Смерть в Галерее - Страница 34

— Молли узнала это от полицейского, который стоит у черного хода, — сказала она. — Они узнали его адрес, поехали за ним и привезли в участок. Галерея просто забита посетителями, — добавила она не без грусти. — Бедный мистер Дэвид! Вы в это не верите, правда?

Последний вопрос был умоляющим, провоцирующим на откровенность, но неожиданно показался Фрэнсис очень смешным. Ей внезапно пришло в голову, что Дэвид тоже бы, наверное, расхохотался, и его образ, услужливо нарисованный воображением, моментально привел ее в чувство.

— Нет, не верю, — резко и убежденно сказала она. Это прозвучало так властно, что почти испортило миссис Сандерсон все удовольствие.

— Он в полицейском участке, — настаивала экономка, давая понять, что ее скорее порадовала бы обеспокоенность хозяйки, чем такой оптимизм. — Теперь, конечно, всем все понятно. Мистер Лукар высказал свои подозрения. И убийца просто должен был нанести еще один удар. И все-таки, никогда нельзя предвидеть всего этого заранее. Это так ужасно. Он был таким милым человеком. Я бы никогда не поверила, что он на такое способен. Чужая душа — потемки. Теперь вам нужно уйти и хорошенько выплакаться. В холле сейчас никого из слуг нет. Вас никто не побеспокоит. Я принесу вам горячего молока с медом.

— Нет, я должна вернуться к Филлиде, — сказала Фрэнсис, все больше и больше чувствуя себя кошкой на раскаленной крыше, все еще борясь с идиотским желанием последовать совету миссис Сандерсон.

— Моя мужественная девочка! — На глазах экономки блеснули настоящие слезы. Фрэнсис удалилась.

Человек в штатском покинул свой пост, но она только потом поняла, что он стоял под внутренней дверью и подслушивал откровения экономки. В тот момент ей были совершенно ясны только две веши. Во-первых, нельзя сейчас об этом думать. Во-вторых. Дэвид арестован? Доказано, что он виновен? Доказано, что Дэвид убил Роберта, а потом Лукара? Это абсурд, совершенно невозможно, совершенно не похоже на правду, совершенно не похоже на него самого. Полное безумие.

Безумие? Слово молнией обожгло ее сознание, осветило потайные уголки ее памяти ярким неестественным светом. Для большинства людей безумие — пугающая тайна. Безумный человек кажется каким-то оборотнем. В цивилизованном мире самые фантастические предположения обыватель связывает с безумием. Фрэнсис, конечно, не была психиатром и, к тому же, была воспитана в той же обывательской шаблонной вере. Улыбающийся психопат, с мягкими манерами, сверхчеловеческой силой и жестокостью, одержимый манией убийства, был для нее полнейшей реальностью.

Безумие. Слово, как ключик, открывало тысячу тропинок. Закрытые двери сознания были теперь широко распахнуты, а за ними открывались далекие темные безобразные картины. Если будет доказано, что такой близкий и знакомый человек безумен, то чему же в этой жизни можно еще удивляться?

Она подошла к лестнице и остановилась, стараясь взять себя в руки. И вдруг где-то позади, в коридоре за углом, где-то очень близко, чуть слышно закрылась дверь зеленой гостиной.

Она прислушалась. В коридоре было темно, но тот, кто там стоял, и не подумал включать свет. Она слышала шаги по каменным плитам, уверенные, но очень осторожные. Прошло всего несколько секунд. Шаги приближались. Они звучали все ближе и ближе.

Она резко повернулась, и изумление подавило все другие чувства и эмоции.

Это была Габриель. Она шла совершенно одна и выглядела неожиданно уверенной и сильной в красивом вышитом халате с капюшоном, немного похожем на театральный костюм. Халат был серым, скрывал всю ее фигуру и придавал ей странный, загадочный вид. Она увидела Фрэнсис и остановилась, ее черные глаза смотрели немного виновато.

— Какой прекрасный дом, и здесь очень тепло, — заметила она.

— О, дорогая, ты не должна была, — начала девушка в отчаянной попытке скрыть свое истинное состояние. — Ты не должна была одна спускаться вниз.

— Мое дорогое дитя, — сердито ответила миссис Айвори. — Может быть, я и стара, но, хочется верить, еще не в могиле. — Она подошла твердой, уверенной походкой. Ее маленькая фигурка излучала огромную внутреннюю силу. Подъем ее все-таки утомил, и она оперлась на руку внучки. Фрэнсис почувствовала, что она немного дрожит.

