Смотри, что принесли наши сети - Страница 8

— Ну чего вы так сразу…

— А ничего. Сам не будешь нарываться, и все пройдет хорошо. А если вот так себя вести — геморроя не оберешься. Знаешь, как в книжках говорят: «Не буди лиха».

Макс промолчал.

Сумка. Небольшая такая красно-черная сумка, с какими ходят на тренировку. Без сомнения, всю жизнь сержанта полиции Сергея Гарибовича Оганесова — а это почти двадцать три с половиной года — можно разделить на две большие и пока еще примерно одинаковые по продолжительности части. До этой сумки. И после. Даже более того, если хочется, чтобы эта история выглядела эффектно и театрально, можно смело сказать, что было два Оганесова. До. И после.

Тот, который «до», учился в школе олимпийского резерва. Перспективный спортсмен. Не самый выдающийся, но настолько хороший, чтобы регулярно попадать в число тех избранных, кто ездить на региональные, межрегиональные и прочие, и прочие соревнования. И жизнь как-то текла своим чередом. Все было достаточно просто и понятно. Тренировки, соревнования, тусовки с друзьями. Если показываешь хорошие результаты на беговой дорожке, то по поводу остальных, совершенно бесполезных вещей можно не переживать. Всякие там алгебры и русские языки учатся как-то сами, откуда-то берутся четвертные оценки, вообще все хорошо. После школы будет факультет физо в пединституте. Потом тренером. Или можно сразу пойти инструктором в фитнес-центр… А тут вот одним весенним вечером возьми да и попадись на глаза эта красно-черная сумка.

Она лежала между кустами и сетчатым забором, которым был окружен школьный стадион. Хороший стадион, лучше, чем многие другие, и посторонних людей туда не пускали. С Серегой в тот вечер были еще двое, и вообще-то сумку они заметили с улицы. Сквозь сетку забора. Непонятно, как она туда попала. Уронить ее там невозможно. Разве что кто-нибудь специально перекинул.

Внутри была пара кроссовок в пакете, MP-3 плейер и к нему несколько дисков в мягких конвертах, спортивный кошелек, два или три автомобильных журнала, запечатанная бутылка минералки. И, в общем-то, все. Самое главное — никаких документов, телефонов или чего-то вроде того. Бирка в пластиковом кармашке тоже не была заполнена. Так что возвращать имущество некому, и найденное поделили по-братски. Серега взял себе плейер. С антишоком — для бега самое то. Кроссовки всем троим были великоваты, но вообще вещь модная, и на завтра их удалось толкнуть кому-то из старшеклассников.

А потом, где-то через неделю, нашелся владелец. Никто его не видел. Но классные сделали объявление, мол, так и так. Вдруг кто-нибудь видел и все такое. Только вот отдавать к этому времени уже было нечего. Кроссовок нет, денег тоже. Только журналы и Серегин плейер. И Серега уперся. Плейер ему и самому нужен. Может быть, если бы сразу, когда появился хозяин, они пошли и все рассказали, то и обошлось бы. Ведь и правда не было никаких документов. Но рассказать — это же, во-первых, страшно. А во-вторых, — несправедливо. Он тут ишачит на школу, медали, призовые места зарабатывает. Школа может и со своей стороны какую-то заботу проявить. Нет-нет, Серега перспективный спортсмен, даже если что-то и откроется, его не тронут. А кроме того, почему лично он должен что-то отдавать, а остальные — нет? И вообще — ему скоро на соревнования. Пока туда съездит, пока обратно, все и забудется.

Не забылось. Пока он был на соревнованиях, история набирала обороты. Сумка, оказывается, принадлежала какому-то то ли депутату, то ли меценату, то большому начальнику из ГорОНО. И он пришел как-то на открытый урок, и увидел эти свои кроссовки. Модные. Того парня к директору. Потом Серегиных друзей. А начальник этот что-то очень важное для директора делал. Чуть ли не новый спортзал обещал построить. Так что Серегу, когда он вернулся, ждали с распростертыми объятиями.

