Снова хочу быть твоей (СИ) - Страница 8

У меня было бы белое платье, фата до самого пола, красивый букет в руках. И колечко было бы. И блеск в глазах.

Вздыхаю и, набросив плащ, беру сумочку. Поправляю волосы — мне хочется быть красивой, пусть всё и не по-настоящему.

На телефоне высвечивается смс от Севы — он уже ждёт у клиники.

Сегодня мы с ним заключим брак.

Фиктивный…

_______________

* Яна и Алексей Шевцовы - герои дилогии "Сахар со стеклом"/"Сахар на дне".

— Кольца слишком дорогие, — качаю головой, когда Сева передаёт небольшую бархатную коробочку помощнице в ЗАГСе, и та уносит её в основной зал, куда нас пока не впускают — кроме нас в коридоре ещё несколько пар в ожидании росписи.

— Они простые, — отвечает Сева, глядя в окно на стоянку с машинами. — Ничего особенного.

— Золотые. Ты потратился — не стоило.

Мне правда неудобно. Мало того, что он согласился на эту авантюру, так ещё и деньги тратит. Домой продукты все покупает сам, хотя едим втроём. А стоило мне заикнуться про оплату коммунальных услуг, так он глянул так, что я аж присела. Спорить не стала, конечно же.

— Лиза, позволь мне решать самому, на что тратить деньги, а на что нет, — переводит, поджав губы, недовольный взгляд на меня. — Тебе ведь нужна надёжная легенда, не так ли? Или твой бывший муж поверит в наш брак, если у тебя на пальце будет кольцо из проволоки?

Он прав, конечно. Но я всё равно чувствую себя неудобно.

— Андреева Елизавета и Артинский Всеволод, — из зала за двери выходит та самая девушка, что забрала коробочку с кольцами и наши паспорта. — Проходите в торжественный зал, пожалуйста.

Сева идёт первым, а я за ним. Сжимаю ладони в кулаки, чтобы приструнить внезапный порыв взяться за его руку. Он возникает спонтанно, неосознанно, и я едва успеваю одёрнуть себя.

Пока идём по мягкому бежевому ковру к стойке регистратора брака, у меня сердце через стук замирает. В груди пульсирует пустота. Пальцы становятся влажными, а по спине бежит озноб.

Я подхожу к столу и встаю рядом с Севой. Бросаю на него взгляд украдкой, но он совсем не смотрит на меня. Выглядит абсолютно спокойным, будто просто заскочил на чашку кофе и скоро побежит снова по своим делам.

Цепляет ли это меня?

Да.

Имею ли я право на то, чтобы так рассуждать или осуждать? На то, чтобы чувствовать даже некую обиду или разочарование?

Нет и ещё раз нет.

Но ведь всё равно цепляет…

Регистратор начинает произносить стандартные фразы. Без излишнего пафоса, как на церемониях, но всё же с нотками торжественности. И мне от этого ещё горше. По душе будто мелом по стеклу.

— Брачующиеся, поставьте ваши подписи, — предлагает она с улыбкой и подвигает к нам журнал регистрации.

Первым свою подпись ставит Сева — быстрым уверенным росчерком, а потом передаёт ручку мне. Наши пальцы на мгновение соприкасаются, и мне приходится задержать дыхание, чтобы внешне не показать всё своё волнение.

Крепче, до белых пальцев, сжимаю ручку и вывожу подпись, а когда кладу ручку на стол, вижу, как следы от мелких бороздок отпечатываются на коже.

Во рту всё пересыхает, когда Сева берёт мою руку, чтобы надеть тонкое, гладкое золотое колечко. На секунду наши взгляды встречаются, и меня словно током насквозь прошивает, а вот его… кажется, ему всё равно. Абсолютно.

— Поздравляю вас, — улыбается регистратор. — Вы стали мужем и женой, а теперь можете…

— Благодарю, — кивает Сева, не давая женщине договорить.

Она замолкает, смущённо улыбнувшись, потом нам выдают наши паспорта со штампами и свидетельство о регистрации брака.

Теперь по документам я Артинская.

— Тебя подвезти? — спрашивает Сева, когда мы выходим на крыльцо ЗАГСа. На улице тепло, но поднимается ветер. Ощущение, что вот-вот дождь пойдёт. — Я еду в офис, могу до дома подкинуть.