— Бабушка, ты себя убьешь, — беспомощно сказала она. — Что ты там делала? Разве я Не могла бы туда сбегать?

Миссис Айвори остановилась на ступеньках. Ей было трудно дышать, и она немного дрожала, но ее глаза просто пылали от ярости.

— Нет, ты не могла, — сказала она. — Ты милое дитя. В тебе сила и ум моей молодости, но ты не можешь смотреть и видеть вместо меня. Никто не может смотреть моими глазами. Никто не может за меня думать. О, Фрэнсис, если бы мне еще твое тело, я бы им всем показала!

В ее последнем замечании не было ничего эксцентричного. Габриель сказала сущую правду.

— Мадам!

Доротея стояла наверху и расширенными от страха глазами смотрела на Габриель.

— Мадам, — повторила она. Целое море невысказанных упреков звучало в ее голосе. — О, мадам!

Она спустилась на пару ступенек, и Габриель отпустила руку Фрэнсис, ухватившись за руку Доротеи.

— Все в порядке, — сказала она и засмеялась. — Все в порядке, Доротея. Никаких разговоров. Никаких обвинений. Отведи меня в мою комнату.

Доротея сделала все, что было приказано. Она наклонила широкую спину, опустила голову и подхватила на руки свою хозяйку, которая с удовольствием ей подчинилась. Габриель была крошечной. Она, как ребенок, обвила одной рукой шею Доротеи, и ее голова в вышитом капюшоне слегка покачивалась в такт шагам.

— Пойдите к доктору, мисс, пока я уложу мадам, — сказала Доротея, слегка обернувшись. — Он там совсем один. Бедняжка, он, наверное, думает, что попал в сумасшедший дом.

— Бедняжка, — передразнила ее Габриель и обронила короткий смешок, который был все еще ехидным и очень женственным.

Доротея унесла свою драгоценную ношу, а Фрэнсис поспешила через холл в комнату Филлиды. Доктор стоял перед дверью и разговаривал с Годолфином. Как только она подошла, они резко прервали разговор, и Годолфин энергично кивнул.

— Я все понял, — сказал он. — Я пойду и кого-нибудь найду. О, мой дорогой, не извиняйтесь. Я с вами согласен. Это совершенно необходимо и разумно. Все в порядке, предоставьте это мне.

Он, прихрамывая, ушел прочь, гордясь собственной полезностью.

— Вы нашли сиделку? — волнуясь, спросила Фрэнсис.

— Да, нашел, — сказал доктор с улыбкой. — Две прекрасные женщины уже едут сюда. Я даже подумал, не поехать ли мне самому за ними.

— Это так мило с вашей стороны.

— Что вы, что вы, — немного смущенно ответил он. — Мне нужно будет переговорить с ними наедине, и я подумал, что лучше было бы это сделать в машине. И, кстати, я… мне нужно их немного успокоить и сохранить хорошие отношения с агентством. Поэтому лучше было бы попросить этих людей в штатском, которые бродят по всему дому, отойти от этой двери. Тогда бы сиделки не подумали, что они в опас… тогда им не о чем было бы волноваться.

Он, волнуясь, смотрел на нее, и она поняла, какой он, в сущности, прекрасный человек.

— Это только меры сверхпредосторожности, — сказал он. — Обычный жест любезности по отношению к агентству.

— Вы хотите сказать, что им не стоит опасаться нападения извне? — пробормотала она.

— Им вообще нечего опасаться, моя дорогая, — сказал он. — Мистер Годолфин любезно предложил все это устроить. Он оказался очень полезным. Это тот самый Годолфин? А что он здесь делает?

Фрэнсис овладело дикое искушение сказать: «Он настоящий муж Филлиды» и посмотреть, что будет потом. Но она взяла себя в руки и осторожно ответила:

— Годолфин нам не родственник, но очень старый друг. Когда он вернулся, увидел, что с нами всеми происходит, и узнал, что папу задержали на карантин, то любезно предложил остаться и как-то нам помочь.

— Понимаю, — доктор был удовлетворен. — Какой замечательный человек, — сказал он, но она заметила, что его взгляд стал задумчивым, когда он посмотрел на дверь Филлиды. И Фрэнсис напряженно думала, что же могло сорваться с языка Филлиды в этом лихорадочном страшном бреду.