Смотри в лицо ветру - Страница 20

– Что?

– Йолеус хотел бы узнать, какие выводы ты сделал на основе своей теории о влиянии гравитационной восприимчивости на религиозность разумных существ, в частности применительно к эсхатологическим верованиям.

Уаген терял стилус из виду. Он огляделся, наморщил лоб.

– Что, прямо сейчас?

– Я только что вспомнила.

– Мм, погоди. Чуть позже, ладно? А то эта штука от нас вот-вот улетит.

Уаген нашарил кнопку на левом манжете, одежда прильнула к телу и перестала хлопать на ветру. Он принял позу пловца: сложил руки вместе и обернул ноги хвостом. Рядом с ним 974 Праф свернула крылья, тоже принимая более аэродинамическую позу.

– Я не вижу штуки, которую ты обронил.

– Я вижу. Еле-еле. По-моему… Ой, куда же он!

Стилус удалялся. Судя по всему, аэродинамическое сопротивление стилуса было несколько меньше его собственного, даже если бы он нырнул в атмосферу вниз головой. Он взглянул на Переводчика.

– По-моему, придется ускориться, – крикнул он.

974 Праф подобралась, плотнее сложив крылья и вытянув шею. Она чуть ускорилась, немного обогнала Уагена, потом расслабилась и стала подниматься обратно.

– Быстрее не могу.

– Ну ладно. Увидимся.

Уаген нажал еще пару кнопок на запястье. Из ножных браслетов выдвинулись и зажужжали крошечные моторчики.

– Осторожней! – крикнул он Переводчику.

Лопасти пропеллеров были выдвижными. Для того чтобы догнать стилус, особо разгоняться не нужно, но какой был бы ужас, если он ненароком покалечил бы одну из доверенных прислужниц Йолеуса.

974 Праф уже отлетела на несколько метров в сторону.

– Я попробую пока перехватить твою шапку так, чтобы меня фальфикоры не съели.

– А, хорошо.

Скорость полета Уагена увеличилась; ветер ревел в ушах, а едва слышные хлопки и потрескивания в ушных раковинах и черепных полостях подсказывали, что давление немного выросло. Он лишь на миг потерял из виду стилус, но казалось, что никогда больше его не найдет; инструмент затерялся в океанской синеве бесконечного небосвода.

Эх, только бы сейчас зацепиться за стилус взглядом, тогда уж Уаген его не упустит. Он подумал, что здесь налицо некоторое сходство с глифом о внезапном появлении фальфикоров. Что-то из области сенсорной концентрации, проявления порядка в полухаотичном поле зрения.

Наверное, стилус отнесло в сторону. Возможно, хорошо замаскированный хищник счел его съедобным и проглотил. А возможно, Уаген заметит стилус лишь тогда – учитывая, как низко они опустились, – когда оба достигнут восходящего склона аэросферы. Наверное, он заметит, как стилус отскочит. Насколько крут склон? Аэросфера на самом деле не сфера, две ее доли не сферичны, просто на каком-то уровне направления склонов инвертируются, уходя под выпяченную стенку клоаки.

Кстати, далеко ли пролегает полярная ось аэросферы? Помнится, она где-то рядом; общеизвестно, что гигалитическая линза Бютюльне уже несколько десятилетий не удалялась от полярной оси аэросферы. Возможно, придется приземлиться прямо в отверстие клоаки! Он вгляделся. Никаких признаков твердой массы в поле зрения. Да и потом, говорят, что отверстие можно заметить только после нескольких дней снижения. Если стилус упал в скопившиеся там массы отходов, его уже не найти. Ох, а ведь там, внизу, наверняка что-нибудь водится. И, как сказала бы 974 Праф, оно может его съесть.

А вдруг он опустится в клоаку как раз в тот момент, когда она должна будет извергнуть содержимое? Тогда он наверняка погибнет. В безвоздушном пространстве! Погребенный, в сущности, в коме навоза, какими бы красивыми словами не называли эти отходы! Какой ужас!

Период обращения аэросфер составлял от пятидесяти до ста миллионов лет, в зависимости от их близости к центру галактики. В передние доли они засасывали пыль и газ, а раз в несколько сотен тысячелетий выбрасывали из задних долей отходы, не поддающиеся переработке флорой и фауной. Спрессованные комья размером с небольшие луны извергались из шаровидных несообразностей размером с коричневого карлика, складываясь в характерную цепочку испражнений, что позволяло отслеживать перемещения аэросфер по спиральным рукавам, начиная с тех самых пор, когда эти удивительные миры впервые появились в галактике – приблизительно полтора миллиарда лет назад.

