Снега метельные - Страница 21

— Живем без прописки, сосчитать трудно. Сегодня человек сорок ночевало, к примеру.

— Да-а?.. А как же вы разместились здесь?

— Штабелем. И еще место осталось.

Парень чистосердечно рассмеялся, не выдержав своей заносчивости и растерянного вида девушки. Тетка Нюра уже сидела за столом рядом с парнем, и руки держала в карманах. Испуг Жени подогревал желание парня по­балагурить, ее наивное сочувствие и веселило его и вы­зывало некую гордость оттого, что и он среди прочих может жить вот в таких удивительных, мягко говоря, условиях.

— Последний прибежал с мороза, зубами, как волк, клацает, уже в потемках, открыл дверь, а дальше уже и шагать некуда. Автоколонна как раз прибыла, по совхо­зам не успели разъехаться, и все сюда. Куда ни ступи, то рука, то нога, то голова. Так он, бедняга, еле-еле дверь прикрыл и притулился у косяка в обнимку с ней, со своей родимой, с подушкой из кабины. Так и клевал носом до утра.

— А чем вы топите?

— Самодеятельность проявляем. Берем, что плохо лежит.

— А где умываетесь, гигиена хоть какая-нибудь со­блюдается?

Все это необходимо отметить в акте обследования.

— Снегу на целине хватает. Хочешь — умывайся, не хочешь, ходи грязный, теплее будет.

– Окурков-то, окурков!— Женя покачала головой, оглядывая земляной пол, который стал пестрым от окурков.

— «Герцеговина флор!» Метр курим, два бросаем. Других в поселок не завозят.

В двух соседних, так сказать, комнатах было при­мерно то же самое. Третья оказалась квартирой семей­ных. Женя чуть не охнула, разглядев в полумраке жен­щину-казашку и троих маленьких детей. Пол был чем-то толсто застелен, похоже, кошмами, но все равно было хо­лодно и неуютно.

Вышли во двор. Ничего не видно, кругом широкое, все застилающее становище автомобилей. Вслепую про­бираясь между новыми темно-зелеными кузовами и ка­потами, стоявшими почти впритирку, Женя и тетка Нюра кое-как добрались до просторного, сложенного из кирпича гаража. Добротные широкие двери были распахнуты. Две маленьких лампочки желтыми каплями висели под потолком, едва разгоняя полусумрак зимнего дня. Внутри, на кирпичах, горел костер, звонко стреляла ис­крами вонючая смолистая пакля. Возле бесколесной ма­шины, беспомощно осевшей на домкратах, возились шоферы. Женя услышала голос Сергея Хлынова. Он ру­гался на кого-то, и весьма неприлично, причем так громко и отчетливо, что у Жени закружилась голова. Но она не повернула обратно от этого срама, она пришла испол­нить свой служебный долг и узнать условия труда рабо­чих, насколько здесь соблюдается промышленная сани­тария.

Сергей лежал на спине под машиной, видны были только его стоптанные валенки носками вверх, клочья рыжей ваты торчали из обожженных, словно прострелен­ных штанов.

– Her плохих машин, есть плохие шофера! –И Сер­гей снова понес по кочкам какого-то незадачливого собрата.

Тетка Нюра подошла к нему вплотную, прислуша­лась – Хлынов продолжал браниться, – ссутулилась и сильно пнула его под зад. Сергей, пятясь, молча и зло выкарабкался из-под машины, глянул свирепо на тетку Нюру и, жалея, что перед ним женщина, проговорил:

— Нашла футбол, старая!

Увидев Женю, он сверкнул белыми зубами:

— А-а, здравствуй, Женечка!

Почему он ее называет, как Ирина Михайловна?

— Здравствуйте,— неприветливо ответила Женя, буд­то не узнавая Хлынова.

Сергей сунул большой разводной ключ под мышку, согнулся и шагнул к костру.

— Ну, как, тетка Нюра, самогонка к седьмому подо­рожает?— крикнул он, хватая пламя замерзшими, скрю­ченными пальцами.

– Я тебе, антихрист, такого самогона дам, сто лет икать будешь! Ишь, нахальная морда, зубоскал, черто­лом!

— Ладно, ладно, остынь,—миролюбиво проворчал Сергей и подмигнул Жене.

Согрев руки, он накалил в пламени ключ и, обжи­гаясь, перекидывая его с ладони на ладонь, снова полез под машину

От всего увиденного сегодня у Жени стала побаливать голова. Пора уже было сделать выводы. Сплош­ные, прямо-таки повсеместные нарушения санитарных норм и правил.

Пошли в контору ловить директора. Между машина­ми колобродил, обжигая лицо, знобящий ветер. И как они тут работают, как они могут лежать в такую пору на мерзлой земле, под машиной и хватать голыми руками металл, к которому прилипают пальцы!

Нет, это незаурядные люди, избранные. Могут оскор­бить ненароком, обидеть, грубое слово сказать, но они всё сделают, всё выполнят, всегда выручат в беде.

В конторе толпился народ. Сесть было не на что. Жа­кипов сидел на краешке дощатого стола, подбоченясь, скуластый, усатый, и невозмутимо отбивался от наседав­ших. Молодой шофер с зелеными крапчатыми глазами, в шинели, просил бензина для четырех машин. Они шли с самого Тобола и нигде не смогли заправиться.

— Что за порядки?!— возмущался шофер.— Приехал на вывозку хлеба, дают тебе машину прямо с завода, теп­ленькую, ни номера, ничего. Оставляй, говорят, права и бери машину в свое полное распоряжение. Взял. Приехал заправиться, а там опять, оставляй права или давай разрешение Жакипова. Да сколько их у меня, прав-то? Давай, начальник, разрешение?

— Не могу. Для своих ребят бензина нет. Полторы тысячи машин.

— Мы тоже свои, советские!

— Видел таких. Куда свой бензин девал, на водку?

Женя, до глубины души возмущенная таким равно­душием к нуждам водителей, шагнула вплотную к столу директора.

–– Почему вы так разговариваете?! Энтузиазм надо поддерживать, а вы его глушите!

Жакипов удивленно глянул на нее через плечо,— откуда здесь женский голос?— и тонко кашлянул.

— Энтузиазм есть —хорошо, а бензина нет.

«Ну и ну!»

— Почему в общежитии нет топлива?— почти закри­чала Женя, уверенная, Жакипова сегодня же, через час-другой с треском снимут с работы.

— Область наряда не дает на уголь.

Жакипов отвечал ей монотонно, спокойно, не чуя никакой беды над своей головой, будто ему приходилось тысячу раз на дню отвечать на подобные вопросы. Он как бы повторял урок бестолковым ученикам, не могут понять самых простых вещей.

— А на станции Тобол горы каменного угля лежат! Ваши машины все равно оттуда порожняком идут.

Никогда еще, кажется, Женя так не злилась, не кипя­тилась, не теряла выдержку. И ей совсем не хотелось успокаиваться сейчас. И никто ее не успокоит после всего увиденного и услышанного. Она стала кричать на Жаки­пова, будто у нее в кармане уже лежало решение о сня­тии его с работы. Но надо еще и вразумить его, дать ему почувствовать всю его безответственность.

— На Тоболе есть, да не про нашу честь,— отвечал Жакипов.

— Заботливый руководитель должен найти выход из любого трудного положения. А вы бюрократ — сидите, отмахиваетесь! Я сейчас пойду в райком и доложу са­мому Николаеву. Посмотрим, как он с вами поговорит и как вы потом будете разговаривать с шоферами.

К ее великому смятению шофер с крапчатыми гла­зами начал ухмыляться и подталкивать локтями това­рищей:

— Гляньте на нее, братва, ну дает!

— Слушай, дочка...— начал Жакипов, теряя наконец терпение.

— Какая я вам дочка! Я помощник государственного санитарного инспектора из райздрава. Почему гараж не отапливается? Кирпич у вас во дворе валяется, печки сложить нетрудно. По вашей милости люди день и ночь мерзнут, в гараже ветер свищет!

Жакипов привстал со своего стола, однако, все еще не очень напуганный.

— Ты говоришь, печку. Нельзя печку, понимаешь? В гараже паровое отопление положено, чтобы огня нигде не было, понимаешь? У нас бензин, сразу вспыхнет. По­жарная инспекция не разрешает. А для парового у нас пока еще нет котельной, понимаешь?

Лишая его возможности и дальше конфузить ее, Женя перебила:

— Ну, а свет провести можно? И чтобы двери закры­вались от ветра, это-то можно? Распустили вас, терпят бедные шоферы.

Все в комнате засмеялись, загоготали. Кроме Жакипова.

— Чтобы через день был уголь в общежитии, чтобы там не топили чем попало. Выдайте умывальники, где хотите, там и найдите. И чтобы в каждой комнате был бачок с питьевой водой. За невыполнение на первый раз получите персональный штраф в размере ста рублей. Ясно, товарищ Жакипов? А самое возмутительное и нетерпимое в том, что у вас под носом, в землянке, на мерзлом полу живет семья, женщина с маленькими детьми!