Снегири на снегу (сборник) - Страница 16
Ренике с интересом развернулся к дверям, а полковник прошествовал за письменный стол и расположился в кресле коменданта. Вскоре в коридоре послышались торопливые шаги, и на пороге кабинета выросла фигура Мюнше.
– Разрешите, герр оберст?
– Ну что там у вас, Мюнше, не тяните резину? – нетерпеливо шагнул к нему Ренике.
– Докладываю, что господином Грачко опознан заключенный, который вас интересует, герр оберст. Второй прибывший с вами… э… господин…
– Климов, – подсказал абверовец.
– Так точно, герр оберст! – довольно отчеканил Мюнше. – Он подтвердил…
– Какой пассаж! – засмеялся Ренике, оглушительно хлопнув в ладоши. – Как всё, к счастью, банально закончилось, господин полковник.
– Для вас – да, – ответил фон Заукель, тоже не скрывавший удовлетворения. – Однако, унтерштурмфюрер, что там с этим Барабиным? Почему носилки?
– Заключенный самостоятельно передвигаться не может. Крайняя степень упадка сил, развивающаяся гангрена обеих ног.
– Где его обнаружили?
– В санблоке. Как заключенного номер одиннадцать тысяч два ноля один…
– А ну-ка, давайте сюда, унтерштурмфюрер, господ Климова и Грачко! – распорядился Заукель.
Мюнше отступил на шаг назад, обратно в коридор, пропуская уже маячивших у него за спиной «каракулевого» и второго русского, чьи физиономии тоже расплывались довольными улыбками.
– Вы уверены, господа? – сурово спросил полковник, сверля их пристальным взглядом.
– Абсолютно, герр полковник! – чуть ли не хором пролаяли оба.
– Точно! Он это, он, товарищ чекист с самой Лубянки! – еще шире расплылся Климов. – Виноват, что не сразу признал. Потрепала лагерная жизнь товарища чекиста! Но ничего, полезно… На собственной шкуре, сволочь краснопузая, прочувствовал, каково тем, кого они пачками на Колыму…
– Прекратите ваш словесный понос, Климов! – оборвал полковник и перевел глаза на Грачко. – Точно он?
– Без сомнения, господин полковник, – кивнул представитель разведшколы. – Наш потерявшийся курсант, проходивший под фамилией…
– Хорошо, Грачко! Вы будете отмечены! – Фон Заукель резко поднялся из-за стола. – Унтерштурмфюрер Мюнше!
Исполняющий обязанности коменданта лагеря тут же снова заполнил дверной проем.
– Что говорит врач? Транспортабелен?
– Так точно!
– Мюнше, ваш эскулап дает гарантию, что русский не сдохнет по дороге в столицу рейха? – дотошно уточнил Ренике, чтобы тоже как-то продемонстрировать серьезность своего подхода к ситуации. Он уже пожалел, что уронил ни к месту свои опереточные возгласы про карнавал и пассаж. Легкомысленно как-то прозвучали для шефа гестапо.
– Гарантию даже Господь Бог не дает! – отрезал Заукель. – Готовьте машину и организуйте дополнительное сопровождение, унтерштурмфюрер. Врач поедет с нами, пусть соберет все необходимое. Ренике, попрошу немедленно связаться с госпиталем в Остбурге. Мы поедем прямиком в госпиталь, а оттуда – на аэродром. Следовательно, сообщите и господам из люфтваффе о полной готовности.
Ренике тут же закрутил индукторную ручку телефонного аппарата. А фон Заукель с помощью мгновенно подскочившего к нему Грачко облачился в свою роскошную шинель и повернул узкое породистое лицо к Климову:
– Пойдемте, господа, глянем на этого хитреца.
Жестом остановил собравшегося его сопровождать Мюнше.
– А вы, унтерштурмфюрер, поройтесь в картотеке, кто из ваших подопечных столь благородно сменялся своим тряпьем с чекистом? Ну что вы, как идиот, таращите глаза? При ваших учетах, я совершенно не уверен, что по местным лесам бегает именно тот, чьи лохмотья сейчас напялены на чекиста… Бардак, совершеннейший бардак, а не лагерь, унтерштурмфюрер!
– Будет проведено самое тщательное расследование всех обстоятельств побега, – зловеще проговорил Ренике, оторвавшись от телефонной трубки и ненавидяще поглядел на Мюнше.
Заукель и оба русских вышли.
Унтерштурмфюрер принялся перебирать учетные карточки заключенных.
