Сны мертвой девушки из Версуа - Страница 3

Сонин папа уже года два как помер, но хуже от того ей не живется. Она – в полном смысле свободный художник: пишет уму не постижимые (по крайней мере, моему) картины, без проблем устраивает там и тут выставки, лопатой гребет деньги, не забивая себе голову никакими житейскими проблемами. Насколько я знаю, время от времени она наведывается отдохнуть в Швейцарию, где неподалеку от Женевы живет ее тетка. Могу, кстати, напомнить тебе тот самый «блокбастер», который ты упомянул в связи с Соней: однажды она стала нежелательным свидетелем в деле об убийстве и ее хотели убрать, причем просто виртуозно – моими руками. Так что серьезная проблема лишь единожды возникла в Сониной жизни, но решать ее пришлось (ты – свидетель) мне. Естественно, я вовремя во всем разобрался и спас любимой девушке жизнь. И вот теперь ни свет ни заря Соня там, в прекрасной Швейцарии, уже на ногах и требует моего присутствия. Меня точит любопытство: что же такое в стране молочных рек и шоколадных берегов могло приключиться?..

Что и говорить – наша с Васьком легкомысленная кухонная болтовня внезапно вылилась для меня в сентиментальное и ностальгическое путешествие в прошлое. Странная штука – жизнь. Ты живешь – ешь, спишь, мечтаешь, – и кажется, так будет всегда и вечно, ты никогда не станешь старым, немощным и со всех сторон абсолютно непривлекательным. Как поется в старой рокерской песне: «Вечно молодой, вечно пьяный…» И все-таки однажды у каждого из нас, грешных, наступает такой момент, когда мы с удивлением замечаем в своем привычном облике первые признаки надвигающегося пенсионного возраста: седые волоски, поначалу совершенно малоуловимые изменения в лице…

А ведь все было словно вчера: солнцем залитое окно на втором этаже четырехэтажного корпуса института кинематографии имени Герасимова, мое юное и прекрасное лицо с непокорными вихрами, бесшабашная улыбка на дерзком лице… Я стоял и улыбался, потому что на подоконнике прямо передо мной сидела тоненькая красотка в узких джинсах, с увлечением читая какую-то потрепанную книгу и с хрустом откусывая огромное красное яблоко. У красотки были блестящие, черные как смоль волосы до плеч, благодаря удивительной солнечной подсветке со спины, отливавшие медью. Клянусь, если бы я умел держать кисть в руках, я непременно создал бы шедевр в духе великого Леонардо, правда, на фоне моей Прекрасной Девушки на Окне его Мона Лиза показалась бы бесцветной тонкогубой прачкой. Но рисовать я не умел ни правой, ни левой рукой, а потому попросту подошел к девушке и замысловато поклонился (так кланялись мушкетеры прекрасным дамам):

– Прекрасная незнакомка, прости меня за то, что дерзко осмеливаюсь докучать, но я просто не в силах…

Так я начал, но был немедленно прерван этой самой незнакомкой, которая молча подняла на меня взгляд дивных синих глаз, от чего я едва не поперхнулся. Она несколько секунд внимательно изучала мое лицо и наконец, не дождавшись продолжения моей речи, произнесла сильным голосом:

– Ну, вас бы я прекрасным незнакомцем не назвала, вы рыжий и чересчур худой, но познакомиться все равно рада, потому что еще ни с кем другим познакомиться тут не успела. Как вас зовут, милейший?

– Милейший! – я в одно мгновение вновь обрел голос и даже слегка откашлялся. – Мелочь, а приятно, пусть не красавец, но – милейший. А зовут меня просто и внятно: Ален Муар-Петрухин. Чтобы для вас все с самого начала встало на свои места, полагаю нелишним пояснить…

– Мерси, уж мне-то пояснять ничего не надо, – только и хмыкнула моя синеглазая красавица. – Потому как меня зовут Софи Дижон, или просто – Соня. Полагаю, мы с вами оба – полукровки. Кто у вас из французов – маман или папа́?

– Папа́, – ответил я. – Жюль Муар, для своих – Старый Лис, родом из славного городу Парижу.

– Аналогично, – кивнула она. – Только мой папа́ – из славного городу Женева. Итак, приятно познакомиться!

Мы не без торжественности пожали друг другу руки и тут же, не мудрствуя лукаво, отправились вместе отобедать в буфет Школы (так мы называли ВГИК).

Вот так состоялось мое знакомство с любовью всей моей жизни, которая позвонила энное количество лет спустя, вырвав меня из унылой спячки холодного московского лета в хитросплетения покуда неизвестных мне событий…

Я вздохнул и торопливо допил свой кофе. Было решено, что до Шереметьева мы доберемся на моем «Пежо», а оттуда Васек, имеющий доверенность, пригонит машину домой. Мы прибыли на место за полчаса до окончания регистрации, и, стоя в многоязычной очереди, я позвонил Соне, дабы успокоить ее мятущуюся душу радостным известием о своем скором прибытии. Она ответила после первых же сигналов.