Плейер забрали, из школы выгнали. Обошлось без милиции — тогда еще милиция была — но дома был жуткий скандал. И чтобы окончательно мордой в грязь, в последний вечер он подрался со старшеклассниками. Вернее как «подрался» — сидел себе на лавочке на стадионе, а тут они и подошли. Четверо их было. Или пятеро. И один — тот самый, которому кроссовки продали. В общем, они и спрашивать ничего не стали. Четверо их. А за Серегу никто вписываться не стал. Закончилось без переломов, но на левую ногу потом еще месяца два прихрамывал. В объяснительной написал, что поскользнулся на лестнице. Директор и не ждал другой версии.

Началась жизнь «после сумки». У нее было два главных признака. Первый — теперь все непонятно. Второй — теперь все плохо. Постоянно плохо. В новой школе попытался объяснить местным, кто есть кто. В итоге со всеми передрался, пришлось перейти в другой класс, а через год и в другую школу. Плюс теперь нужно было учиться. А учиться не получалось. Спорт забросил. Жизнь становилось все хуже и хуже. Перспектив никаких. В следующий класс переводили просто потому, что на второй год теперь не оставляют. Пробовал поступить в колледж — все равно на какую специальность, лишь бы конкурс поменьше. Но дольше чем на полгода терпения не хватало — бросал. В военкомат пошел с надеждой, что теперь все закончится раз и навсегда. Но как-то обошлось. Хотя внутренние войска — это тоже не сахар. После срочной на контракт не остался. Приехал домой. Через три месяца поступил на службу в полицию.

Если б можно было вернуться назад, в тот самый весенний вечер. И снова эта красно-черная сумка за забором стадиона. Чтобы он теперь с ней сделал? Да ничего. Так и оставил бы там. Второй Сергей Оганесов, тот, который знает, что лучше не напрашивается на неприятности, сформулировал для себя очень простое правило. Не лезть туда, куда не просят. Даже если там что-то очень интересное. Они там как-нибудь сами справятся. Без тебя. Если надо будет — позовут. Тогда и пойдешь. А пока — сиди, где сидишь. И не высовывайся. А то и без головы можно остаться.

Море было темное и холодное. У самой поверхности тонкая полоска теплой воды, а дальше вглубь — все холоднее и холоднее. И берега не видно. Куда ни посмотришь — только эти черные тяжелые волны. Макс устал плыть. Он чувствовал, что замерзает, чувствовал, что к левой ноге прицепилось что-то массивное, оно тянет на дно, и уже не получается выпрямиться, и волны накрывают с головой, он пытается вздохнуть, но хватает ртом соленую воду.

— Да ты собираешься вставать, не? — Оганесов еще раз потряс Макса за ногу.

Макс дернулся, отбрыкиваясь, разлепил глаза и тут же закрылся рукой, морщась от зеленовато-желтого электрического света. Ну конечно. Это ж полиция. По-прежнему закрывая глаза ладонью, выпрямился и сел.

— Давай-давай, там приехали за тобой, — Оганесов одной рукой взял Макса под локоть, другой натянул на него капюшон и повел к выходу.

Сколько ж времени прошло? Макс спать не собирался. Поначалу задремал немного, но потом проснулся, когда отпускали тех троих, с которыми он приехал. Они в другой комнате были, и когда пошли на улицу, Макс просто сидел и смотрел, как они идут мимо. Снаружи, наверное, была уже глубокая ночь. И лица у всех были уставшие и пустые. Как будто бы тошнотный зеленовато-желтый свет висящих на потолке ламп высосал из них всю энергию.

Вован шел последним. Когда заметил Макса, тупо кивнул ему и поджал губы, мол, извини. Макс автоматически кивнул в ответ. Вован поплелся дальше, но потом чего-то замешкался и обернулся к Максу.

— Ты это, — голос у Вова сделался какой-то незнакомый и скрипучий, — ты прости, что так получилось. Да. Ты если что, проблемы будут, ты обращайся. Я всегда помогу, не вопрос.

И снова кивнул. Макс не ответил.

А вот теперь и за ним приехали. Вместе с Оганесовым Макс вышел на улицу. Там шел дождь. Мелкий противный дождь. Около двери, прикрытой бетонным козырьком, не капало, но по полу странным узором расползались черные водяные завитки. А внизу, там, где начинаются ступеньки, стояла под дождем мама. В руке у нее светился экран телефона.