Смертник из рода Валевских. Книга 9 (СИ) - Страница 44

Когда таймер мигнул в последний раз и исчез, я испытал непередаваемые чувства. Сердце бешено стучало и не желало успокаиваться. Тварь Хаоса ринулась в Калиманскую империю, а у меня было весьма слабое понимание того, как с ней бороться. Было ясно одно — любой нефизический способ не подходил. Магия во всём её многообразии против твари такого уровня не работала. Ни магические камни, ни тьма разломов. По-хорошему, тварь нужно выводить на огромный отряд арбалетчиков и позволить им залить её стальными болтами, вот только и в этом плане имелся изрядный изъян — чудище, которого коснулся Хаос, запросто может оказаться толстокожим гадом, пробить броню которого ни один из арбалетных болтов не сможет. Единственное, что имелось у меня против этого монстра — конструкции «Писательства». Я потихоньку начал разбираться с её основой. Даже мог создать стол, которого изначально не было в списке шаблонов. Вот только столом против монстра не повоюешь. Требовалось серьёзное оружие, но преобразование пространства, которым, по сути, и являлся навык «Писательства», помочь в этом мне пока никак не желало. В шаблонах ничего интересного или полезного я не находил, а все мои попытки создать условное копьё натыкались на требования к источнику. У меня в инвентаре не было ничего бесполезного, что я мог бы пустить на тесты. Разрушать же стальную клетку Кималь Саренто запретил — калиманцы должны думать, что являются хозяевами положения. В общем, все мои изыскания носили теоретических характер, не подтверждённые банальной практикой. Потому вся надежда была на Кималя Саренто и его пятидесятый уровень « Цепной молнии». Даже пятьдесят целых, сколько-то там сотых.

— Эрцгерцог Валевский, наконец-то я смог до вас добраться! — голос, наполненный небывалого счастья, послышался спустя двенадцать часов. В холодную каменную коробку, где находилась наша стальная клетка, спустился лично эмир Хаджи. Темнокожий толстяк излучал радость, словно ему, наконец-то, удалось совершить невозможное — продраться к нам сквозь все препоны Твердыни. Не будь я заранее подготовленным, запросто мог поверить столь яркому появлению. Эмоции, которые излучал эмир Хаджи, ощущались как искренние. Такому человеку запросто можно было довериться.

Словно по волшебству окружавшие нас стражники испарились, словно их никогда и не было. К клетке подскочил тот самый надсмотрщик, что с брезгливостью швырял каждый день нам помои, называемые едой, и открыл дверцы.

— Господа, прошу простить за недоразумение, — эмир Хаджи продолжил играть свою роль и вошёл к нам в клетку. — Возникло какое-то жуткое недопонимание. Вы появились из портала обращённых и у служителей Твердыни просто не было иного варианта, как признать вас тёмными. Что я только не делал, чтобы попасть сюда, но Твердыня была непоколебима. Раз вас считали тёмными, значит и относиться к вам стоило аналогично. Меня никогда раньше не привлекали к работе с тёмными, так что я даже не представлял, в каких условиях их содержат. Всё, что касалось вас, оказалось покрыто какой-то тайной и совершенно случайно я несколько часов назад узнал об этом. Тут же бросил всё и сразу озаботился тем, чтобы вытащить столь дорогих гостей из темницы. Дошёл до самого верховного епископа! Наконец я здесь и ваши страдания закончились. Осталось буквально несколько формальностей, и мы сможем покинуть это неподобающее вашему статусу место. У меня даже бумаги уже все с собой.

В клетку вбежал один из слуг эмира Хаджи и передал своему господину тонкую красную папку. Я безучастно смотрел на калиманца, даже не делая попытки взять протянутые мне бумаги. Меня здесь нет. Кималь Саренто пришёл мне на помощь:

— Эрцгерцог Валевский принял обет молчания, уважаемый эмир Хаджи. До встречи с Инквизитором он не будет ни разговаривать, ни писать, ни читать какие-то документы. Мой потерпевший поражение наставник готовится к смерти, так что всё мирское ему сейчас не важно. Если критерием нашего освобождения является подписание каких-то бумаг эрцгерцогом Валевским, боюсь вас расстроить. Мы побудем в этой клетке ещё какое-то время. Ровно до тех пор, пока Инквизитор лично не явится в Ольро.

