Снежная королева - Страница 2

Глава 1

На планете Тиамат, где воды больше, чем суши, небо и океан как бы плавно перетекают друг в друга, и граница между ними едва заметна. Вода, испарившаяся из сияющей чаши океана, вновь изливается туда короткими и обильными ливнями. Тучи пробегают порой, как тени негодования, по красным от гнева лицам солнц-Близнецов и тут же исчезают, превращаясь в радуги: каждый день в здешних небесах вспыхивают десятки радуг, и в конце концов люди перестают ими восхищаться, часто никто и головы не поднимет, не говоря уж о том, чтобы подивиться вслух…

— Стыдно! — громко сказала вдруг Мун, с силой налегая на рулевое весло.

— Что стыдно? — Спаркс пригнулся: наполненный ветром парус чуть не хлестнул его по лицу своим концом. Легкая шлюпка взлетела на волну, словно летучая рыба. — Это тебе должно быть стыдно — совсем за рулем не следишь! Ты что, утопить нас хочешь?

Мун нахмурилась, настроение у нее моментально переменилось.

— Можешь сам утопиться, если угодно!

— Да я и так уже наполовину утоп! — Он показал язык волне, плеснувшей через борт, и взялся за черпак.

Видно, последний ливень унес все его добродушие и утопил вместе с нашими последними жалкими припасами, подумала Мун. А может, он просто устал? На этот раз они странствовали по морю уже около месяца, перебираясь от острова к острову под защитой Наветренной гряды. А весь последний день пришлось плыть в открытом море, ибо утесы остались позади. Направлялись они, не очень хорошо представляя себе свой путь, к трем заповедным островам — убежищу Матери Моря. Лодчонка у них была явно мала для такого путешествия, а ориентирами им служили лишь звезды да весьма ненадежная карта морских течений, где невозможно было разобраться в переплетении разноцветных стрелок. Но они были настоящими Детьми Моря — не меньше, чем детьми собственных матерей, — так что Мун была уверена, что раз путь их лежит в священные места, то Мать Моря не даст им пропасть.

Всклокоченная голова Спаркса каждый раз вспыхивала огнем, когда небесная мельничка солнц-Близнецов брызгала из-за туч своими лучами; золотилась и его редкая, едва начавшая расти бородка, а стройное мускулистое тело отбрасывало на дно лодки четкую тень. Мун вздохнула, как всегда не в силах долго сердиться, когда он с ней рядом. Она протянула руку и нежно потрогала пальцем сверкающую на солнце рыжую прядь.

— Радуги… Я говорила о радугах. Никто уже не обращает на них внимания. Не радуется им. А что, если радуги возьмут и исчезнут навсегда? — Она откинула капюшон плаща, сделанного из пестрой шкуры морского зверя, и развязала тесемки, стягивающие его у горла. Волнистые пряди светлых, цвета густых сливок волос заструились по ее плечам и по спине. Глаза Мун напоминали одновременно туман над морем и моховой агат. Она выглянула из-под треугольного, похожего на крабью клешню паруса, и зажмурилась, когда из-за тучи вдруг брызнуло солнце, превратив все вокруг в сплошное сияние, в котором даже серые полосы облаков казались разноцветными флагами.

Спаркс снова выплеснул за борт полный черпак воды, как бы возвращая ее домой, в морскую пучину; потом поднял голову и внимательно посмотрел на Мун. Даже если не принимать во внимание густой загар, обычный для жителей островов, юноша явно был слишком темнокожим для аборигена, хотя ресницы и брови у него выгорели совершенно, почти до белизны, как и у Мун, которая все еще продолжала щуриться из-за нестерпимого сияния моря, и на ярком свету глаза ее меняли цвет, в точности как волны морские.

— Да ладно тебе, Мун, радуги у нас были и будут всегда! Во всяком случае, до тех пор пока существуют Близнецы и выпадают дожди. Самый обычный пример дифракции; я же показывал тебе…

Она терпеть не могла, когда он говорил так — с невольным пренебрежением, как все эти чересчур образованные технократы.

— Знаю. Не такая уж я дура. — Она резко и сердито дернула его за медный вихор.

— Уй, больно!

