Снадобье для вдовы - Страница 68

— Мастер Исаак, я позвал вас сюда, чтобы сообщить хорошие новости, — сказал Беренгер.

— Ваше преосвященство хорошо себя чувствует?

— Совсем не об этом. Мне сказали, что лорд Улибе де Сентеллес въехал в город в сопровождении вашей достойной дочери. Сначала они заедут сюда, потому что она хочет убедиться, что дорога не повредила ему.

— Он был ранен всего лишь восемь дней назад, — заметил Исаак, — а так несерьезно к этому относится. Человека послабее такие раны свели бы в могилу.

— Я получил от него отчет, в котором в числе прочего он пишет о своем намерении обеспечить будущую безопасность дочери сеньоры Серены, женившись на ней. Мой добрый сержант был уверен, что он влюбился в нее с первого взгляда, поэтому, возможно, это и не удивительно.

— Он подвергал себя опасности ради этой семьи. Я думал, что причина — его сильная привязанность к Паскуалю Роберу, вернее, Жилю де Фенестресу, как его следует называть, — сказал лекарь.

— Мне хочется думать, что обе причины были для него важны, — ответил епископ. — Но вот что огорчает меня, мастер Исаак, так это то, что Луиса Мерсера занесло так далеко. Он не был приятным человеком, и у него имелись свои странности, но я даже не догадывался, что он сошел с ума.

— Думаете, ваше преосвященство, что это сумасшествие? — сказал Исаак. — Вряд ли. Подобные деяния произрастают из жадности. Так много народу умерло, вокруг столько разбогатевших в одночасье благодаря свалившемуся на голову наследству от какого-нибудь дальнего родственника, что лжецы и мошенники расплодились неисчислимо. Теперь каждый занят поисками невостребованного наследства среди своей родни. Печальный факт, но он стал частью нашей обыденной жизни. Так что Луис Мерсер не был сумасшедшим.

— Но ведь Луис Мерсер не был родственником Жиля.

— Не был, Ваше преосвященство. Он был дальним родственником сеньоры. Она рассказала мне, что его отец строил планы в отношении ее семьи, когда его сын был еще маленьким мальчиком. Похоже, он взрастил в сыне уверенность, что тот получит свое состояние, когда женится на ней. Мерсер был в ярости, когда она вышла за другого.

— Но больной человек не станет лелеять свою ярость так много лет, — заметил епископ.

— Я и не говорил, что он это делал, — сказал Исаак. — В конце концов, он удачно, как говорят, женился, но и его жена, и его ребенок умерли. Думаю, что когда он говорил мне, что последние два года он мучается от бессонницы и меланхолии, он не лгал.

— Говорили, что он опечален смертью своей жены, — сказал епископ.

— Мне кажется, — Ваше преосвященство, что он вынашивал планы выгодного брака, который когда-то ему не удалось заключить. Давайте представим ситуацию. Мерсер был в Барселоне, когда его кузина выходила замуж за Жиля де Фенестреса. Он видел, как они выходили из церкви. Паскуаль Робер появился в нашем городе два года назад, и Мерсер узнал его. Не как верного слугу короля, а как человека, который женился на Серене вместо него самого. Вероятно, он был единственным в городе человеком, который знал, кто такой Паскуаль Робер на самом деле. Он видел его каждый день на обменной бирже, это действовало на него, как язва _;которая с каждым днем становится все больше.

— Вы хотите сказать, мастер Исаак, — произнес епископ, — что человека, который хранил свои тайны, как в могиле, и был осторожен, как дикий зверь, узнал некто, кому было известно его лицо только потому, что он был мужем женщины, на которой тот сам хотел жениться?

— Совершенно верно, Ваше преосвященство. Мерсер вообще считал, что она вручила себя и свое богатство простому клерку. Кому-то, стоящему на социальной лестнице гораздо ниже его самого.

— И он нанес самый жестокий удар, какой только мог, убив его. Кто знает… Может, он еще надеялся жениться на ней.

— Вы знаете, она ждет ребенка, — заметил лекарь. — Это помогло ей выдержать удар.

— Значит, среди печальных новостей есть и радостные… Полагаю, что с приездом его светлости и вашей дочери здесь снова поднимется суматоха.