— Какие бумаги, граф Саренто? — эмир Хаджи насколько шустро убрал бумаги обратно в папку, что стоило только подивиться его ловкости, что совершенно не читалась в столь огромном теле. — Конечно же вы выйдете из этого ужасного места. Мы уже со всем разобрались, все виновные наказаны и уверяю — впредь такого не повторится. Порой нужно быть гибким, вам так не кажется?

— Полностью поддерживаю, уважаемый эмир. Гибкость в нашем непростом мире — основа выживания. Именно поэтому нам приходилось пять дней питаться этой замечательно едой, чтобы не умереть от голода. Не желаете разделить с нами трапезу? У меня как раз осталось немного свежего деликатеса.

Кималь Саренто протянул в сторону эмира Хаджи ту самую тарелку, что ежедневно швырял в нашу сторону надсмотрщик. Напускное дружелюбие и радость одного из правителей Калиманской империи дала трещину. В нашей тюрьме и так пахло отвратительно, но от еды исходил настолько неприятный кисловатый запах испорченных продуктов, что не каждый человек сумел бы удержаться от брезгливости. Не сумел и эмир Хаджи — на его лице появилось искреннее отвращение. Кималь Саренто лишь усмехнулся, даже не думая останавливаться на достигнутом:

— Право, уважаемый эмир, вы же только что говорили о гибкости и её необходимости. Поверьте, это только на первый взгляд еда, которой нас кормили пять дней, выглядит отвратительно. На самом деле она ещё хуже. Но нам приходилось быть гибкими. Чтобы выжить и предстать перед судом Инквизитора, моему молчаливому наставнику пришлось это есть.

— Граф Саренто решил проявить бестактность? — улыбнулся эмир Хаджи, вернув себе привычное дружелюбие торговца. Перед нами вновь предстал добрый дядюшка. — Для чего вам такая откровенная ложь? Да, вам передавали еду, которую не жалко тёмным, но мы точно знаем, что у вас есть некие нематериальные и неотчуждаемые походные мешки с едой. Один Свет знает, что там ещё находится. Оружие? Какие-то ценности? Мне удалось убедить Твердыню не проводить полноценный обыск. Еда, которую вам передавали — скорее дань традиции, чем действительно попытка накормить вас помоями.

— Полагаю, разговаривать нам дальше бессмысленно, — на лицо Кималя Саренто наползла жуткая ухмылка. — В самом начале разговора уважаемый эмир Хаджи сказал о том, что он узнал о нашем незавидном положении буквально несколько часов назад, однако тут же оказалось, что именно он рекомендовал Твердыне не проводить полноценный досмотр и прекрасно был в курсе всего, что происходило с нами в столь замечательной клетке. Вы проигнорировали все сообщения моего великодушного наставника, решившего честно добиваться справедливости в Калиманской империи. Вы прекрасно были осведомлены о том, кем мы были посланы, но решили сыграть в свою игру, чтобы подсунуть нам несколько дополнительных соглашений. Вы сознательно обрекли эрцгерцога Валевского на смерть, прекрасно зная о том, насколько суровым может быть наказание за невыполнение поручений Инквизитора. И после этого уважаемый эмир Хаджи говорит о том, что мне пришлось проявить бестактность? Признаться, я слегка разочарован. Неужели столь детская провокация с едой смогла добиться цели, раз мудрейший эмир Хаджи не сумел удержать себя в руках и проболтался? Мы готовы предстать перед судом Твердыни, Калиманской империи, хоть самого Папы. В любом случае этот суд будет более гуманным, чем решение Инквизитора. Нам действительно больше не о чем говорить, уважаемый эмир. Наша участь уже решена.

— Двенадцать часов назад один из участков Стены был атакован тёмными тварями, — произнёс эмир Хаджи. Вся улыбчивость ушла в сторону. Перед нами предстал один из повелителей огромной империи. — Три часа спустя Стена была уничтожена. Не пройдена — именно разрушена. Твари ринулись дальше. По оценке наших генералов Волна может подойти к столице через двое суток.

— Ровно об этом мы предупреждали калиманцев пять дней назад. Эрцгерцог Валевский был послан в Калиманскую империю для того, чтобы не допустить разрушения Стены. Однако вместо того, чтобы нам помочь, вы решили спрятать нас в эту клетку. Но даже здесь каждый день мы пытались докричаться до разума, предупреждая о грядущем. Оно наступило, и не наша вина, что вы оказались к ней не готовы.