Смертеплаватели - Страница 68
И вообще, удавалась рискованная игра авторов Общего Дела. Никаких стен между людьми и цивилизациями… может быть, это и было одно из главных условий Апокатастасиса, «восстания в прославленном виде»?… Вертолёты, катера, автобусы или даже телеги — с одной стороны; гравиплатформы, авионы, вариаторы вероятности с другой… Транспорт, возивший туристов из прошлого в будущее и наоборот, сновал всё бойчее. Мастеровые поры Владимира Красное Солнышко, гонористые шляхтичи эпохи войн за веру или интеллигентные курсистки кануна Первой соцреволюции, — все они оказывались довольно гибкими и сообразительными людьми. Быстро привыкали к каретам без коней, к воздушным кораблям над головами и странно одетым иновременникам на улицах среди стеклянных дворцов. Нечего и говорить о киевлянах поздних веков: опыт телесериалов или витаклей помогал им даже без особого любопытства, добродушно-снисходительно встречать ладьи викингов на Днепре, ватаги средневековых ремесленников с хлебом в узелках, крестящихся от ужаса и восторга посреди залитого светом Крещатика, а то и гусарскую компанию, спьяну доскакавшую на конях до Центрального домограда…
Генка снова выпил залпом целый бокал, словно его сушило и жгло изнутри.
— Как вы думаете, они воскресят нас ещё раз, если мы тут наделаем шуму? Я бы проверил, насколько они терпеливые и добренькие… испытал бы на вшивость!
Снова всё та же «щука в море»… Пожалуй, это уже не упрямство, а мания, — полечить бы!.. Мне стало не по себе; невольно затянувшись ядрёной «Лигерос», я мучительно закашлялся, слёзы потекли по щекам. Что-то непростое, тёмное стояло за этим хлопаньем вина фужерами, за нервной суетливостью Генкиных движений, за его кривыми усмешечками и показным балагурством. Даже Кристина заметила и покосилась озадаченно; глубже залегли складки на переносице…
Впрочем, подруга наша тут же, с чисто женской потребностью сглаживать острые углы, сама разлила следующую бутылку и защебетала:
— Ну, ребята, цинь ба[80], — давайте за всё хорошее, что было в нашей жизни, и за то, что будет, и за забвение всего плохого! Надо уметь забывать, надо!..
Её живость показалась мне натужной.
— Ты знаешь, Алёшечка, мы с Геной недавно были в Лондоне, — между прочим, впервые: он так чудно отстраивается! Геночка хотел сначала побывать в эпохе Генриха Восьмого, но я отговорила: мрачно… А в город Диккенса — он ни в какую! В общем, сошлись на начале двадцатого века. Ну, знаешь: такие высокие машины на колёсах, вонючие… лошади, навоз на мостовой… Нашли там одно уличное кафе, где поменьше гари; сели, пьём пиво. И вдруг к нам подходит мужчина… ну, довольно старый уже, толстый, и с зонтиком — да, Гена? Хотя дождя и предвиделось…
Я пуще прежнего поперхнулся дымом, ощутив нечто вроде легкого приступа тошноты. Так вот откуда ноги растут у нынешних Балабутовых планов! Я уже точно знал, кто был мужчина с зонтиком, и лишь подивился расторопности «мага»…
Несколько сложнее, чем с туризмом и культпоходами, обстояло у нас дело с политической жизнью на стыках разных времён; но и тут пока обходилось без больших трагедий. Стала, например, беспокоить развёртка степной империи Чингиз-хана: жестокие «люди длинной воли», воспитанные железным каганом, пытались расширять свои владения, даже налетая на улусы собственных внуков и правнуков. Но младшие Чингизиды, стакнувшись с вождями более поздних времен, вплоть до казанских и крымских ханов, и заручившись поддержкой Руси, создали мощный рубеж совместной обороны. Тогда нойоны Чингиза повернули конницу вглубь прошлого и прошли уже довольно далеко… пока не встретили столь же многочисленных и беспощадных гуннов царя Аттилы. В конце концов, монголы поняли, что их удел — тихо жить на отведённых землях, где всегда свежа трава, чисты реки и привольно табунам. Да и весть о скором Страшном Суде все больше занимала умы: об этом кричали несторианские проповедники. Сам каган, ни в чём не знавший меры, говорят, подружился с монахами и избрал праведную жизнь…
