Снег в Гефсиманском саду (сборник) - Страница 21
Соломон Исакович вынырнул, громко фыркнул, закинул голову назад и засмеялся. Подтянул поближе мячи, подложил их себе под затылок, оттолкнулся ступнями от стены и поплыл на спине. Доплыл да лебедя, поймал его одной рукой за шею, стал на ноги, чтобы поплавать теперь на животе. Прижал шарообразное резиновое туловище к груди и заплакал.
Железные балки, лежавшие в основе конструкции дома, не позволили полу провалиться под тяжестью воды. Тем не менее нижнюю квартиру сильно затопило. Влажные потеки на потолке и стенах появились еще до полуночи, но, занятые тостами, соседи спохватились лишь, когда вода потекла по полу. Они начали звонить и стучать в верхнюю квартиру, но никто не открыл. Обращаться в городские службы в новогоднюю ночь было бессмысленно, и соседи вызвали милицию. Еще до прихода милиции они услышали сильный шум в канализационных трубах, и через некоторое время вода перестала течь по стенам. Однако квартира была в ужасном состоянии.
Когда пришла милиция, дверь открылась на первый же звонок. Человек, открывший дверь, был полуодет, но выглядел нормально, если не считать накрашенных губ. Милиционеры вошли в квартиру, заглянули поверх перегородки внутрь пустой теперь комнаты, велели Соломону Исаковичу одеваться и забрали его с собой.
Благодаря накрашенным губам Соломон Исакович очутился в психиатрической лечебнице. Он не протестовал и не буйствовал, и после короткой беседы с врачом его умыли и поместили в палату с депрессивными.
Сам Соломон Исакович подавленности не чувствовал, наоборот, его тело все еще хранило в себе с прошлой ночи ощущение легкости и ловкости во всех членах. Он с удовольствием вытянулся на пружинной больничной кровати, очень удобной после раскладушки, закрыл глаза и стал вспоминать переживания прошлой ночи. Постепенно он начал думать о том, что могло послужить причиной протекания и что надо сделать, чтобы этого больше не случилось. Вероятнее всего, слабым местом было отверстие для стока воды и, возможно, швы в стенках под окнами и у батареи. Интересно было бы взглянуть на квартиру соседей снизу, посмотреть, где больше всего протекло. В следующий раз надо… впрочем, Соломон Исакович прекрасно понимал, что следующего раза не будет.
Первые дни Соломона Исаковича почти не беспокоили, только мерили температуру и давали успокаивающие таблетки. Температура у него была всегда нормальная, а от таблеток он много спал. О будущем он не тревожился, так как понимал, что это, как и всегда, не зависит от его воли. Если его отпустят домой, нужно будет сразу выплатить соседям убытки. Соломону Исаковичу было неловко перед соседями и хотелось сделать это как можно скорее. Позволят ли ему жить в его квартире? И заставят ли снять весь кафель? С другой стороны, не исключено, что его будут судить. Соломон Исакович не уверен был, за что именно, но знал, что могут. Но и это его не тревожило – вообще Соломон Исакович с удовольствием заметил, что с новогодней ночи тревоги и заботы совсем оставили его. Когда он не спал, он помогал санитарам выносить судна и утки и менять постельное белье, уговаривал депрессивных поесть, гулял с ними по коридору. В палате было тихо, и Соломону Исаковичу было хорошо, не хватало только книжек.
Соломон Исакович уже начал надеяться, что про него все забыли, что он побудет здесь некоторое время и вернется домой, когда его вызвали на беседу к врачу. Врач была миловидная молодая женщина с рассеянными глазами и следами постоянного утомления вокруг рта. Как и при поступлении в больницу, она спросила Соломона Исаковича, почему он решил построить бассейн у себя в комнате и зачем он красит губы. Тогда, в начале, Соломон Исакович не сумел ответить ни на один из вопросов; особенно смутил его второй, так как это для него была новость. Но через некоторое время он сообразил, в чем дело, и теперь объяснил это врачу. Поверила ли она ему, он не знал, она ничего не сказала, не посмотрела на него, а только записала что-то в историю болезни. Он давно кончил говорить, а она все писала, затем сказала:
– Да? Я слушаю.
