сердцем Владычицы нашей. Пусть поразит меня наш Отец Небесный Своим Мечом, если я замыслю такое. Если смогу, принесу завтра еще еды.

Он исчез.

Они быстренько облегчились в одну из вонючих ям, наполненных пометом и водой, и остановились, глядя на необычно ясное небо, такое темное, что звезды на его фоне казались чересчур яркими. На них было больно смотреть. Они снова услышали собак, и Матиас подтолкнул Анну к лестнице. Она вскарабкалась наверх, он влез следом за ней и закрыл люк. Поколебавшись, они съели остатки пищи и застыли в ожидании.

На следующую ночь человек пришел снова и постучал в крышку люка.

— Я ваш друг, — сказал он.

Матиас осторожно открыл люк и выглянул. Он слез вниз, Анна последовала за ним. Человек протянул им хлеб и молча наблюдал за тем, как они едят. Сегодня она смогла лучше рассмотреть его: луна прибывала, постепенно становясь круглой. Мужчина был не слишком высок, но широкоплеч и тоже круглолиц.

— Как вас зовут? — наконец спросил он.

— Я Матиас, она Анна, сокращенно от Иоанна. Мать назвала нас в честь апостолов, учеников Благословенного Дайсана.

— Мужчина кивнул, как будто он уже знал это или хотел показать, что все понял.А меня зовут Отто. Извините, что не принес ничего, кроме хлеба. Нас не слишком хорошо кормят, а других просить я боюсь: не знаю, можно ли им доверять. Родственников у меня здесь нет. Вдруг кто-нибудь донесет Эйка в надежде на какую-нибудь поблажку, на лишний кусок хлеба.

— Вы очень добры к нам, — улыбаясь, сказала Анна, которая запомнила наставления матери: быть вежливой и благодарить за подарки.

Мужчина украдкой всхлипнул, потом нерешительно прикоснулся к ее волосам, но сразу же резко отдернул руку.

— Может быть, другие тоже с удовольствием помогли бы: приятно осознавать, что кто-то еще выжил, спасся от этих дикарей. Непохоже, чтобы Эйка хотели сделать кого-то из рабов своим любимчиком. Никогда я не видел, чтобы они пытались настроить нас друг против друга. Они одинаково презирают нас всех. Мы все равны перед ними. Работай или издохни — выбор небогатый.

— Они только сюда, в дубильню, пригнали рабов? — поинтересовался Матиас.

— Еще открыли кузницы, хотя обученных кузнецов не осталось. Рабы для них — расходный материал. — Голос Отто был суров. — Дело случая, что я попал в кожевенный квартал, хотя воняет здесь, конечно, невообразимо. Я такой вони в жизни не встречал. Рассказывают, что в кузницах люди каждый день обжигаются, и Эйка скорее перережут глотку обожженному, чем позволят ему выздороветь, чтобы он снова мог работать. Повидал я этих Эйка. Я видел, как один из них попал в огонь. И ничего. Жар не оставил следа на его теле. Их покрывает не кожа, как нас, а какая-то шкура, что-то вроде змеиной чешуи, только толще и тверже. Драконово отродье. — Он сплюнул. — Говорят, женщины рожают их от драконов, хотя я не понимаю, как это может случиться. Но не стоит обсуждать такие вещи при ребенке.

— Ей уже много пришлось пережить, — тихо сказал Матиас, но Анна видела, что это замечание Отто, выражающее заботу о ней и одновременно показывающее, что он относится к Матиасу как к взрослому, усилило доверие брата к новому знакомому.

Анна разделалась с хлебом. Ей все равно хотелось есть, но она промолчала. Было бы невежливо просить добавки. Возможно, он им отдал всю свою долю.

— Судьба жестоко играет с нами, — с горечью шептал Отто. — Будь она милостивее, она позволила бы мне умереть с моими детьми. Но, — он потряс головой, огляделся нервно: у него, как и у них, были причины для беспокойства, — она сберегла меня, чтобы я смог найти вас. — Он шагнул вперед, взял Матиаса за руку, а другой рукой нежно погладил волосы Анны. — Клянусь, я найду способ вас спасти. Сейчас я должен уйти. Я им сказал, что мне надо выходить в это время. Они, конечно, дикари, но дикари брезгливые. Может быть, это только лишний раз подтверждает, что «тропа врага вымощена чисто омытыми камнями и воды, омывшие их, — это слезы неправедных». Мы можем справлять нужду только в специально отведенном для этого месте, даже мочиться можно только в этих местах или на свежедоставленные шкуры. Поэтому мы можем даже ночью на какое-то время выйти из-под надзора. Они вообще не выносят запаха человеческого тела. Но дольше оставаться здесь опасно.