Почти никто из правителей и военачальников, слава Абсолюту, не пытался помогать архаичным народам более совершенным оружием. Пронёсся слух лишь о некоем доброхоте из числа помощников Гарибальди, пославшем на барже по морю несколько тысяч винтовок воинам Спартака; но выстрелы не прозвучали в римской развёртке первого века до нашей эры, и храбрый фракиец не сел на трон в Вечном Городе. Оставалось только гадать, куда исчезла посылка…
Некоторое время для меня представляло загадку архаическое правосудие. Какова ныне его судьба? Поскольку добрые хозяева наши ничего воскрешённым не навязывали, — стало быть, работали в развёртках все старинные прелести: плети, дыбы, застенки и плахи на площадях… Разъяснила, конечно же, Виола. Никакого вмешательства в заплечно-пыточную практику, и вправду, быть не могло: у самих подданных должно было вырасти сознание до протеста против тирании. Кое-кто из координаторов предлагал — казнённых и замученных тут же воскрешать, чтобы деспоты с досады на своё бессилие поотрекались от власти, а народ воспрянул. Потом решали: не надо, воцарится прямой хаос. Жертвы палачей пока оставались невоскрешёнными, лишь Сфера запоминала квантовые схемы, — а международный, межцивилизационный обмен размывал себе устои деспотизма…
Нет, — откровенно наши наставники ни во что не вторгались. (Я всё вспоминал горчицу деда Годердзи…) Разве что на миг они выступили из тени в Киеве, вернее, в том звене длинной цепи перетекающих друг в друга Киевов, где стояли солдаты Гитлера. Немцев уж очень ненавидело население, даже Судный День не хотело разделить с «фрицами», и тевтоны свирепствовали в ответ… Однажды всех оккупантов собрали и отправили в тот слой, где слагалась развёртка Германии. Говорят, серо-зелёные колонны, маршируя, исчезали за некоей чертой, просто обращались в ничто; лишь звучали некоторое время, затихая, дружный топот и любимая
…— Интересный такой дядя! Как его, Ген, — Доули, да? Доули. Он нам много чего рассказывал в том кафе. Он и про тебя знает, Алёша, — вы с ним где-то виделись. — Я кивнул, не вдаваясь в подробности. Крис уверенно продолжала: — Этот Доули, — он, знаешь, просто помешан на двойниках. Убеждал нас, что каждого умершего человека надо воскрешать не один раз, а дважды; делать две одинаковых копии, только с разными знаками, как позитив и негатив. Мол, пусть двойники борются между собой, и победит тот, в котором — как он выразился — сильнее естество. В общем, кто ближе к природе…
— Осирис и Сетх, — сказал я; и Генка вдруг бросил на меня боковой испытующий взгляд, а Крис охотно закивала:
— Да, да, он вспоминал эти имена! И ещё он сказал, Алёша, что тебе не надо двойника; потому что твой двойник с обратным знаком уже живёт. И знаешь, кто это?…
— Хватит, — неожиданно зло и властно сказал Балабут, ладонью припечатывая столик. По тому, как вздрогнула и потупилась Крис, я понял, что их теперь объединяют, пожалуй, ещё более тесные отношения, чем 1300 лет назад. Но почти ничего не шевельнулось в душе: общаясь с Виолой и Аисой, я всё меньше понимал, отчего когда-то столь бешено любил и желал эту худосочную, самовлюблённую и склонную к сексуальному рабству особу. — Хватит об этом. Я вам лучше расскажу одну сказочку…
Ближе к концу его сказочки, которую мы слушали за третьей бутылкой «ркацители», я испытывал нечто вроде тихой, но почти лишающей сознания паники. Нет, наружно ничем не выдавал себя, — кивал, потягивал из фужера, — но при этом лихорадочно соображал, что делать дальше. То ли, пользуясь своими навыками динамики, тут же лишить Генку сознания, а уж потом выходить на связь с Виолой; то ли, не вмешиваясь, сразу известить хозяйку…
В последней трети ХХІ века никто уже не помышлял о ядерной войне, но и Атлантическое Содружество, и Евразийский Союз держали по некоторому арсеналу ракет с антивеществом. Зачем? Да хоть бы на случай приближения опасного космического тела; а ещё — для острастки иногда являвшихся крупных, с ядерным оружием, международных террористов… Для Генки вопросом нескольких дней было — раздобыть подробные схемы ракет, стоявших на боевом дежурстве в соответствующей части развёртки России; со всем мастерством «биопьютерного гения» вообразить и воссоздать… что? Да боеголовку же; вернее, её рабочую часть, размером с кирпич. Этого «кирпича» хватило бы, чтобы потопить Крым наподобие Атлантиды или сделать гладкую пустошь на месте Гималаев…