Снега метельные - Страница 56
После рейса Малинка зашел к Грачеву, у порога долго, упорно сбивал снег с валенок, словно только затем сюда и пожаловал, снял шапку, энергично расправил ее и, наконец, сказал, что на грузовик работать не пойдет, еще не все шарниры (он имел ввиду свои суставы) действуют, как положено. А во-вторых, лежа в больнице, он нашел свое настоящее призвание — работать медицинским шофером. Леонид Петрович не стал мучить парня и в тот же день подписал приказ о зачислении его на должность водителя санитарной машины.
Совсем недавно Малинка был на волосок от смерти. Совсем недавно приходили друзья-солдаты навестить его. И вот Малинка уже на ногах и собирается вместе с хирургом в путь, спасать больного. Он поднялся из бинтов, как из снега, и сейчас здоров, весел и готов похвастаться своим умением водителя и парня хоть куда.
Перед самым отъездом Женя позвонила в райком. Чего ей это стоило, сам Бог не дознался бы, если бы даже существовал. Но зато отъезжающих провожал Николаев. Ну и, само собой, Ирина Михайловна с Сашкой. Ирина стояла позади сына, положив ему руки на плечи, и мальчишка звонко кричал:
— Женьча-каланча, не отморозь свой нос, приезжай скорей!
Николаев улыбался и поправлял накинутое на плечи пальто...
Женя смотрела вперед на дорогу и, наслаждаясь движением, тихонько напевала – «Дорога, дорога, нас в дальние дали ведет. Быть может, до счастья осталось немного, быть может, один поворот».
Уже в сумерках проехали совхоз имени Горького. В поселке горели огни, ветер поднимал снег, озаренный светом, и казалось, это не снежинки разлетаются на ветру, а сама электрическая энергия. На дороге показалось рогатое шествие – шли парни и девушки, каждый нес на плече стул или табуретку кверху ножками.
— В клуб идут,— сказал Малинка,— там сидеть не на чем.
Он посигналил, молодежь расступилась, отошла к сугробам. По одному, как в почетном карауле, парни и девушки выстроились у обочины.
Почти возле каждого домика стоял трактор, как в прежнее время стояли кони. Гусеницы скрывались под снегом, и Жене думалось, что заметенным тракторам сейчас холодно и сиротливо. Им трудно молчать, пережидать долгую зиму, непогоду, хочется им взреветь, засиять огнями и рвануться вперед...
В «Изобильный» прибыли ночью и сразу — в больницу, в одинокий дом на краю поселка.
Операция тянулась долго и завершилась благополучно. Женя убирала инструментарий и устало думала, что в жизни все гораздо сложнее, чем в самых интересных книгах. Неизвестно, что ждет тебя завтра, послезавтра, через месяц или через год, с кем тебя столкнет судьба, а с кем придется расстаться. И самое интересное — это, конечно, встречи. Неожиданные, с разными людьми. Когда-то летом она сделала прививку Николаеву, и ей в голову тогда не могло прийти, что они встретятся потом снова и даже гулять будут ночью по снежному полю.
После операции, уже в полночь, совхозная медсестра, молодая, пухленькая, хлопотливая украинка в короне черных кос, обвитых марлей, как чалмой, повела Грачева, Женю и Малинку к себе на квартиру.
Домовничал ее муж Ваня, молодой шустрый парень, похожий на полярного летчика, в верблюжьем свитере и толстых пестрых унтах. Ваня возился с сынишкой лет двух. Несмотря на поздний час, мальчонка не ложился спать, ждал маму. Когда гости вошли, он с визгом бросился к матери, а Ваня, потирая руки, захлопотал возле стола.
— Вот и встретим Новый год, вот и встретим в хорошей компании!—приговаривал он, ставя на стол деревянную долбленую тарелку с хлебом, бутыль с брагой, пустые тарелки.
— Марийка, плюнь ты на дежурство!— уговаривал он жену, не обращая внимания на начальство — Гульнём!
Марийка стояла у порога, не раздеваясь, обрывала мужа: «Пенициллин надо колоть, камфору и вообще — дежурство»,— а сама постреливала глазами в сторону Леонида Петровича. Она ушла, и Женя осталась встречать Новый год с четырьмя мужчинами — тремя взрослыми и одним малышом.
Ваня запросто, обращаясь на ты, потребовал, чтобы Женя ему помогала. Усадил всех за стол вкруговую, поставил перед каждым посуду для питья — стеклянную банку из-под компота, и начал разливать.
