Смерть в лесу - Страница 3

Старуха скончалась тихо и спокойно. Когда она перестала дышать и когда одна из собак Грайдаов подошла к ней вплотную и увидела, что она мертва, все собаки перестали носиться по прогалине.

Они собрались вокруг старухи.

Ну вот, она мертва. Она кормила граймзовоких собак, когда была жива, как же теперь?

На спине у нее висел мешок, мешок из-под зерна, в котором лежали солонина, подаренная ей мясником, печенка, мясо для собак и кости. Мясник, внезапно охваченный состраданием, доверху наполнил мешок. Для старухи это была богатая добыча.

Теперь это была богатая добыча для собак.

Одна из граймзовских собак внезапно отделилась от остальных и начала теребить мешок на спине у старухи. Если бы собаки были волками, эта, несомненно, была бы вожаком стаи. Прочие последовали ее примеру.

Все они вцепились зубами в мешок, который старуха укрепила веревкой на спине.

Они выволокли труп на середину прогалины. Истлевшее платье мгновенно сползло с плеч старухи. Когда ее нашли два-три дня спустя, оказалось, что платье с нее начисто сорвано по пояс, но тела собаки не тронули. Они вытащили мясо из мешка, и все тут. Когда труп нашли, он окоченел, и плечи были так узки, а тело так хрупко, что в смерти оно казалось телом прелестной девушки.

В дни моего детства в городках Среднего Запада, на пригородных фермах, случались такие истории. Какой-то охотник за кроликами набрел на тело старухи и не тронул его. Неизвестно что — то ли вытоптанный кругообразный след на маленькой, занесенной снегом прогалине, то ли безмолвие природы, то ли вид места, где собаки теребили тело, стараясь стянуть с него мешок либо разодрать его, — неизвестно, что именно смутило охотника, но он поспешил в город.

Я находился на главной улице с одним из моих братьев, газетчиком, разносившим вечерний выпуск по лавкам. Уже спускалась ночь.

Охотник зашел в бакалейную лавку и рассказал о том, что видел. Потом он пошел в скобяную лавку и в аптекарский магазин. На тротуарах начали собираться люди. Они двинулись по шоссейной дороге в лес.

Моему брату надо было возвращаться к своим обязанностям газетчика, но он забыл о них. Все направились в лес. Среди других шел владелец похоронного бюро, шел шериф. Несколько человек сели в повозку и поехали к тому месту, где тропинка ответвлялась от шоссе и уходила в лес, однако лошади были плохо подкованы и спотыкались на скользкой дороге. Мы шли пешком, но повозка не опередила нас.

Шериф был грузный мужчина, с ногой, изувеченной на Гражданской войне. Он торопливо ковылял по дороге, опираясь на толстую палку. Мы с братом следовали за ним, и по пути к нам присоединилось еще несколько мужчин и мальчиков.

Пока мы добрались до того места, где старуха свернула с шоссе, стемнело, но уже взошла луна. Шериф допускал, что тут могло быть убийство, и задавал охотнику разные вопросы. Тот шел с нами в сопровождении собаки, закинув за плечи ружье. Не часто случается охотнику за кроликами стать предметом общего внимания. Он всячески старался использовать свое положение и вместе с шерифом возглавлял шествие.

— Ран я не заметил, — сказал охотник. — Это была красивая молодая девушка. Она лежала, зарывшись лицом в снег. Нет, кто она, я не знаю.

Как выяснилось, охотник и не подходил близко к телу. Ему было страшно. А что, если ее убили, и вдруг кто-нибудь выскочит из-за дерева и его тоже убьет! В лесу под вечер, когда деревья совершенно голы, а земля покрыта белым снегом, когда все кругом молчит, какая-то жуть вползает в душу и сковывает тело. А если к тому же поблизости случилось что-то странное и подозрительное, думаешь только об одной — как бы скорей унести ноги.

Толпа — мужчины и. мальчики — добралась до того места, где старуха пересекла поле, вслед за шерифом и охотником поднялась по пологому склону и вступила в лес.

Мы с братом молчали. В его сумке, перекинутой через плечо, лежала пачка газет. Вернувшись в город, он должен был еще до ужина разнести их по адресам. Если я помогу ему, — а он, видимо, этого хотел, — мы оба опоздаем. Матери или старшей сестре придется разогревать нам ужин.