Подразумевалось, что аэросферы имеют искусственное происхождение, но, если честно, никто – то есть никто из тех, кто об этом вообще задумывался, – понятия не имел, откуда они взялись. Возможно, об этом знала мегафауна, но, к великому разочарованию ученых вроде Уагена Злепе, существа, подобные Йолеусу, настолько превосходили загадочностью само определение Непостижимых, что их с тем же успехом можно было окрестить Балаболами или Болтушками.

Уаген прикидывал скорость своего падения. Наверное, если падать слишком быстро, то можно напороться на стилус. В буквальном смысле слова. С летальным исходом. Подумать только, ирония судьбы. Да еще и весьма болезненная. Дисплей в углу наглазника показывал скорость двадцать два метра в секунду, с постепенным ускорением.

Уаген установил постоянную скорость двадцать метров в секунду, снова взглянул на синюю бездну внизу и вдруг заметил стилус, который падал, чуть покачиваясь, словно невидимая рука вычерчивала им спирали. Уаген прикинул, что теперь перемещается к нему на подходящей скорости. Когда до стилуса оставались считаные метры, он уменьшил скорость до парения перышка в неподвижном воздухе и поравнялся с инструментом.

Уаген вытянул руку и поймал стилус. Он хотел замедлить падение красиво, как мастер боевых искусств (при всей своей академичности он обожал приключенческие боевики самого низкого пошиба), развернувшись так, чтобы ноги оказались внизу и лопасти пропеллеров на щиколотках препятствовали встречному потоку воздуха. Лишь позже он сообразил, что пропеллеры могли его запросто покалечить, а тогда просто потерял равновесие и с воплями хаотически закувыркался в воздухе, неловко подвернув хвост, чтобы удержать его подальше от лопастей, – и, естественно, снова выронил стилус.

Он раскинул конечности в стороны, пытаясь остановить кувыркание, потом наконец извернулся, снова приняв позу ныряльщика, и поискал взглядом стилус. Высоко-высоко легчайшим намеком виднелась громада Йолеуса, а чуть сбоку от левиафавра – крошечный силуэт, поскольку расстояние все еще позволяло его различить. Это, надо полагать, 974 Праф. А, а вот и стилус, теперь он оказался выше его, потому что перестал кувыркаться и возвращается на прежнюю траекторию летящей арбалетной стрелы. Пользуясь манжетным пультом, Уаген убавил мощность пропеллеров.

Рев ветра утихал; стилус плавно упал ему в ладонь. Уаген прикрепил его к планшетке и с помощью того же пульта сперва расправил лопасти и уменьшил частоту их вращения. Кровь прилила к голове, рев в ушах снова усилился, а синева перед глазами запульсировала и потемнела. Ожерелье – прощальный подарок тетушки Зильдер – соскользнуло под подбородок.

Он подождал, пока не закончится холостой пробег лопастей, затем снова включил мотор. Голову еще сильно вело, но в остальном ощущения были в пределах нормы. Головокружительный полет перешел в медленное снижение, плотный воздух перестал его раскачивать, а встречный ветер сменился легким бризом. Наконец Уаген остановился и разумно решил, что лучше подняться, не отталкиваясь пропеллерами браслетов, а просто раскрыв капюшон, который и утянет его вверх.

Он завис головой вниз – практически неподвижно; пропеллеры медленно крутились в плотном воздухе.

Уаген сощурил глаза.

Внизу что-то было: вдали виднелся какой-то объект, почти скрытый дымкой. Крупный объект. Его очертания заполняли примерно такую же часть поля зрения, как и ладонь вытянутой руки, однако он находился так далеко, что его контуры едва угадывались. Уаген посмотрел повнимательнее, отвел взгляд и снова уставился вниз.

Там определенно что-то было. Нечто, похожее на аэростат с плавниками. Наверное, какой-то левиафавр, хотя Йолеус утверждал, что Мюэтениве завела их в такие беспрецедентные глубины, где находиться было неприлично, обидно, вредно и вдобавок позорно, так что помимо сладкой парочки здесь вряд ли обитали иные гигантские создания. Вдобавок очертания были какими-то… неправильными: слишком много плавников, а если предположить, что это спина создания, то она выглядела чересчур асимметрично. Очень странное зрелище. Навевает некоторую тревогу.