Смерть за смерть. Кара грозных богов - Страница 24

– Благодарствую! – отозвался тот и, повернувшись к Олегу, молвил: – Тяжёлое место, голодное. А ты, Одд, словно из железа…

– Так мне ж, напротив, словно бы силы прибывает. Не твоей ли? У одного брата вытягивает, а второму добавляет?

Проводник вперился в изумрудные очи вещего князя.

– Как почуял?! Я недоглядел, моему разумению то не открылось – а ты нутром… Точно ведь. Надобно передохнуть. Хоть и какой десяток шагов до вершины-то, а напрасно вдвоём идёте.

Гудмунд рухнул на колени, впрочем, успев бросить пред собою блеющий мешок. Дышал тяжело, пот ручьями струился по загорелому горбоносому лицу. Хоть и помладше Одда, и не так высок – стало быть и резв, а сил нет. Никаких.

Так и сидели втроём на склоне, взирая на багряный закат. Тут Мизгирь заговорил:

– У Словена Великого было пять сынов, Волхов – тот старший, за ним – Нимрод. Самый младший – Вандал. Когда ушёл Волхов, была лютая сеча меж сыновьями Словеновыми. Нимрод – тот, что первым в камне отстроил Алодь, правил Славией с умом, расчётливо. Но белозёрский князь Вандал хитростью сместил его, настроил против Нимрода вече. Тому и пришлось за моря дальние отплыть.

– Белозёрский, говоришь?! – хмыкнул Олег.

– Он самый.

– Повернулся Круг Земной, – прошептал Гудмунд, удерживая дарёный оберег в ладони.

– Повернулся, – согласился брат.

– Вот и разумею, как стал Волхов в курган ложиться, сотворил он заклятье сильное, чтобы впредь никакие братья его сна не тревожили. Как придут родичи на сию гору – вся сила одного на другого перекинется, – размышлял Мизгирь.

– Не станем древнего будить, от грёз отрывать, – выдохнул Олег. – Мы с тобою на самую вершину всё же ступим, но Гудмунду вниз, к отряду, должно вернуться. Я так решил. – С этими словами он играючи поднял мешок над землёй и легко забросил на спину.

– Своя ноша не тянет, – согласился Мизгирь. – Ещё старые люди верили, пока человеческая душа Волхова спит-почивает, иная – звериная – по земле бродит, за всем доглядывает и обо всём своему хозяину доносит. Потому знает он, даже скрытый в кургане, что творилось и что деется ныне. Лютым зверем по лесу бродит, коркодилом под водою идёт.

– Тогда, коли не шутишь, и нам хлопот меньше – лишний раз о житье-бытье докладывать… Он и сам про то ведает! – обрадовался Олег. – Эй, Гудмунд! Как солнце совсем скроется за виднокрай, подождёшь ещё немного и в рог труби. Мы на звук сойдём.

– Факела в обратный путь готовить или здесь остановимся, поблизости?

– Готовь. – И, обратившись к волхву, спросил: – Рысью по земле, коркодилом по воде… Не летает?

– Кто?

– Птицею, говорю, не парит князь усопший?

– В небо он мыслию достигает, – пояснил Мизгирь.

– Ну, тогда ему из поднебесья всё одно видней! – согласился Олег. – Вдруг какую хитрость подскажет.

– А сам-то что? Али не вещим тебя прозвали?

– Знать хочу, чтоб наверняка. Если сойдёмся в предвидении – целее буду сам и людей своих от беды оберегу. Чую вот. А хочу знать.

– Может, теперь ты расскажешь… Оба мне поведайте, как умирал отец? За что?! Почему? О, великие боги!

Олег поднял глаза, Силкисив сидела через стол, мощный, тёмный, из мореного дуба. В княжьих палатах всё добротно.

Нет, все слёзы выплакала.

Жена перевела настойчивый, молящий взгляд на Гудмунда. Он был третьим. Помладше Олега, но тоже с заметной сединой, горбоносый мурманин. Подвижный, живой, резкий, не в пример долговязому Олегу, но сейчас отмалчивался, предоставляя брату самое тяжкое – объяснение с дочерью почившего Рюрика.

– Помните, как мы встретились в тот самый первый раз? – вдруг продолжила Силкисив.

Конечно, никто из них не забыл и богатый пир, и охоту, на которой никем не узнанный стрелок показал удивительную меткость… Давно это было, словно с иными людьми, в другой стране, коей имя Вагрия. И правил в ней сын короля Табемысла, наречённый Рюриком, а северяне знали его как Херрауда.

Она, Силкисив, отдавая дань уважения не только скандинаву-мужу, но и дорогому её сердцу отцу, так и назвала первенца.

Мыслил ли он тогда, совсем ещё юный, но уже прославленный на многих берегах, что за мгновение до того, как златовласая дочка Рюрика окликнет его, всезнающие норны завяжут узелок на длинной прочной нити жизни Орвара Одда?!

– Тебя ведь так зовут?! – звонко, на всю залу спросила она, но услышали разве лишь сам Олег да хозяин Старграда. – Я угадала? Да?!

И встретившись взглядом с маленькой красавицей, совсем ещё ребёнком, но прознавшим всё наперёд, Олег почуял, понял, услышал – сама Фригг сучила из многих прядей ему эту новую, нежданную судьбу.

И молодой Гудмунд, и покойница сестра, Едвинда, глянувшаяся королю Херрауду в тот же вечер, и хмельной Сьёльв, вызвавший чужака-мурманина на состязание… и многие другие – все прошли пред очами вещего, как наваждение.

– Помню, – сказали братья разом. – Помним, – поправились оба в один голос.

Гудмунд усмехнулся. Олег ничем себя не выдал.

– Тогда знайте и примите, что я уже не та златоволосая девчушка! – воскликнула Силкисив. – И кто же ещё, кроме вас… Кто? Ведаю, чую, знаю. Не таите правды, какой бы горькой она ни оказалась!

И снова посмотрела на мужа. Олег тяжело поднялся. Сухощавый, сутуловатый. Шагнул к окну, притворил ставни. Обернулся.

– Дверь, – бросил он, тихо, но отрывисто.

Гудмунд вскочил в свой черёд и ударом ноги распахнул створы. То ли девка какая взвизгнула, то ли петли давно не смазывали.

Братья кинулись наружу. Частый топот не оставил никаких сомнений ни в даре Олега, ни в том, что и у стен есть уши.

– Что ни делается, то к лучшему, – вдруг молвил князь. – Надо было дверь и вовсе оставить открытой, так бы нас лучше слышали.

– Чего уж теперь? – хмыкнул Гудмунд, возвращая меч в ножны.

– Никогда не поздно исправить, – отозвался Олег. – Не затворяй!

С этими словами он вернулся к изумлённой жене, следом за ним и младший брат.

– Вот так весть о посольстве Розмича перестала быть тайной, – пояснил Олег для Силкисив.

– Почему вы не хотите мне рассказать по-человечески, как погиб мой отец?! – вспыхнула она. – Я имею на то право – знать!

– Конечно, – согласился Олег. – Сама о том просила, хотела этого. Изволь, дорогая… – И, обратившись к Гудмунду, промолвил: – А ты, брат мой, всё и так уже знаешь. Не откажи в просьбе, приведи мне Риону… А коли изыщет причины не делать этого немедля, сообщи, это я так хочу. Я так желаю и повелеваю ей явиться.

Гудмунд кивнул и вышел.

– И пусть Сьёльв пришлёт варягов, самых молчаливых, – добавил уже в спину и назвал имена.

– Хорошо, будь покоен! – отозвался Гудмунд.

– Это разве касается нас обеих?! – покраснела Силкисив.

День за днём восстанавливал он в памяти череду минувших событий, стараясь проникнуть в замыслы вышних Сил. Ничто в этом мире не случается просто так, всё имеет причину и следствие.

Олег возвратился мыслями в тот год, когда старый верный Валит, служивший ещё Гостомыслу, прислал тайнописную бересту: «Восстала вся Корела, и не будет дани Новгороду…» Сообщал он, что мутил народ некий колдун али чародей, и как приказал поймать того – не вышло. Заступились племенные вожди, словно бы сговор был промеж них. И хоть сам тот чародей как в воду канул, это лопь да корелу пуще прежнего взбудоражило.

Вспоминал, как сперва думали они с Рюриком, сумеют малой силой обойтись. Да рассудили после, что созывать надо со всей Славии на подмогу. Одною дружиной никак с восставшими не справиться – коли сильный отряд Валита перебили, навалившись со всех сторон, дело серьёзное и долгое.

Тридцать лет и три года минули с тех пор, как на острове в Кореле окончил дни свои Рюриков прадед Буривой, несчастливая земля – отняла она сына Выбора и у короля Гостомысла, правившего после. Остерегали волхвы и прежнего новгородского владыку, но Рюрик был непоколебим – раз и навсегда думал покорить беспокойного соседа.