— Будешь?— спросил он Женю, приподняв бутыль над банкой.
— Гостей не спрашивают! Тоже мне, хозяин.
Леонид Петрович пить отказался. Ваня с Малинкой скоро осушили бутыль, наполнили ее снова и запели «Дывлюсь я на нэбо». Ваня все порывался от широты душевной дать пригубить сынишке, но Леонид Петрович стучал пальцем по столу. Женя с горящими щеками несколько раз поздравила хирурга с Новым годом, с новым счастьем.
Ваня вскоре захмелел слегка и, никого не слушая, громко начал рассказывать о себе. Объявил, что он, как всякий настоящий белорус, любиг картошку — барабулю и говорит «трапка», «бруки». Приехал сюда с первым эшелоном. В вагоне влюблялись, сразу играли свадьбы. На конечной станции стояли суток пять, ждали, кто заберет к себе. Приехал Ткач.—«Есть трактористы?» — «Сколько угодно!»—«Поехали в наш совхоз».— «А трактора есть?»—«Есть».—«Сколько?»—«Да штук пятьдесят, шестьдесят, на всех хватит».
Неплохо, думаем, нас сто тридцать парней, примерно по два человека на тракторе, как и полагается, можно работать со сменщиком.
«А река есть, можно рыбу ловить?»—«Есть, будем ловить и уху варить».—«А лесок, хоть небольшой, есть?»—«Да какой разговор, все есть, даже грибы. Поехали!»
Приехали... На весь совхоз пять тракторов, и те уже обеспечены. Ни речки тебе, ни лесочка, степь да степь кругом. Жили в палатках. Летом полезешь в чемодан, а оттуда змея: ш-ш-ш. Паника на всю бригаду, кто лопату хватает, кто что. Столовая под открытым небом, кашу едим, а на зубах песок хрусь-хрусь! Потом магазин открылся, часы лежали на виду, костюмы висели,— воровства никакого. Никто не охранял, шпана, какая была, разбежалась, остались мы, как братья, в одной семье. Зимой во время вьюги налетит шквал — и нет крыши на магазине. Покупатель выбегает, лезет в свой «ДТ-54»— и вдогонку за крышей. В первый урожай по шесть тысяч зарабатывали. Прицепов не было, так за машиной по две пароконных брички таскали.
Затем Ваня рассказал самую последнюю новость. Сегодня ребята из совхоза «Красивинский» звонили по телефону в Нью-Йорк, решили поздравить Поля Робсона и сообщить ему, что его именем названа новая улица в совхозном поселке. Сначала дозвонились до области, потом до Москвы, и вот ответила Америка.
«Квартиру Поля Робсона!»—«Назовите номер телефона». Ребята, конечно, не знали, какой у него телефон, в Нью-Йорке отказались искать, и Америка отключилась. Тогда девушки, московские телефонистки, взялись за дело, сумели выяснить телефон Поля Робсона и снова связались с Нью-Йорком. Дома застали всю семью Робсона, его детей и внуков. Тракторист Колесник поздравил певца с Новым годом и сообщил ему про улицу. Благодарил Робсон, благодарила его супруга. Робсон спел на прощанье «Ноченьку».
— Вот такая она, целина,— заключил Ваня.— По всей планете известная.
Женя представила себе, как невидимые волны несут рокочущие звуки над всей землей: «Ах ты, ноченька, ночь осенняя...»
Леонид Петрович слушал рассеянно. Малинка хлопал себя по коленам, хохотал невпопад и не сводил глаз с Жени. Спать улеглись поздно. Ваня в последний раз подбросил угля в печь, пошуровал кочергой, сделал шаг назад и плюнул на черную облицовку.
— Шипит,— удовлетворенно отметил он.— Молодец Костюк, хорошие печки ставит.
Новый год... Еще один оборот земли, медленный и неумолимый. Ровно в двенадцать Земля как будто приостановится на миг и спросит, а что сделано вами, дорогой товарищ, в прошлом году?..
Проснулась Женя раньше всех и долго лежала, прислушиваясь к шороху вьюги.
Вчера в Камышном, перед самым отъездом сюда, она стояла возле окна и смотрела на здание райкома. Входили и выходили, люди, разные — деловитые, веселые и мрачные, знакомые и незнакомые. Останавливались перед подъездом машины. Здесь всегда людно, и утром, и в полдень, и вечером, вне всяких часов приема...