Смерть в театре (сборник) - Страница 2

— Я думаю...— сказал инспектор, откидываясь назад,— я думаю, Эл, ты лучше нажми-ка посильнее.

— Это...— начал тихо Эллери, но тут же вынужден был с трудом глотнуть воздух.

— Пожалуй, похоже на то.

— Лесной пожар?

— Лесной пожар. Чувствуешь теперь?

Эллери нажал на акселератор. «Дьюзенберг» рванулся вперед. Инспектор — куда девалась его ворчливость — перегнулся через борт машины и включил мощную боковую фару, которая бросила сноп света на склон горы. Губы Эллери сжались. Оба молчали.

Несмотря на сравнительную высоту и прохладу горного вечера, странная жара наполняла воздух. Движущийся туман, сквозь который пробирался «дьюзенберг», был теперь желтоватым и густым, как вата. Это был дым. Дым от горящего дерева, паленой листвы и травы. Его едкие молекулы проникали внутрь, обжигали легкие, вызывая приступы кашля и жгучие слезы.

Слева, где лежала Долина, совсем ничего не было видно. Кругом темнота, как в море ночью.

Инспектор пошевелился.

— Лучше останови, сынок.

— Да,— кивнул Эллери,— я тоже об этом подумал.

«Дьюзенберг» остановился, тяжело дыша. Впереди них темными яростными волнами хлестал дым. А за ним — недалеко, на расстоянии примерно ста футов — показались маленькие оранжевые зубцы, постепенно вгрызавшиеся в дым. Внизу, по направлению к Долине, тоже появились маленькие зубцы, тысячи зубцов, а за ними и длинные языки пламени.

— Это прямо на нашей дороге,— сказал Эллери.— Пожалуй, лучше повернуть и ехать обратно.

— А ты здесь развернешься?

— Попытаюсь.

Это было нелегко. «Дьюзенберг», старая гоночная машина, которую Эллери купил несколько лет назад и переоборудовал для личного пользования, казалось, никогда не был таким длинноногим и неуклюжим. Эллери потел и ругался про себя, когда он, раскачивая вперед и назад машину, потихоньку, дюйм за дюймом, поворачивал ее на узкой дороге. Маленькая рука инспектора вцепилась в ветровое стекло, и концы его усов развевались на горячем ветру.

— Поторопись, сынок,— спокойно проговорил инспектор. Он снова взглянул на молчаливый темный склон Эрроу-Маунтина.— Я думаю...

— Да,— облегченно вздохнул Эллери, заканчивая последний этап разворота.

— Я думаю, пожар взбирается и по дороге позади нас.

— О Боже, отец! Не может быть!

Эллери яростно нажал на педаль. У него появилось желание рассмеяться, все было слишком глупо. Огненная ловушка... Инспектор сидел, нагнувшись вперед, напряженно и тихо, как мышка. Тогда Эллери вскрикнул и изо всей силы нажал каблуком на акселератор. Машина прыгнула вперед. Склон горы под ними пылал. Мантия была разрезана на тысячи кусков, и маленькие оранжевые зубцы и длинные оранжевые языки жадно и злобно лизали склоны горы, освещая это жуткое зрелище. Все внизу было охвачено пламенем. В тот момент, когда они кинулись назад по сумасшедшей дороге, они поняли, что случилось. Был поздний июль, один из самых жарких и сухих за многие годы. Кругом — почти девственный лес, густой ковер деревьев и кустарников, иссушенных солнцем. Он так и манил к себе пламя. Небрежно потушенный костер какого-нибудь туриста, забытая сигарета, а может быть, просто две сухие ветки, которые терлись друг о друга, могли вызвать пожар.

«Дьюзенберг» замедлил ход, поколебался, опять рванул вперед и остановился, завизжав тормозами.

— Мы попались,— закричал Эллери, приподнявшись за рулем.— Огонь и впереди, и сзади.— Затем, опустившись на сиденье, он достал сигарету и рассмеялся тихим, неестественным смехом.— Смешно, не правда ли, инспектор? Средневековое испытание огнем. Какие же грехи совершил ты, отец?

— Не валяй дурака,— строго сказал инспектор. Он приподнялся, быстро осматриваясь по сторонам. Нижние края дороги пожирало пламя.

— И самое ужасное,— сказал Эллери, затягиваясь сигаретой,— то, что именно я затащил тебя сюда. Кажется, это будет моей последней глупостью... Нет, не стоит озираться по сторонам, отец. Никакого выхода нет, разве только кинуться вниз прямо в пекло. Дорога узкая, а пожар уже покусывает кустарники и деревья позади. Видимость плохая, дорога извивается и крутится. Причем шансы равны: если нас не настигнет огонь, мы слетим с дороги, как ракета.

Инспектор молча смотрел по сторонам.

— Все это чертовски мелодраматично,— продолжал Эллери, с усилием поглядывая на Долину.— Совсем не в моем вкусе так умирать. Это какое-то шарлатанство.

Он закашлялся и с гримасой отбросил сигарету.

— Ну, что же мы решим? Останемся здесь и поджаримся? Или попробуем вскарабкаться на склон над нами? Только быстро, потому что наш хозяин нетерпелив.

— Возьми себя в руки,— сказал инспектор.— Взобраться в лес мы всегда успеем. Продолжай ехать.

— Слушаюсь, сэр,— пробормотал Эллери. У него вдруг защипало глаза, но не дым был тому причиной.

«Дьюзенберг» двинулся.

— Действительно, нет никакого смысла разглядывать дорогу. Выхода нет. Никаких боковых дорог нет. Отец, не вставай больше, завяжи платком рот и нос.

— А я тебе говорю, чтобы ты двигался,— взволнованно закричал старый джентльмен. Его глаза покраснели и слезились.

«Дьюзенберг» продвигался вперед, как пьяный. Свет трех мощных фар помогал только яснее видеть желтобелые змеи дыма, свивающегося кольцами вокруг машины. Эллери вел машину скорее инстинктом, чем разумом. Он пытался вспомнить все повороты этой сумасшедшей дороги.

— Здесь должен быть зигзаг.

Они непрерывно кашляли. Глаза Эллери, хотя и защищенные очками, начали слезиться. Появился новый неприятный запах — жженой резины. Шины...

Одежда покрылась носящимся в воздухе пеплом.

Откуда-то издалека, снизу, перекрывая треск и шум вокруг них, послышался слабый, настойчивый вой сирены.

«Сигнал тревоги,— подумал мрачно Эллери.— Из Эскуэвы. Они увидели пожар и начали собирать народ. Скоро тут будет масса маленьких человечков с ведрами и другими сосудами и самодельными орудиями борьбы с огнем. Все они ворвутся в горящий лес. Эти люди привыкли бороться с пожарами. Конечно, они его победят — или сами, или ниспосланный богами дождь погасит пожар. Но одно несомненно,— продолжал размышлять Эллери, вглядываясь в дым и спазматически кашляя,— два джентльмена по имени Квин найдут свою судьбу на опаленной дороге вдоль одинокой горы, за много миль от Центральной улицы Нью-Йорка и Верхнего Бродвея. И никто не увидит, как они уйдут из этого мира, который внезапно стал для них таким милым и дорогим».

— Там! — вдруг завизжал инспектор, подпрыгивая.— Там, Эл, я знал это, я знал это! — И он затанцевал на сиденье, указывая налево. В его голосе звучала дикая смесь слез, облегчения и удовлетворения.— Мне казалось, что я заметил где-то тут боковую дорогу. Останови машину.

С дико бьющимся сердцем Эллери нажал на тормоза. Сквозь разрыв в дыму виднелась черная дыра. Это была, очевидно, дорога, ведущая вверх по крутой и почти непроходимой части леса, который покрывал грудь Эрроу-Маунтина, как гигантская шерсть. Эллери изо всех сил крутил руль. «Дьюзенберг» двинулся назад, взвизгнул, а затем с ревом рванулся вперед.

На второй скорости он буквально вгрызся в затвердевшую проселочную дорогу, идущую под опасным углом к главному шоссе. Мотор выл и пел, а машина ползла вверх. Взбираясь, она теряла скорость. Теперь дорога начала взвиваться. Вот еще поворот, и, наконец, ветерок донес до них сладкий, душистый запах сосен, свежий прохладный воздух. Казалось невероятным, что всего двадцать секунд назад они оставили позади себя пожар, дым, свою судьбу, а может быть, и смерть...

Их окружила абсолютная темнота. Небо было черное, деревья черные, дорога черная. Воздух, как целительный бальзам, омывал божественной прохладой их измученные легкие и глотки. Они даже слегка опьянели от этого воздуха, жадно глотая его, вдыхая изо всех сил, так что легкие готовы были разорваться от обилия кислорода.

Потом их обуял смех.

— Боже,— смеялся Эллери, останавливая машину.— Это все слишком фантастично!