Но Соломону Исаковичу нечего было больше сказать.
– А бассейн? Как вы объясняете бассейн?
Хотя Соломон Исакович и предвидел вопрос, но ответить на него он не мог. Правда заключалась в том, что он никак его не объяснял – себе. А как объяснить его другим? Ни когда он задумывал это дело, ни когда строил, мысль о «других», о том, что они могут подумать, как они могут взглянуть на это, не приходила Соломону Исаковичу в голову. Это было попросту за пределами его забот. Сейчас, начав об этом размышлять, он, разумеется, понимал, что другим все это дело могло показаться дикостью, прихотью безумца. Что ж, их право – но ведь по замыслу Соломона Исаковича они не должны были об этом и знать. Технические неполадки привели к неприятностям, и все узналось, а все-таки опыт показал, что практически дело это было вполне возможным, осуществимым… Но эта сторона вопроса наверняка не интересовала врача. Соломон Исакович вздохнул и ответил:
– Я не объясняю.
– А как же? Просто захотелось – и построили?
– Совершенно верно, – подтвердил Соломон Исакович. Это, в сущности, и было единственное разумное объяснение. – Мне давно хотелось, но в коммунальной квартире никак нельзя, а когда дали отдельную, стало возможно, и я построил.
– Но как вы объясняете, что вам именно бассейн захотелось? Откуда такая дикая идея? Попробуйте вспомнить, что вас на это натолкнуло.
Соломон Исакович покачал головой. Идея эта жила в нем давно, и он не помнил, чтобы толчком послужил какой-нибудь определенный внешний повод. Объяснить, почему человеку захотелось того или иного, он считал и невозможным, и бессмысленным.
– Что же тут головой качать? Ответить надо, когда спрашивают, а не головой качать. Отдельная квартира, вы говорите. Так ведь с отдельной квартирой много чего можно сделать – обставить, например, как люди обставляют, хобби себе интересное найти, если руки чешутся. Разве вы на необитаемом острове живете, не знаете, как люди делают?
– Вот это и было мое хобби, – неловко усмехнулся Соломон Исакович.
Женщина опять что-то записала.
– Ну, хорошо. Хобби. И вы считаете, что так и положено? Так и надо?
С этой стороны Соломон Исакович вопрос тоже никогда не рассматривал. Правда, когда он работал у себя в комнате, а особенно, когда приносил материалы и выносил мусор, он старался это делать тихо и незаметно, но это больше по привычке, приобретенной за всю долгую жизнь.
– Положено – я не знаю. Я об этом не думал.
– Не думали. Хорошо. А вы не думали, что будет, если все начнут строить у себя в квартирах бассейны? Это вам не приходило в голову? Вам захотелось, и вы построили, а что будет, если все начнут делать, что кому захочется?
Соломон Исакович улыбнулся врачу и сказал:
– Ах, если б все могли делать, что кому захочется!
Но ответной улыбки не получил. Врач оперлась подбородком на руку, усталые линии четче прорезались вокруг ее рта, и она повторила:
– Этак каждый, кому захочется, начнет строить у себя в квартире бассейн или теннисный корт.
– Нет, – возразил Соломон Исакович, – это вряд ли. Большинству это просто в голову не придет. Большинству их квартиры нужны для жилья. И времени у них нет или сил. А мне и жилплощади много не нужно, и время было, и силы.
– По-вашему, получается, если бы у людей было время и силы и квартиры были бы просторнее, так все бы что-нибудь такое диковинное у себя по домам устраивали?
– Может, не все, но многие, я думаю.
– Значит, вы считаете свои действия вполне нормальными?
Соломон Исакович подумал немного. Он прекрасно знал, что на старой квартире соседи считали его ненормальным. Но за последние полгода он отвык от соседских комплиментов, да и слишком был занят решением практических задач для того, чтобы задумываться о нормальности своих действий. В то же время он понимал, что врач спрашивает неспроста. Однако угадать, какой ответ будет ему на пользу, а какой во вред, не мог и снова ответил правду: