Смертеплаватели - Страница 67

И бензин вспыхнул…

— По-моему, это очень скучный мир, — сказал Балабут, пока мы все втроём провожали взглядами вертолёт.

Странная трескучая машина будто по невидимой мостовой выползла из-за правого крыла нашего домограда. Была она похожа на опрокинутый древний ветряк с крестом вертящихся крыльев наверху и летела неуклюже, скованно, ничем не напоминая привычные мне минилёты или авионы. На бортах вертолёта блестели ряды круглых окон. Должно быть, платная экскурсия в XXII век, затеянная каким-нибудь турагентством из Киева 1990-х или 2020-х годов…

От Виолы я знал, что Днепр теперь не уступает длиной величайшим рекам мира (нежданно воплотилась фантазия Фармера), и много раз повторены вдоль него киевские горы, и вытянут Тугорканов остров… Трудно осознать, что я сам начал, пустил в рост эту развёртку! Киевляне разных эпох вспоминают, а стало быть, и возвращают к жизни своих родных и близких; те — своих… Растёт, раскидывается не только вдоль Днепра, но и вширь живая сеть городов, сёл и местечек; уже и Десна, и Припять достигают размеров Нила или Конго, и каждое село возле них приобретает чудовищные размеры и невероятный вид: на одной околице дымят какие-нибудь черняховские курени, на другой высятся домограды… Спирально-слоистая Сфера позволяет любой размах; распускает лепестки от Земли-сердцевины давно предсказанная «роза мира»…

И отважные хозяева наши, начинатели Общего Дела, даже не думают ставить преграды между землями различных времён. Ведь история таких барьеров не знала, и любое новое поколение было, по сути, промежуточным, — швом, соединявшим прошлое с грядущим…

— Это оч-чень скучный мир, — повторил Балабут, туманно глядя вслед вертолёту, плывшему сквозь густой минилётный рой возле кубастой глыбины Центрального домограда. Словно и не лежала между нами и нашим минувшим пропасть в тринадцать веков, — сидели мы на просторном балконе жилблока Щусей, и плети багряного осеннего винограда сбегали из фарфоровых китайских ваз на широких перилах.

— Вроде бы всё здесь возможно, — но чувствуешь себя каким-то придавленным, обречённым! Нет, правда, у нас было больше каких-то уголков… щёлочек, что ли… где можно было отсидеться. Почувствовать себя независимым. А тут… делай, что хочешь, заказывай себе любые вещи, шляйся хоть по всей Галактике… но! Сидит вот здесь это «но»… — Он постучал согнутым пальцем себя по виску. — Сфера! Контроль не то, что над мыслями… не знаю… над самыми слабыми побуждениями! И если сочтут нужным, то вмешаются… причём так, что ты будешь уверен, что это ты сам изменил своё мнение, своё решение! Цин юань лян[78], — это не для меня!..

И Генка плеснул себе в бокал белого холодного «ркацители», и выпил залпом, не дожидаясь общего тоста.

— Но ведь это же неправда! — воскликнул я, останавливая у рта ложку с фисташковым мороженым. Не ведая того, Генка обидел Виолу. — Никто и никогда против твоей воли…

— Нет, ты знаешь, в этом что-то есть! — сказала Крис, и хорошо знакомая мне двойная складочка вдавилась у неё между бровями…

Это было уже шестое или седьмое наше свидание; первое, истомив меня жуткими перепадами чувств, случилось почти месяц назад, на исходе сентября, в моём деревянном доме на Тугоркановом острове, вслед за тем, как я долепил завершающие мелочи в облике моих жертв. Формируясь, витая перед глазами, чёртова троица и пугала отчаянно, и манила, и требовала себя воплотить…

Наконец, воскрешение состоялось! Белокурая стройная Крис в любимом мною нежно-розовом платье с вышитыми в кругах пионами; облитый чёрным, бледный, пасторски строгий Балабут; пятнистый трясущийся богомол в мандаринском халате и подштанниках, с запахом неопрятной старости, — Щусь-старший: все трое сгустились и зажили, задвигались посреди гостиной.

Само собой, в свободное время я то так, то этак воображал себе эту встречу. Молодые, конечно, не признают во мне виновника своих предсмертных кошмаров, — просто порадуются тому, что миновал гнетущий ужас, и самую свою былую смерть сочтут лишь бредовым видением; ко мне же потянутся, как к родному, искать объяснений внезапной, незнакомой обстановке. Но тут вмешается зловредная мумия; заскрипит, закаркает на своем неандертальском языке что-нибудь вроде того, что «эта падла нас замочила». И все окончится диким скандалом, возможно, даже с рукоприкладством. Окончится, теперь уж точно, навсегда: велика Сфера, можно никогда не видеться…

Виолу Вахтанговну я не пригласил. В то, что она сама вмешается и смягчит первую реакцию воскрешённых, я не верил, — хозяйка сама в поддавки не играла и, по возможности, не позволяла другим… Что-то во мне протестовало и против заранее принятых защитных мер, вроде энергобарьера, — совесть, а может, брезгливость. Оттого, глядя, как они наливаются плотностью, я просто сидел в своем кожаном кресле, курил сигару и ждал. Пусть события идут естественным путем.

Раньше всех обрёл способность воспринимать и мыслить неуемный Степан Денисович. Пошатываясь, глазёнками в кольцах морщин обвёл комнату… Чуткость почти бессонного гада или зверя из болотных чащ, утерянная более поздними поколениями.

— Ах ты ж, б…ь! — приветствовал Щусь-старший XXXV-е столетие, впрочем, адресуясь ко мне лично. — Так это ты нас усыпил, что ли, паскуда? А я думал, завалил на хрен… Смотри, и привёз ещё куда-то… Выкуп, что ли, брать будешь? А чем? Бабок-то сейчас нет?…

— Натурой, — невольно подыграл я старику — и тут же, не выдержав, захохотал столь громко и, надо полагать, заразительно, что и Крис, и Генка вступили в новый мир с дружным смехом. Спасибо старому богомолу, напряжение было заранее снято…

Теперь, во время очередной нашей встречи, пообвыкший в Сфере Фурсов развивал за бокалом свой тезис о том, сколь скучен сей совершенный мир.

— Чёрт побери, они ведь сами себя выдумали! Сделали из своей жизни сплошной витакль, заигрались — и поверили, что это они сами такие, а не их роли! Помните у Заратустры? «Бывают ещё и такие, что подобны часам с ежедневным заводом: они исправно выполняют свое «тик-так» и хотят, чтобы это «тик-так» почитали за добродетель»… Да! Тыщу лет внушали себе и друг другу: какие мы, мол, мирные, добрые, терпимые, справедливые… соревновались, — кто глубже загонит в себя матушку-природу. Загнали! Ангелы… Парад мертвецов! И нам вместе с ними жить вечно?! Сесе[79]! Не хочу…

— Да другие же они, Гена, послушай, — совсем другие! — пытался я урезонить Балабута. — У них настоящие страсти, богатая, яркая жизнь, — только без жестокости, без насилия друг над другом, без…

— «Без» чего-то — это уже значит, не яркая и не настоящая… Ну, ничего! Я этот морг ходячий… и летучий… ещё тряхну хорошенько!..

Тогда, в своём доме на Тугоркановом, обрадовавшись, что воскрешение проходит мирно и даже весело, я не поспешил с исповедью, а вначале открыл троице поразительный факт Общего Дела, собирания из межзвёздной пыли тел и душ всех ушедших. В конце концов, новая диковинная жизнь как бы перечёркивала для возвращенных их давнюю гибель, делала убийство малозначащим эпизодом, а меня — лишь условным злодеем… Дождавшись, когда, пожив в своих комнатах и малость приспособившись к динамике, они станут совсем беспечными, — я накрыл для троих добрый ужин с вином на веранде и, всё же внутренне дрожа, рассказал правду…

Крис восприняла жуткий мой рассказ с видимым удовольствием, — подняла светлые брови: «Неужели ты так меня любил?…» Генка не то обидел меня, не то похвалил, назвав мои преступные действия «что ни говори, мужскими»: значит, до сих пор ничего мужского он, подлец, от меня не ожидал… А Степан Денисович мудро подвёл итог, заявив, что теперь вообще «один хер, кто там убивал, кого убивали»… Воистину, не был создан мир Сферы для драк и сведения счётов!..