Ну что ж, зато у нас будет о чем рассказать. Нечасто выпадает мальчишкам такое счастье. Как это здорово вышло, что мы заглянули в бакалейную лавку как раз тогда, когда туда зашел охотник! Он был не из наших мест; мы его никогда раньше не встречали.

Наконец толпа подошла к прогалине. В зимние ночи. темнеет очень быстро, но полная луна озаряла все ярким светом. Мы с братом остановились невдалеке от дерева, под которым умерла старуха.

И вот она лежала перед нами в лунном свете, совсем непохожая на старуху, застывшая и тихая. Кто-то перевернул ее на спину, и я увидел все. Я содрогнулся всем телом от какого-то странного, таинственного чувства, мой брат — тоже. А может быть, это было от холода.

Мы никогда еще не видели женского тела. Возможно, что из-за снега, облепившего замерзшую плоть, она казалась такой белой и прекрасной, такой мраморной. В толпе, пришедшей из города, совсем не было женщин; но один из мужчин, кузнец, житель нашего городка, скинул с себя куртку и прикрыл ею тело. Потом он поднял мертвую женщину и понес в город; все молча пошли за ним. Тогда никто еще не знал, кто она такая.

Я видел все, видел похожий на уменьшенную беговую дорожку круг в снегу, протоптанный собаками, видел недоуменные лица мужчин, видел белые, голые девственные плечи, слышал, как люди шепотом обменивались замечаниями.

Мужчины были озадачены. Они отнесли тело в похоронное бюро; кузнец, окопник, шериф и еще несколько человек вошли и заперли за собой дверь. Если бы тут был наш отец, он, пожалуй, проник бы туда, но нам, мальчикам, никак нельзя было.

Мы с братом разнесли остаток газет, а когда пришли домой, всю историю рассказал брат.

Я не произнес ни слова и рано лег спать. Может быть, потому, что он, по-моему, не так все рассказал.

Позже я, должно быть, слышал в городе еще какие-нибудь подробности о старухе. На следующий день ее опознали, и началось следствие.

Где-то разыскали ее мужа и сына и доставили их в город. Вину за смерть старухи пытались взвалить на них, но из этого ничего не вышло. Они полностью доказали свою непричастность.

Тем не менее весь город был настроен против них. Им пришлось уехать. Куда они делись, я и по сей день, не знаю.

Я помню только эту картину в лесу — толпу, голое девическое тело, опрокинутое лицом в снег, следы от беготни собак и ясное холодное, зимнее небо вверху. По небу плыла белые клочья облаков. Они проносились над маленьким открытым пространством между деревьями.

Я сам не заметил, как из этой сцены в лесу со временем возникла та повесть, которую я ныне пытаюсь рассказать. Все мелкие черточки, как видите, пришлось подбирать исподволь, значительно позже.

На моих главах случалось разное. В дни молодости я работал на ферме у одного немца. Тамошняя служанка боялась хозяина. Жена фермера ненавидела ее.

Я многого там насмотрелся. Позже я попал в довольно жуткую историю с собаками — в лесу, в Иллинойсе, ясной, лунной зимней ночью. Еще в школьные годы я как-то летом отправился с товарищем вдоль ручья за несколько миль ют города и отыскал дом, где жила старуха. С тех пор, как она умерла, никто там не жил. Двери были сорваны с петель, оконные стекла разбиты. Мы с товарищем стояли на дороге, и вдруг из-за дома выскочили две собаки просто две бродячие дворняги. Собаки были огромные, тощие, они подбежали к забору и уставились с той, стороны на нас.

Все это вместе — история старухи и ее смерть — стало для меня, когда я вырос, словно музыкой, доносящейся издалека. Мне пришлось медленно подбирать ноту за нотой. Необходимо было что-то осмыслить.

Умершая женщина была из тех, что обречены питать собою чужую жизнь. Собственно говоря, она всю жизнь ничем иным и не занималась. Она питала собою чужую жизнь еще до того как родилась, ребенком, девушкой, батрачившей у немца на ферме, замужней женщиной, старухой, и после того, как она умерла. Она поддерживала жизнь в коровах, в курах, в свиньях, в лошадях, в собаках, в мужчинах. Ее дочь умерла в раннем детстве, с сыном у нее не было человеческих отношений. В ту ночь, когда она умерла, спеша домой, она несла на себе питание для чужих жизней.