– Бросьте маяться ерундой, Мюнше! – засмеялся, закончив сыпать распоряжения в телефон, Ренике. – Вы же сами докладывали, что сразу же, как случился побег, провели проверку заключенных путем сличения лагерных номеров. И какого у вас номера не хватает? Одиннадцать-восемь-шестьдесят семь?
Мюнше автоматически кивнул.
– Остальные в наличии, включая троицу жмуриков из числа бежавших?
Мюнше кивнул снова.
– Так пошевелите мозгами, Мюнше! Когда это быдло ринулось за колючую проволоку, никто, в том числе и искомый чекист, даже в мыслях не держал, что сюда приедет Заукель с полномочиями из самого Берлина! Ни они, ни мы с вами. Если бы не приезд Заукеля, как бы мы расценили побег?
Мюнше молчал. И Ренике сам ответил на собственный вопрос:
– А мы бы сделали вывод: некто, оставшись в лагере, пытается нас убедить, что он сбежал. Так?
Мюнше кивнул в очередной раз.
– А зачем?
Унтерштурмфюрер обреченно уставился на гестаповца.
– Ну и болван же вы, Мюнше! Несколько минут назад, опять же вы самолично, докладывали: чекист никуда бежать не может! Гангрена, полное истощение! Стало быть… Ну?
– Он послал связного, – робко проговорил Мюнше, глядя на Ренике.
– Наконец-то, унтерштурмфюрер! – хлопнул по столу гестаповец. – Ушла ин-фор-ма-ци-я! И очень важная!
Ренике подступил к Мюнше вплотную, словно хотел его проткнуть своим лисьим носом или укусить за щеку.
– Такая важная, Мюнше, что трое беглецов фактически ведут вашу погоню за собой, а четвертый – как раз с номером чекиста на спине! – устремляется совершенно в другую сторону. А чей, кстати, номерок на чекисте?
Мюнше протянул гестаповцу учетную карточку.
– Хм… Занятно… – Ренике задумчиво поглядел сквозь унтерштурмфюрера. – Послушайте, Мюнше, а ваши блок-капо… Они опознали мертвецов? Совпадают по номерам? Не получилось ли тройного или вообще бесконечного переодевания? Хотя… Это и ни к чему вовсе… – Ренике уже просто размышлял вслух, не обращая на Мюнше никакого внимания. – Какая нам разница, кто убежал, а кого загрызли собаки… Куда важнее, что унес с собой четвертый. Если, конечно, унес… И как унес. В голове или более осязаемо… А может, и не унес никто ничего…
Взгляд гестаповца вновь сфокусировался на унтерштурмфюрере.
– Мюнше, а доставленные в лагерь мертвецы… Вы тщательно обыскали тела?
– Так точно. Ничего, что могло бы…
– А если они что-нибудь спрятали или уничтожили, когда поняли, что от погони не уйдут? Хотя… В таком снегу… Да и смысл тогда? Тогда любая информация канула. Для врага тоже.
Ренике решительно зашагал по кабинету из угла в угол, стремительно разворачиваясь на каблуках.
– Неотработанных вариантов, получается, два. Либо информация продолжает двигаться в неизвестном для нас направлении вместе с ее носителем. Либо… Либо она сейчас лежит на носилках в административном бараке, мается от гангрены и голода. И не ведает, что ее окружили, как китайского императора, великая забота и огромное внимание. Имперская забота о полудохлом чекисте! М-да… Не завидую я господину полковнику… Если чекист отдаст концы… Или от него ничего не добьется по дороге Заукель, или его берлинские хозяева… И вам я не завидую, Мюнше, если четвертый беглец не найдется. Впрочем, вам, любезный, я не завидую в любом случае. Побег состоялся. Факт, как говорится, налицо.
Снова затренькал телефон. Ренике как раз оказался рядом с аппаратом, жадно схватил трубку.
– Ренике! Это вы, Краус… Ну что там еще? Кто? – Гримаса недовольства еще больше исказила лицо шефа остбургского гестапо, потом перетекла в брезгливое выражение и тут же сменилась азартной лисьей мордочкой. – Так… Так… Где? – Ренике, натягивая телефонный провод, потянулся к висевшей на стене карте, отдернул закрывавшую ее шторку, зашарил свободной рукой по квадратам. – Так… Так… Что? Ни в коем случае! Только там! Краус! Головой отвечаете! Головой! Пошлите за мной в лагерь машину с охраной!.. Это долго! Из местной комендатуры! Быстрее, Краус! Шевелите задницей, черт вас подери!