— Что с тобой происходит, Ракель? — нетерпеливо накинулась на нее мать. — Через два дня Йом Кипур, столько дел надо сделать, а ты сидишь в уголке и хандришь, как благородная дама в окружении слуг.

— Мама, я устала, — отозвалась Ракель. — У меня было много работы.

— Чепуха, — отрезала Юдифь.

— Последние пять дней, я или утешала вдову, которая потеряла любимого мужа, или выслушивала всякий вздор от двух юных дам, которые считали, что они влюблены. То плакала от искреннего сочувствия к настоящему горю, то давала советы, например, о том, что имеет в виду твой возлюбленный, когда он говорит то-то и то-то. А в промежутке — ухаживала за больным, который напрочь отказывался делать то, что ему говорят. Я устала.

— Но ты уже дома, — напомнила ей мать.

— Они постоянно мне жаловались, мама, но при этом возлюбленный одной из них находился рядом, а другой — не далее как в двух часах езды верхом. — Она разрыдалась.

— Он вернется, — мягко произнесла Юдифь, присаживаясь рядом с Ракелью на скамейку под деревом, и приобняла ее.

— Я не должна сердиться, — всхлипнула Ракель. — Госпожа Клара прошла через такие испытания, а мать доньи Томазы пытается выдать Томазу за другого. И она была великодушна ко мне. Перед моим отъездом она принесла мне завернутый в полотно сверток. Я до сих пор не посмотрела, что там.

Леа с ворчанием отправилась за свертком.

— Она сказала, что это от них обеих, — сказала она, положив сверток себе на колени. — В знак благодарности за спасение жизни лорда Улибе.

Юдифь заглянула было через плечо дочери, но потом поднялась.

— Покажешь мне потом. Мне нужна Наоми… — с этими словами она уже исчезла в доме.

Ракель развязала ленту, которая скрепляла сверток, и развернула его. Внутри оказалась изысканная сорочка из тяжелого шелка, вышитая белыми и серебряными нитями.

Мама, посмотри, — сказала она. — Это львы, они играют… — и только тут вспомнила, что рядом никого нет.

— Конечно, львы, — произнес глубокий голос позади нее. В конце концов, меня же зовут Даниэль.

— Даниэль! — пронзительно вскрикнула Ракель, вскочив и уронив сорочку на скамейку. — Я думала, что ты затерялся в море, — она обвила его руками.

— Когда меня ждет такая девушка? — улыбнулся он. — Никогда!

— Когда ты вернулся? — спросила она, отпустив его и, взяв себя в руки, снова опустилась на скамейку. — Нам никто ничего не говорил.

— Я только-только с дороги, — ответил он. Даже моя тетя еще не знает, что я вернулся, поэтому мне срочно надо домой. Но сначала я должен был увидеть тебя. Ты прекрасна, как никогда, — добавил он. — Но глаза заплаканные.

— А ты пропыленный и загорелый, как заправский моряк, — рассмеялась Ракель. — Но самый-самый долгожданный.

— Не понимаю, как мать может так глупо потерять своего ребенка, — рассуждала Юдифь. Они сидели во внутреннем дворике, наслаждаясь вечерней прохладой после ужина. Ветерок задул свечу, но Юдифь не стала звать служанку за другой свечой. — Я понимаю, что такое может случиться во время войны или бунта. Но она просто проявила беспечность.

— Она винит себя, моя дорогая, — заметил Исаак. — Но она любит своих детей столь же страстно, как и любая другая мать. Мы не знаем в точности, что происходило в их жизни в то время. Знаем лишь, что королевство воевало и свирепствовала чума. Такие события оказывают серьезные последствия, которые быстро не проходят. Она сбежала от опасности, полагая, что ее дочь в надежном месте.

— И она ошиблась, — сказала Юдифь. — Отправила девочку к каким-то монахиням. Даже не к друзьям. Это не то же самое, что послать Мириам к Дольче на соседнюю улицу.

— Юдифь, ты слишком строга к ней.

— Просто мне невыносимо слышать о тех страшных вещах, которые могут случиться с детьми. Очень рада, что Даниэль вернулся. А то я уже начала беспокоиться.