— Но мне все-таки больше нравятся сказки нашей бабушки о том, как Хозяйка обещала, что радуги всегда будут родиться во множестве, а не рассуждения всяких там торговцев, которые даже такую красоту превращают неизвестно во что. И тебе ее сказки тоже нравятся больше. Ну, согласись, что это так, мой Звездный Мальчик, а?

— Нет, не так! — Он оттолкнул ее руку, глаза его гневно сверкнули. — И нечего смеяться, черт бы тебя побрал! — Он повернулся к ней спиной и снова принялся сердито вычерпывать воду. Она видела, как побелели от напряжения костяшки его пальцев, сжимавших раковину-черпак, и как отчетливо проступили светлые лунки ногтей — примета, оставленная ему в наследство отцом-инопланетянином.

Происхождение Спаркса и было тем единственным, что вечно разделяло их, подобно обоюдоострому мечу. Спаркс отличался не только от Мун, но и ото всех окружающих как цветом кожи, так и любовью к технике. Жители Летних островов редко общались с обожающими всякую технику жителями Зимы, которые находились в постоянном контакте с инопланетянами. Впрочем, во время праздников, посвященных Смене Времен Года, искатели веселых приключений съезжались в Карбункул со всех островов планеты на грандиозные Фестивали, когда все надевали маски и напрочь забывали о существующих между жителями Зимы и Лета различиях, чтобы, во-первых, отметить очередной визит премьер-министра, а во-вторых, непременно принять участие в традиционном чрезвычайно древнем действе.

Матери Мун и Спаркса, родные сестры, побывав на последнем фестивале в Карбункуле, вернулись в Нейт с «живой памятью о той волшебной Ночи Масок», как рассказывала Мун позже ее мать. Они со Спарксом родились в один день, но во время родов мать его умерла, и они росли, как близнецы, под присмотром бабушки, пока мать Мун рыбачила вместе с остальными жителями деревни. Да, мы действительно как близнецы, часто думала Мун; странные, постоянно соперничающие друг с другом близнецы, давно привыкшие к косым взглядам туповатых и флегматичных соседей-островитян. Вот только в душе Спаркса всегда существовал потайной уголок, куда он не допускал никого; заветная частица его души, умевшая слышать тихие голоса звезд. Он потихоньку выменивал у заезжих торговцев всякие иноземные механические штучки, целыми днями разбирал их, снова собирал и в конце концов швырял в море, злясь на себя самого и как бы принося жертву Хозяйке, чтобы умилостивить ее.

Мун хранила его занятия техникой в тайне от бабушки и соседей, благодарная ему хотя бы за то, что он поделился своей великой тайной с нею, однако в душе ее росло возмущение. Она знала о том, что отец ее — не житель островов, а гражданин Зимы или, возможно, тоже инопланетянин, но вполне довольствовалась тем будущим, которое было уготовано ей под родными небесами. Потому-то у нее порой и не хватало терпения, когда Спаркс начинал ворчать по поводу примитивности жизни на островах, словно никак не мог обрести устойчивости и как бы висел между ставшими ему колыбелью Летними островами и далекими, манящими звездами, которые звали его к иной, неведомой жизни.

— Ах, Спаркс, — наклонившись вперед, она ледяной ладошкой погладила тугие узлы мускулов у него на плече, ощутимые даже под неуклюжей толстой одеждой из шкур. — Я ведь и не думала тебя дразнить. Не сердись. — По мне так вообще лучше не иметь отца, чем всю жизнь прожить в его мрачной тени, подумала она. — Посмотри-ка! — Голубые искры плясали на поверхности волн, почти на уровне сиявшей золотом рыжей головы Спаркса. То были летучие рыбки, которые, пронесясь над водой, снова ныряли в море, навстречу своей Матери. Вдруг с подветренной стороны Мун отчетливо разглядела очертания острова — наверное, это был самый высокий из тех трех, заповедных, к которым они плыли. Пенная линия прибоя обрисовывала прибрежные скалы, вздымаясь, как пышное кружево. — Острова Избранных! И — смотри, Спаркс! — меры… — От избытка восторга Мун даже послала мерам воздушный поцелуй.

Повсюду вокруг них из воды поднимались пестрые гибкие шеи; черные, матовые, точно эбеновое дерево, глаза смотрели мудро, будто хранили неведомую тайну. Считалось, что меры — истинные Дети Моря и приносят мореплавателям счастье. Их появление рядом с любым судном всегда воспринималось как «улыбка Хозяйки».