— Нет, спасибо, — сглатываю горечь в горле. Сидеть сейчас с ним в одной машине дастся мне слишком сложно. Мне нужно побыть одной, чтобы проглотить эту горькую пилюлю под названием “А всё могло быть по-настоящему, если бы не ты, Лиза…” — Мне нужно вернуться в клинику. Приёма уже не будет, но место новое, надо с техникой поковыряться.

— Ясно, — кивает в ответ. — Ладно, я поехал. Роману привет передавай.

— Сам и поздороваешься, — выдавливаю улыбку, но чувствую, как сводит скулы от напряжения.

— Я сегодня поздно буду. Возможно, приеду только завтра.

Воздух в лёгких вязнет и стынет, словно свежий цемент. В лицо кровь ударяет и я отчаянно надеюсь, что внешне краснею не сильно ярко.

У него своя жизнь — я знала это, когда пришла со своей просьбой. Я ни на что не рассчитываю. Тогда почему внутри меня что-то так надсадно воет, стоит мне представить, как сегодняшней ночью, в тот самый день, когда мы поставили свои подписи, он будет с другой. Будет ласкать её, любить её.

Её. Не меня.

Странно, но в душе скребёт так, словно это не просто сожаления об упущенном, а словно… словно у меня внутри сейчас ранило живые чувства.

Чувства к Севе.

Как такое может быть, ведь это я сбежала от него. Я.

— Хорошо, — пожимаю плечами, пытаясь выглядеть совершенно спокойной. — Передам.

Махнув, Сева сбегает со ступеней, садится в машину и уезжает, а я выдыхаю, но выдох этот получается таким судорожным и рваным, что в груди болью отдаётся. Кажется, будто даже между рёбрами мышцы от напряжения болеть начинают.

Я получила что хотела. Получила свою броню, получила защиту. Но вместе с этим неожиданно обнаружилась глубокая брешь в моём сердце. Брешь по имени Всеволод Артинский — человек, чью фамилию я теперь ношу.

— Красивое колечко, — Ромка проводит своим пальчиком по моему новому обручальному кольцу. — Новое?

Надо же, заметил. Он очень наблюдательный ребёнок вообще, так что я не особенно и удивлена.

— Да, — улыбаюсь и целую его в макушку, а он подтягивает коленки к груди и придвигается ближе.

Сонный уже, глазки как у соловушки. Привычно натягивает рукава пижамы и подкладывает ладошки под щёчку.

— Тебе дядя Сева подарил?

И смышлёный очень. Иногда я сама пугаюсь его сообразительности не по возрасту.

— Да.

— Он твой друг?

— Да, друг, — чувствую, как в горле комок образуется саднящий. — Очень хороший друг.

— Мне он нравится, — Ромка вскидывает на меня свои чистые глаза и смотрит внимательно и очень по-взрослому. — Я тоже хочу с ним дружить.

— Уверена, вы подружитесь, — улыбаюсь сыну и провожу ладонью по его шёлковым волосикам. — Вы вместе вон сколько мебели собрали.

— Да-а-а, — у сына в глазах огонёк загорается. — Я сам прикрутил шуруповёртом перемышки у кровати.

— Перемычки, — поправляю его мягко. — Ну всё, хватит болтать. Давай спать уже.

— Давай, — сладко зевает Ромка. — А завтра дядя Сева придёт и мы ещё что-нибудь починим, да, мам?

— Да, сынок.

Ромка затихает, прислонив голову к моему плечу, а я лежу и смотрю в потолок. Чувствую, как слёзы медленно стекают по вискам и теряются в волосах.

Уже почти полночь, а Севы нет.

Я знаю, прекрасно понимаю всю нашу ситуацию. Я никто ему и он мне ничем не обязан. Но то, что он ночует не дома в день, когда его фамилия стала моей, царапает особенно больно как-то.

Когда Рома крепко засыпает, и его дыхание становится ровным и глубоким, я встаю с постели и иду на кухню. Мне спать совершенно не хочется. Достаю бутылку вина, которую купила по пути из ЗАГСа и распечатываю её, а потом до самого края наполняю бокал.

Подхожу к окну и, глядя на звёзды, делаю первый терпкий глоток. Желудок тут же согревается, в лицо ударяет кровь. Слёзы снова наворачиваются, но я, не моргая, смотрю на звезды, пока глаза не начинают болеть.

В тысячный раз тону в чувстве вины, в тихой, слепой истерике внутри. Мечтаю, чтобы в этом мире вдруг обнаружилась магия, и я могла вернуться в прошлое и изменить его. Всего одну деталь — то самое утро, когда я взяла чемодан и тихо ускользнула, пока Сева спал.