– Слава богу, – с искренним облегчением произнесла она. – Разумеется, я встречу тебя в аэропорту и по дороге введу в курс дела. Уверена, ты тут во всем быстренько разберешься. Какая удача, кстати, что ты свободно владеешь французским, хотя и с парижским прононсом.

Проговорив последнюю реплику, она неопределенно хмыкнула и без слов прощаний дала отбой. Тут подошла моя очередь, девушка в форме быстро прошерстила мои документы, тиснула наклейку на мою сумку, и я, махнув Ваську рукой, оказался за стеклом.

– Не забудь попробовать фондю! – прощально крикнул Васек.

Мне бы его заботы! Впереди было четыре часа монотонного полета и встреча с ужасными и опасными Сониными тайнами под жарким швейцарским солнцем, где мне придется хитрить, работать мозгами, знакомиться с миллионом людей и, возможно, время от времени даже рисковать своей шкурой. Собственно, это я и называю настоящей жизнью.

Как это ни казалось нереальным в продрогшей Москве, а в женевском аэропорту и вправду вовсю светило солнце, так что, едва покинув самолет, я тут же едва не спекся в своем кашемировом костюме и водолазке. В полупустом зале прилета меня энергично приветствовала молочно-шоколадная буря, которая при ближайшем рассмотрении оказалась великолепно загорелой Соней в белоснежных шортах и майке.

– Это все твои вещи? Негусто. Во что ты одет! Наверное, перепутал Женеву с Аляской. Господи, как ты похудел! – бросая эти фразы, Соня кружила меня, дергала то за сумку, то за рукава, и при этом на ее лице не мелькнуло и тени улыбки.

– Ах, Ален, ты такой… московский, – неутешительно заключила она, останавливаясь наконец передо мной со скрещенными на груди руками.

Стройная брюнетка с длинными волосами – Соня ни на грамм не изменилась за все годы, что я ее знал, но на этот раз нельзя было не отметить ее мрачности, тревоги, проскальзывавшей даже в ее монологе про мой столь «московский» внешний вид.

– Не наезжай, – огрызнулся я, ощущая, как все мое тело покрывается противным липким потом. – Переоденусь в машине. К твоему сведению, в столице нашей родины – холод собачий.

Соня молча кивнула и, грациозно развернувшись, направилась к выходу. Я потрусил за ней, сгорая от желания поскорей скинуть с себя, как наследие холодной Москвы, всю эту жаркую, тяжелую одежду. Мы прошли по стоянке, мимо ярких и чистеньких, словно игрушечные, машин, прямо к белоснежному «Шевроле» с открытым верхом, за руль которого Соня и уселась во всем своем великолепии.

Я бросил сумку на заднее сиденье и устроился рядом с Соней, отметив про себя, что если быстро переоденусь в белые майку и шорты, то прекрасно впишусь в общий антураж: жгучая брюнетка и мужественный шатен, оба – в белом. Эстетика.

Соня первым делом нацепила на нос солнцезащитные очки, уверенно вывела машину со стоянки и вырулила на шоссе. Я немедленно принялся за переодевание, а она, перекрывая гул ветра, сказала:

– Давай я сразу введу тебя в курс дела – пока что в самых общих, так сказать, чертах…

Соня почти выкрикивала каждое слово уверенным и сильным, с хрипотцой, голосом, чем-то напоминающим голос божественной Эдит Пиаф.

– Я живу здесь у тетки Лорен, в Версуа, это всего в семи километрах от Женевы! – кричала она, не отрывая взгляда от дороги. – Милый городишко, а у Лорен классный домик, там и ты остановишься, потому как отели тут, сам догадываешься, дорогущие. Сразу предупреждаю: есть темы, на которые при Лорен говорить нельзя, – о покойниках, и в частности об утопленниках. Совсем недавно, в мае, у нее погибла единственная дочь Шарлотта – утонула в озере. Вроде как самый натуральный несчастный случай, хотя не все еще ясно. Шарлотте было только шестнадцать лет, школьница. Не помню, рассказывала я тебе когда-нибудь про свою швейцарскую тетку? Это был целый сериал со страстями: Лорен неожиданно родила себе дочку уже в солидном возрасте. На тот момент единственным ее родным человеком был мой папа. Но что он мог? Лорен наотрез отказалась говорить о том, кто отец ребенка, так что о счастливой свадьбе, сам понимаешь, речь даже и не шла. Но, как бы там ни было, а дочь стала единственной радостью Лорен в жизни.